Работа 1

Андрей наконец-то добился того, чтобы съехали квартиранты с его квартиры.
Он зашел в комнату, кругом чисто, ну хоть аккуратные попались,  на полу одиноко лежал тетрадный листок, видно обронили. Андрей поднял свёрнутый вдвое листок - письмо, не удержался, заглянул, начало отсутствовало и, пробежав пару строк глазами, уже не мог оторваться:
" я семь партий гостей нынче приняла! Как будто все сговорились у нас побывать, Турцию на Алтае отыскали! Вот подкатили Вовкины  друзья. Погуляли славненько, Оля с Ниной наклюкались пивишком, Толик за рулём не пил, да и пьет он очень редко, ему хватает три бокала чтобы "в ригу" поехать. Ну, а остальные уже заядлые выпивохи, не так -то просто споить. К вечеру уехали, а на утро кумовья заявились с внучком на три дня.
Развлекали, кормили, поили. Я на кухне отдувалась во всю и за бабку Галю, она терпеть не может готовить, не любитель, а внуку хочется вкусненького. Вот я и баловала его всякими вкусняшками. Галя ржёт "лучше три раза на расстрел, чем один раз блинов напечь!" А я все дни всем пекла блинчики, ну и всякую вкуснотень. Интеерсно, сколько раз бы куму  на расстрел водили?  Галя удивлялась аппетиту своего внука, мол, дома совсем не ест. Я балдела -  "не готовите, вот и не ест".
Тут только проводили опять друзья приехали! Снова барана в расход, шашлык, плов, бешбармак и так неделю отплясала на кухне. Народ весь пожрать любит, трескают все, молодцы, не привередливые. В обед ездили на озеро купаться. Варили уху на костре, для них это романтика! А меня комары зае-ли! Ну, не романтичная я баба.
Хотела деду своему обои поклеить, так куда там, я его домой к себе взяла, а ремонтом заниматься некогда, а тут внук Галин был, ещё то чадо! Дед спит, он подойдет к нему: "ку-ку дедя-я, козео сталя" (козёл старый). Со стыда можно сгореть, я, что ли его учу! Ага, ржешь! А мне каково было! Дед быстро сбежал домой и подальше от нас всех.
А тут день рождение у мужа, захотелось выпендриться, заняла деньжат, ну, надо было нос утереть соседке, а то она коза ещё та, вечно меня поучает. Стол накрыла, мама не горюй! Утро помню смутно, еле отошла, мужики ещё пили, а мы уже чайком "отходили". А после мужики наши в бане подрались, Марья прибежала в дом и кричит: "Зоя, вырушай, он же у меня, как медведь, завалит и мощит!" Они так разговаривают - листощки, лепестощки, щё, вместо "ч" говорят "щ". Я уссыкаюсь!
А, да, мы в баню, а мужики наши уже в обнимку сидят, голяком с пивом, друзья мать их, ещё и на нас оторвались, вот и узнали мы с Марьей, кто мы, откуда и куда нам идти.
Вернулась на кухню, в свой ад, или рай? А из радио песня полилась:
«Ах, белый теплоход, гудка тревожный бас,
Крик чаек за кормой, сиянье синих глаз,
Ах, белый теплоход, бегущая вода,
Уносишь ты меня, скажи, куда?»
Всю молодость вспомнила, прослезилась даже. Эх, были же времена денёчки!»

На этом письмо оборвалось.
- Живут же люди!
Андрей усмехнувшись, смял листок.
А "Белый пароход" остался звучать у него в голове, прокручивая куплет бесконечно.

Работа 2

Потеплело. Сошел с реки лед, зазеленели газоны, вернулись на деревья птицы. Дни стояли пригожие, и только ночью все еще чудились отголоски зимы, хрустели ледяными корочками на лужицах да замерзали на окнах причудливыми узорами. А потом исчезли и они, вместе с лужицами.  По вечерам улицы стали заполнять всякого рода творческие люди, желающие подзаработать своим искусством. В основном это были музыканты, но попадались и странные мастера не менее странных жанров - декламаторы, танцоры и даже фокусники. Обычно самый наплыв уличных попрошаек приходился на вторую половину дня и длился до позднего вечера, часов до десяти. После оставались самые стойкие и необычные, остальные заканчивали работать.
И вот, когда вечер уже плавно перетекал в ночь, по набережной раздались шаги. Одинокий баянист, в теплом тулупе и треухом перед собой, внезапно проснулся и оторвал заспанное лицо от аккордеона. Сперва он непонимающе огляделся вокруг, а потом прищурился на приближающуюся парочку. Фонари в Москве работали хорошо, и разглядеть гуляющих не представляло труда. Справа шел молодой мужчина в длинном кремовом плаще нараспашку. Под плащом отливал таинственной искрой темно-серый костюм от Хьюго Босс. Принадлежность к правительственному департаменту подтверждал синий галстук, который хоть и был распущен, но все же опоясывал ворот белоснежной сорочки.
Баянист хмыкнул - такие молодчики, если и встречаешь их, никогда не подадут, и перевел взгляд на спутницу молодого человека. И тут его сердце сжали ледяные пальцы дурного предчувствия. Спутница молодого человека носила темные очки, несмотря на поздний час. Рыжий свет фонарей блестел на её черном кожаном плаще, руки защищали перчатки, а в них девушка сжимала длинный зонт с опасным шпилем и ручкой в виде головы черного пуделя.
- Пойду-ка я... - пробормотал музыкант и начал было собираться, как вдруг шаги затихли и всю набережную придавила какая-то неестественная тишина.
"Не успел", - мелькнула мысль у баяниста, и точно. Парочка уже стояла над ним. Раздался щелчок и в треух кувыркаясь полетела монета.
"Золотая!", - не поверил глазам музыкант.
- Таллер для маэстро, - произнесла девушка, оставаясь неподвижной, словно статуя.
- С...спас... - начал было музыкант, но молодой человек свободной рукой сделал предупреждающий жест, от чего баянист покрылся холодным потом, но все же поправился и сказал:
- благодарю. Что угодно госпоже?
Это позабавило девушку-статую, она усмехнулась и воткнула острый шпиль зонта в асфальт, около лакированного сапожка на высокой тонкой шпильке.
- Мы ведь знакомы? - негромко спросила она.
- Стефан я, - просипел баянист, - знакомы, госпожа, но заочно. Имел наслаждение не раз видеть издалека.
- Ну, а теперь, дружок, пришло время свидеться близко, -улыбка пропала с лица говорившей, она снова стала статуей, - не надо это оценивать, это не хорошо и не плохо. Во всяком случае - пока.
- Вы можете сыграть что-нибудь французское, романтическое? - вдруг спросил молодой человек. - Мы как раз спорили о том, что живая музыка потому и жива, что в нее вложена часть души. А в электронной записи души уже нет.
- Сыграть... - Стефан покосился на аккордеон и отстегнул стяжку. - Сыграть, молодые господа, не штука. Тем более за золотой!
Он лихо пробежался пальцами по клавишам, растягивая меха.... и вдруг остановился.
- Начало было впечатляющее, - заметила Шельма, - но есть препятствие?   
- Есть, - шевельнул побледневшими губами Стефан, - я забыл, как это играется...
- Нет ничего проще, - улыбка снова тронула каменное лицо Шельмы, она оставила зонт торчать в асфальте и шагнула к музыканту, становясь рядом.  Тот поднял голову, бросая беспомощный взгляд. Шельма подняла руки перед собой и в зажатых кулаках блеснула металлом пара молоточков. Бесовка без вступления опустила молотки перед собой, и невидимый металлофон отозвался звонким лязгом. Шельма продолжала методично двигать руками, и мелодия - ритмичная, звонкая и, одновременно, отталкивающая, наполнила набережную.
- Самая простая французская песенка, звучавшая на весь Монмартр, - сообщила Шелл, закончив. - Но в моем исполнении, разумеется, есть изъян - оно механическое, без души. А нам хотелось бы услышать...
- Простите, я не могу, - сокрушенно покачал головой Стефан.
Раздался еще один "звяк", в треух спикировал еще один золотой. Музыкант удивленно поднял глаза на Шельму:
- В этом мире все покупается, - сухо пояснила она, - и желания тоже. Это был дукат. Желаете золотой сольдо?
Стефан покачал головой:
- Вы не понимаете. Я... забыл мелодию души. Ведь я играю за деньги.
Шельма вернулась к зонту и сложив на него рукояти ладони, положила на них подбородок.
- Зачем вы здесь? - она бросила на Стефана хитрый взгляд поверх очков. - Чего ждете каждый день каждого года?
Музыкант помолчал, потом застегнул меха и отложил аккордеон в сторону:
- Наверное, - он посмотрел в черное небо и вздохнул, - наверное, теперь уже смерти. Что еще может ждать человек?
Шельма покосилась на спутника, и тот, откашлявшись, вступил в разговор:
- Люди ждут много чего. Например, чуда. Или манны небесной. Или...
- Или предложения, - перебила его Шельма. - Но я не буду ничего предлагать. Душа, не способная одухотворить музыку... таких очень много, это не интересно.
- И что же будет дальше? - напряженно спросил Стефан.
- Вы сказали, что ждете смерти, - бесовка лукаво улыбнулась, - и вот она перед вами. Будете продолжать или пойдем?
Стефан машинально положил правую руку на левую сторону груди и глубоко задышал:
- Буду! - выпалил он. - Буду продолжать!
Шельма пожала плечами, выпрямилась и выдернула зонт. Не говоря ни слова, она развернулась и пошла дальше по набережной, печатая каблуками шаги.
- А что вы будете делать? - поинтересовался её спутник. - Умирать, конечно, больно. Я умирал четыре раза - очень не советую, но все-таки? Зачем вам жизнь?
Стефан обессиленно опустился на табурет и медленно поднял на колени аккордеон:
- Буду вспоминать, - вымученно улыбнулся он. - А то даже дьявол не берет...

Работа 3

Часть 1

Хороша весна выдалась в славном городе Ярославле! Деревца уж подëрнулись невесомым зеленоватым пушком, во дворах щебетали воробьи, а тонконогие трясогузки вовсю скакали по обочинам чисто выметенных дорог. Небо лазурного цвета с высокими облаками-перышками сияло, словно драгоценный камень, а апрельское солнце значимо грело, да так, что Кузьма, торопящийся в полицейский участок, подраспахнул чуйку, не без удовольствия выставив грудь в новой рубахе. Проскрипев половицами, Кузьма поднялся в кабинет Наумова.
Андрей Давыдович, подергивая усом, разбирал стопку бумаг да прошений. Кивнув головой на "кузьмовской угол", Наумов выудил из-под кипы писем увольнительную для своего помощника.
- Чернобородовым одобрено, мною подписано, - Андрей Давыдович улыбнулся. - Как и просил, неделю отдыха тебе.
Кузьма взял бумагу и, стушевавшись, чуть не сел мимо своего стула.
- Я ж энто...думаю теперича, как вы тут без меня управитесь? У нас ведь как: глядишь - темнят, отвернесси - лютуют!.. Дело за делом такма и идет, Иван где недосмотрит, так вы уж ямы выпивохами полните...а потом записочки шкребете...
Андрей рассмеялся.
- Да как-нибудь управимся. А тебя поди родители заждались.
Кузьма запихнул в рот подсохшую баранку и, громко хрустя, тяжело вздохнул.
- Еще ж и деньжата получать надобно...
Наумов щелкнул ключом, открыл ящик в столе и протянул помощнику приготовленные деньги и расписку.
- От себя добавил. На баранки.
Чирикнув на расписке закорючку, Кузьма припрятал "увольнительные" за пазуху.
- Благодарствую, Андрей Давыдыч! Чрез неделю прибуду под ваше командование! Да и вы на рожон не лезьте, чую - токма я за порог, а у вас и дело новое нарисуется...

Однако, день шел, а Наумов так и сидел у себя в кабинете, не видя конца прошениям да жалобам. Дело не рисовалось, зато Андрей Давыдович узнал, в каком дворе у курей яйца пропадают, а где торговля ими идет больно шибко, отчего Трактирщик Фома внезапно стал бутыли приобретать да абрикосы заморские, а заплатить за фрукт южный никак не сподобился и кто приметил, как тот же Фома вечером разбил стекло камнем у новооткрывшейся соседней рюмочной...
Потерев виски, Наумов вызвал надзирателя Ивана и, огласив список проверок на день, отправил его по делам "яичным", а сам же решил зайти к Фоме.
" Варенников - человек мягкий да душевный, перед таким пронырой, как Фома, вмиг затеряется" - думал Андрей, быстро спускаясь по лестнице.
- Сам схожу, - проговорил он вслух и, козырнув в приоткрытый кабинет своему начальнику Чернобородову, вышел на свежий вечерний воздух.
Лиловое небо еще держало теплое зарево садящегося солнца, отбрасывая на брусчатку розоватые блики. Вереница желающих осесть в трактире застопорилась у самых дверей, завидев высокую фигуру Наумова, неумолимо играющего желваками. Прошагав мимо любителей выпить кружку-другую, Андрей Давыдович прямиком направился к рыжему Фоме, бодро натирающему стол.
Завидев Наумова, тот с трудом скрыл досаду, одними губами прошептав нечто нелицеприятное.
- Конец недели близится, ваше благородие, - Фома сглотнул, печально косясь на нежелающих заходить посетителей, - испейте чего, не побрезгуйте. Народ на вас посмотрит, глядишь и пужаться перестанет... Слыхали, кстати? Варенников ваш документ принял от Афоньки на рюмочную! Это что же, ежели кажный месяц всякие захухри разрешения получать будут на питейные, я всех посетителей растеряю?..
Наумов дернул усом.
- Расскажи мне лучше, отчего жалоба на тебя поступила за неуплату товара.
- Это от кого же?! - мясистые щеки трактирщика побурели. - Кто напраслину возводит?
- А у кого ты абрикосы купил, а денег не заплатил?
-Ах, дык это... - Фома махнул рукой и вытер пот с лица фартуком. - Стало быть, Никитка Иваныч "ругательную" написал... Мы сговорились, что до дня Георгиева оплачу ему фрукт, посему не ведаю, что его подхлестнуло жаловаться.
- А расписку писал, в котором день крайний обозначил? - серые глаза Наумова, не мигая, смотрели на раскрасневшегося трактирщика.
- Да ж... Я ж... Это...писал чаво-то. Ну, писал! И что с того?! Неужто человек занятой все дни помнит? Быть может, что и подзабыл... А деньги что, прямо с неба падают?..
- Переговорю с Никитой Ивановичем по поводу Георгиева дня. Завтра, - Наумов затарабанил пальцами по столу. - А тебе - Бог в помощь, да чтоб память не пропадала, когда в долг берешь. Обухов - из тех купцов который почем зря жалобы писать не станет. И вот еще: за окно разбитое заплатить придется.
- Како...какое такое окно? - Фома побурел до кончиков ушей. - Ничего не ведаю...
- Тогда очную ставку проведем, да свидетелей соберем, кто тебя на улице вечером видел, камни в рюмочную бросающим, - Андрей встал, одернув пальто. - Заодно и штраф наложим, за поведение аморальное, порчу имущества да впадание в ребячество.
Фома проводил взглядом уходящего Наумова, из-за которого трактир опустел меньше чем вполовину.
- Ну насупа вредоносный, ну Андрей... Чтоб тебя раставошило! - прошептал трактирщик, почесывая руки. - Неужто управы не найдется? Проучить бы тебя...

* * *

Вечер задышал прохладцей, принеся из парка тонкие ароматы распускающейся зелени. Размышляя о завтрашнем дне, Наумов прошелся до парка, да не сразу приметил, как из темных кустов вышла хмурая парочка и преградила ему дорогу. Инстинктивно дёрнув пальцами, Андрей потянулся было к револьверу, да сзади, проткнув мундир и пальто, в бок уперлось что-то острое, а хриплый голос прошамкал:
- Не гоношися, служивый, нам тебя токма причесать сказано. Грех на душу-то зачем бра...
Договорить он не успел.
Наумов локтем ударил в горло сзадистоящему "цирюльнику", а потом выбил у того из руки шило.
- У-у сучий сын!..
Двое оборванцев бросились на Андрея, повалив того на землю.
- Держи руки, шоб не бахнул!..
- Мордофиля он! Не сказал, что облом энтот при оружии!..
В пол уха слушая невнятную перепалку, Наумов наконец получил кулаком в переносицу и, озверев, сброил одного из напавших в канаву, крутанувшись через голову. Второй был могуч, отчего быстро повалил Андрея снова, ударив коленом в бедро и припечатав ручищей в ухо. Мир вокруг зазвенел и тут же погрузился в глухой пузырь. С трудом выкрутившись из-под гнета, Наумов со всей силы врезал здоровяку в челюсть, отчего тот неестественно мотнул головой вверх, но сознания не лишился, зато вдарил по ребрам так, что Андрею пришлось хватать ртом воздух.
Где-то наверху послышались крики и свист городового.
Здоровяк торопливо отполз в сторону и, прихватив харкающего товарища, скрылся в темноте. Наумов же, еле разбирая звуки, задрал голову и увидел бегущего с пригорка служивого с фонарем.
- К...же...та...Ваш.....городие?!.. чт......зош..А...рей Дав...ич?..
- Подожди, - Андрей потряс головой, чувствуя, как кровь бежит из носа. - Тут, в яме...один...вроде не убежал.
Городовой склонился над сливной канавой, посветил фонарем и причмокнул.
- Б...з соз..ания. На...о дос...авать. Андре... Давы...вич!..
Наумов вытащил из кармана платок и приложил к носу. Голова гудела, но слух, кажется, постепенно возвращался. Прохромав к яме, Андрей посмотрел вниз. Один из напавших в неестественной позе лежал у слива, зацепившись затылком о кирпичный выступ. На камне ярко алела кровь.
Шумно выдохнув, Андрей Давыдович взглянул на городового и покачал головой.

* * *
Настольные часы в витиеватой деревянной оправе тикали в такт расхаживаюшему по кабинету Чернобородову. Его пышные седые усы вздымались кверху, что говорило о крайней степени негодования начальника полиции.
- Это ж ка-ак!.. Посреди улицы!..
- У парка, ваше благородие, - Наумов втянул воздух и поморщился: после бессонной ночи разбитая переносица неприятно отдавала к глазу, а под ребром противно тянуло.
- ...на проходном месте!..
- Безлюдно было, ваше благородие.
- ...на чиновника по особым поручениям!!.. - Чернобородов хлопнул ладонью по столу, отчего часы качнулись, но выдержали равновесие. - Итить их...гхм... Вопиющий случай! Хулиганство!.. Нет! Разбой!.. Срочно, срочно увеличить штат городовых на улицах!..
Наумов сжал челюсти, ощущая покалывания в ушибленном ухе.
- Зиновий Игнатьевич, наводка это. Сами понимаете, должность у меня не самая любезная, - Андрей развел руками. - Оборванцы эти жаловались, что не предупредил их кто-то, что я при оружии буду. Значит, не просто так на темной аллее появились.
- На представителя закона!..
- И такое случается. Поди разбери теперь, кого я больше обидел, в ямы монастырские сажая. - Наумов улыбнулся уголками губ.
- Андрюша, то беспутство уже! Такое надо на корню рубить, - Чернобородов, наконец, сел на свой стул. - А по покойничку тебе сызнова объяснительную писать придется. Ну...тут уж для отчету. Не свезло гаду, упал и конец наступил.
- Узнали, кто? - Наумов притянул к себе лист бумаги и перьевую ручку.
- Бродяжник какой-то, вроде под мостовой видали да среди тартыг. Эк тебя угораздило - вон каких гостей приглашают заради лихого дела...
- Я хотел бы после отчета до купца Обухова сходить, вопрос у меня к нему насчет их договора с трактирщиком Фомой. Жалоба открыта, Фома отпирается, а история неприятная рисуется. Кто из их привирает - пока неясно...
В дверь громко постучали, а после, не дождавшись разрешения, в кабинет втиснулся раскрасневшийся Иван Варенников.
- Прощения просим, но... У нас по Моховской убийство.
Наумов оторвался от объяснительной и посмотрел на Ивана.
- А в чьем же доме?
- Не в доме, а на дороге. Обухова утром обнаружили за дальними сараями, удар тяжелым предметом по затылку. Сам обозом управлял - стало быть, лошадка в поле ушла, а товар разграбили. - Иван нацепил очки на переносицу и перевел взгляд с оторопелого Чернобородова на мрачного, как туча, Наумова.

* * *

Дом купца средней руки Обухова стоял сокрытый кривыми яблоньками. Уже зазеленевшие кустики смородины топорщились у забора, цепляя за шерстяную шаль заплаканную дочь Никиты Ивановича - Алëну. Девушка была необычайно похожа на отца - с такими же голубыми глазами, круглолицая, чернобровая и рослая.
Наумов хмурился, покусывая губу и следя, как Варенников о чем-то беседует с соседями через смежный забор.
-...весь день ждала, а под вечер уж думала, что загостился у кого, или в питейную зашел, - Алена Никитична шмыгнула опухшим носом. - Мне-то сказал, что с рынка сразу в мастерскую поедет, подарок мне готовил. А оттуда - домой...
- А что за подарок?
Девушка пожала плечами.
- Радостный был, говорил, что от маменьки помершей нашел кое-что утерянное, да починить отдал...чтоб и я порадовалась...
Девушка залилась слезами, а Наумов опустил глаза.
- Алëна Никитична, мы постараемся пропажу отыскать, а преступника изловить и наказать. Но и вы помогите мне: у отца вашего расписку найти надо, для трактирщика Фомы. Посмотрите? Да мне б еще записи посмотреть, наверняка Никита Иванович вел учетную книгу.
Алëна кивнула головой и, пройдя к крыльцу, поманила Наумова за собой.
- Заходите и вы, Андрей Давыдович. Мы с батюшкой жили просто, да и мне скрытничать не к месту.

Часть 2

* * *

"Телегу разворовали, а лошадь брать не стали... Потому что приметная и с характером, черная в рябь - такая только у Обухова и была. Торговал купец фруктами, что привозил с южных городов да выкупал у иностранцев - в разломанных корзинах, действительно, подавленные остатки абрикосов, зелени да водяной заморской капусты... Денег не нашлось, что неудивительно. Кольцо с руки стянули, след остался - хорошо, палец не оторвали, изверги. А вот документы брать не стали - может, не обыскивали одежду Обухова, торопились? В любом случае, нам удача - нашелся талон из мастерской, где купец для дочери некую реликвию семейную чинил. Значит, наведаться надобно... Но после Фомы уж" - Наумов быстро шагал по улице, крутя в кармане пальто расписку от трактирщика. В той указывалось, что Фома деньги вернет "до дня воскресного, на второй неделе месяца".
" Сегодня число двадцатое, а Георгиевский день отмечаться будет двадцать третьего апреля, посему Фома приврал, добавив себе еще неделю на уплату долга. Обдувало, как сказал бы Кузьма... Да редкостный" - Андрей вспомнил своего помощника и, вздохнув, чуть не наткнулся на новопокрашенную вывеску, что сохла около дороги. Навстречу Наумову выскочил молодой мужчина в гороховой рубахе, жилете да большемерных штанах, заправленных в сапоги. Волосы мужчины были расчесаны на прямой пробор, а борода весьма аккуратно подстрижена. Что-то в его лице показалось Андрею знакомым.
- Ваше благородие, не иначе к нам идете? А то все надзиратель ваш нас анспектирует. А уж открылись мы, работаем помаленьку...
Наумов крутил в памяти имена и, наконец, щелкнул пальцами.
- Доброго дня. А не ваш ли батюшка - Квакин Федор?
- Мой! - мужчина заулыбался. - Я ж Афоня, с Масловки переехал, на заработки. Пришлось добро распродать, зато вот...
Он указал рукой на чистое помещение новой рюмочной.
- Последнее отдал, да зато теперича трудиться буду.
Андрей шагнул внутрь, оценив вымытые полы, новые столы и удобные стулья с ковкой.
- Не боитесь конкуренции? - Наумов улыбнулся в усы.
- Чаво? Ах, ну это дело простое: тут как ведь - народ туды пойдет, где лучшее. Вот пусть и рассудят сами люди, - Афоня пожал плечами. - А мне матушка ежели подсобит, так и закусь какую предлагать буду. Чай не хужее таверны. А матушка моя - мастерица...
- Что же, Бог в помощь.
Афоня раскланился и, проводив Наумова до дверей, принялся хозяйственно натирать рукавом нововставленное окно.
Быстро перебежав улицу, Андрей, наконец,​ переступил порог трактира. Кое-где по углам сидели городские выпивохи, а остальной народ еще не подошел - рабочий день был в самом разгаре.
За прилавком маячил мальчишка - племянник Фомы. Бойко расставляя чистые стаканы, мальчик насвистывал какую-то веселую мелодию. Завидев Наумова, тот резко замолчал и, широко улыбаясь, поздоровался на весь трактир.
- А где же дядька твой? - Андрей облокотился на выступ стола и зыркнул за угол.
Там, тряся подносом с тарелками, прятался бледный как призрак Фома. Встретившись взглядом с Наумовым, трактирщик выполз из-за ширмы, оглядел разбитую переносицу чиновника по особым поручениям, с грохотом поставил поднос на стол и зашептал:
- Ва...ваше благородие, А-андрей Давыдович, да я... С утра места не нахожу себе. Слыхал я про Никитку Ивановича, то ж жуть какая!.. А с вами-то что случилось?..
Наумов молча достал из кармана расписку.
- Приврал ты, Фома насчет сроков. А теперь что? Нет человека - и долга тоже нет? Ты смотри мне, все вернешь, до копейки - лично в руки купеческой дочери отдашь...
Фома захлопал глазами, пока до него не дошел смысл слов.
- Побойтесь Бога, Андрей Давыдович! Я ж со вчерашнего наскреб, перезанимал даже! И деньги приготовил, и извиненьице... Аль вы что... На меня думаете?!..
Разгладив усы пальцами, Андрей сел на высокий табурет.
- Мое дело - факты. А думать я могу, все что угодно. Расскажи-ка мне, зачем тебе заграничные абрикосы понадобились, да так, что ты готов ради них в долги влезать?
Фома хрюкнул, вытер влажные глаза и, прогнав племянника за штору, просипел:
- Рецепту новую нашел, вина да настойки амбрикосовой. Хотел, так сказать, новизну ввести, чтоб покупателей привлечь. А быть может, и погребок построить, да на продажу для господ вывести. А чем мы хужее всяк францусов? А так глядишь - и "Ярославское амбрикосовое" появится...
- Мечтатель ты, Фома.
- Да жмут кругом, просипеться не дают! Тот же Афонька Квакин - раз! И заделался в рюмочники! Ешо и здание арендовал напротив, потатуй эдакий.​ Пару лет назад пытался меня подсидеть, да не вышло ничего, а тут - на те вам, вспомнился, как забытая мелодия! И ладно б человек, а то - ну сущий плут!..
Наумов вспомнил принаряженного да учтивого Афоньку и пристально посмотрел на трактирщика.

* * *

Лавка некоего Азы Мажлижа располагалась пристройкой у первого этажа дома близ почтовой конторы. Чуть покосившиеся ступени были чисто выметены, а на двери висел грамотно составленный список цен на ремонт утвари разной сложности.
Вытерев ноги о любезно разложенный коврик, Наумов поднялся наверх и, открыв дверь, вошел в светлое помещение с прилавком и полками, заставленными вещицами с приклепленными бирками.
Из подсобки вышел невысокий мужчина с густой кучерявой бородой, в черной шляпе и поношенном, но чистом темно-сером костюме-тройке. В руках он держал тоненькие отвертки и добротные часы на массивной цепочке.
- Рад вас приветствовать, уважаемый Андрей Давыдович, - мужчина поправил круглые очки на носу, который мог бы поспорить своей "орлиностью" с носом самого Наумова. - Когда к скромному ремесленнику таки приходит чиновник по особым поручениям, впору открывать документы и просить оставить меня жить.
Наумов улыбнулся.
- Уважаемый господин Мажлиж, я пришел к вам по важному делу. Поможете следствию?
Аза Мажлиж отложил инструменты и схватился за сердце.
- Для полиции, ставшей мне родной как уже три года,​ ​готов совершить все возможное и не слишком.
Достав талон, Наумов положил его перед мастером.
- Недавно к вам захаживал купец Обухов, с неким предметом для ремонта. Ныне он в розыске, а сам Обухов убит вчера вечером. Скажите, что он приносил?
Аза Мажлиж вздохнул и достал журнал для записей.
- Сей добрый человек отдавал в ремонт шкатулку, играющую музыку. Вещь интересная, дорогая, но таки западала пара клавиш. Господин Обухов принес ее пустой, что немаловажно для меня перед вами...
- То есть, это была шкатулка с секретом? Как хранилише для чего-либо?
- Ви делаете меня удивляться вашей догадливости, - мастер кивнул. - Господин торговец говорил, что желает сделать подарок своей дочери, положив внутрь нечто, имеющее ценность для нее. Сама же шкатулка должна открываться игрой на клавишах, причем строго​ определенным набором..
- Мудрено, - Наумов задумался. - Надеюсь, вы понимаете, что должны сделать, в случае, если к вам внезапно придут вскрывать такую шкатулку?
- Ваше благородие, да старый Аза таки оденет глаза на лицо, чтоб запомнить в деталях приходящего с такой крамольной просьбой!..
- Что же, вы знаете, где находится полицейское отделение, - Наумов попрощался и вышел на залитую весенним солнцем улицу.

В полицейском отделении​ Наумов отыскал Варенникова, зарывшегося мышью в отчеты для начальства,​ и отправился с ним прямиком к зданию судебно-медицинской части.
- Не очень мне, Андрей Давыдович, нравится на убиенных смотреть, - Иван спрятал очки в карман формы и глубоко вдохнул воздух, прежде чем зайти в мрачноватое крыло морга.
- А ты только слушай, - Наумов снял фуражку. - Смотреть буду я.
Городской судебный врач в подробностях описал и показал Наумову и позеленевшему Варенникову причину гибели купца, подтвердив и без того очевидную насильственную смерть.
- Били по голове, но не по затылку, а чуть ближе к виску. Человек сзади подкрался, на обоз влез, - врач обвел рукой место пролома черепа, - убиенный наверняка обернулся, и в этот момент пришелся удар по голове. Предмет тяжелый, тупой, но не шибко большой. Наверно, схож с молотком каким ремесленным...
- Сила удара? - Наумов взглянул на рану поближе. - Каков портрет убийцы?
- Рослый мужчина, правша силы недюжей, стоит сказать. Рана под небольшим углом, значит, стоял или чуть пригнул колени...
- Не женщина? - спросил Варенников, прикрывши рот и нос рукавом. - Случаи разные бывали...
- Смею утверждать, что не женщина. Та бы ударила несколько раз, да не с такой силищей. А подзабыл:​ это вам, может, приложите к делу, - врач протянул Наумову сложенный лист. - За пазухой лежал. Крест мы сняли, в опечатанном конверте хранится до востребования родственниками тела. А рука уже после смерти пострадала - супостат с нее кольцо стягивал дюже неаккуратно, это наш надзиратель и сам на месте убийства отметил. Ворье голодное, одним словом.
- А...бывает не голодное? - Иван стал притоптывать ногой, косясь на окно под потолком и подрастегивая ворот.
- Такие обычно перышком мимо проскакивают, а у барышни какой уже и браслетика не досчитаешься, - врач усмехнулся. - Профессионализм, и без лишней крови. Да, Андрей Давыдович?..
- Точно так, - Наумов развернул лист бумаги и цикнул. - Очень интересно...
Лист оказался аккуратно вырезанным из музыкальной тетради и содержал в себе нотацию для колыбельной.

Поздно вечером, сидя у окна, Наумов чирикал грифелем пейзаж за окном, попутно размышляя, что ключ от украденной шкатулки волею судьбы оказался у него. Преступник же, прихватив ее с собой, позарился на внешний вид. Впрочем...что было внутри музыкального тайника - знал только убиенный Обухов. Да и было ли что?..
Напавших на самого же Наумова искали в городе и окрестностях, как и тех, кто лишил жизни купца. Связывать одно с другим Андрей пока не хотел, но некий червь сомнения подтачивал его уверенность. Казалось, что какой-то элемент разгадки летает в воздухе, но никак не желает попадаться.
Обыск у Фомы был назначен на раннее утро, так сказать, с элементом неожиданности. Слишком уж много дорожек вело к трактирщику, развернувшему небывалую деятельность...
Почесав лоб, Андрей прикрыл тетрадь с незаконченным рисунком, закинул руки за голову...и услышал под окнами явный шорох от шагов. Дотянувшись до печной корзины, он вытащил поленце и, приоткрыв ставенку, с легкостью бросил его вниз. Послышался гулкий стук, стон и знакомая брань шепотом.
Наумов бросился к окну и, свесившись вниз, столкнулся нос к носу с Кузьмой, потирающим затылок.
- Экое москолудство, ваше благородие, - здоровенный детина обиженно надул губы. - Чаво это вы на ночь глядя дровами бросаетесь?
- Ты?! Ты как здесь?.. - Андрей оглядел своего помощника с ног до головы. - А увольнительная?..
- Да ну ея!.. Матушку да батюшку проведал и будя. А то ишь, удумали - смотрины мне устроить!.. Девок согнали толпу, а энти и рады стараться! Прознали, что я в полицейском отделении тружусь, да человеком уважаемым стал - виснуть стали, что репьи на собаке! - Кузьма с досадой махнул рукой, а Наумов, позабыв про спящих соседей, захохотал, прилегши на подоконник.
- А чего это у вашества нос разбит?..
- История короткая, да за ней все остальные тянутся... - Андрей выпрямился и посмотрел на примятую траву в палисаднике.
- А я не спешу, считайте, что уже на службе, - Кузьма стащил с плеч кузовок и пригладил лопатообразную бороду.
- Заходи тогда, - Наумов прикрыл окно и пошел отпирать дверь.

* * *

Обыск застал Фому врасплох. Скромная пристройка позади трактира размещала в себе семью Авдотьи, сестры Фомы, да его самого, занимающего малую комнатенку.
- Ваше благородие!.. Андрюша!!.. Не губи... - успел прошептать трактирщик, прежде чем обреченно открыл все двери проверяющим, согнав в угол Авдотью с притихшими детьми. - Я ж с тобой...с вами уж сколько лет бок о бок! Все обо мне знаете и без обысков всяких...Да я б убить никого не смог!.. А ежели вам, Андрей Давыдович, когда и пожелал дурного, то токма по глупости...
- Обычная проверка, Фома, - сухо проговорил Наумов . - Если все чисто у тебя - нет повода тревожиться.
- Ну а если чего найдем, то не обессудь, - Кузьма деловито подмигнул трактирщику, разминая хрустящие пальцы.

Спустя четверть часа один из проверяющих поднес Наумову грязный тряпичный сверток, а в нем - молоток-ручник, испачканный кровью. Тут же, в замызганном носовом платке лежал перстень с солнечным цитрином.
Авдотья испуганно вскрикнула, закрыв рот рукой.
- Это...что же... - Фома стал рвать на себе волосы. - Подкинули! Бог видит - подкинули, окаëмы!..
- Где нашли? - спросил Наумов, повернувшись к полицмейстерам.
- В одежном сундуке, ваше благородие, - ответил один из проверяющих. - Из-под низов достал.
Андрей посмотрел на трясущегося Фому.
- Придется погостить у нас, пока улики к делу пристроим да обвинение выдвинем.

Послеобеденное солнце жарило дорожку у полицейского отделения, на которой вольготно развалился бесхозный кот. Кузьма, до отвала накормивший его деревенским творогом, сидел у окна и вздыхал.
- Не верится мне, Андрей Давыдыч, что наш дуболом Фома смог бы такое дело провернуть.
- Мне тоже, - Наумов, не торопясь, дописывал отчет для Чернобородова.
- Дык...а чего вы тогда его за решетку усадили?
- А как не усадить? Под подозрение попал, мотив у него был, в доме нашли возможное орудие убийства и украденный перстень... Вот справимся у Алëны Никитичны, ее ли батюшки украшение, да у врача узнаем, подходят ли размеры молотка...
Кузьма моргнул и уставился на едва улыбающегося Наумова.
- ...А пока облапошенный Фома сидит у нас, а трактир его временно закрыт, мы будем ловить настоящего убийцу, который непременно обрадуется, что все пошло по его плану. Нам нужно понять, связано ли нападение на меня и убийство Обухова. Если да, то орудует в городе некая группа разбойничья, да только не просто так же? Есть у них главный человек, кому это на руку. Одно дело - купцов да лотошников грабить, другое дело - полицейских припугивать якобы по заказу.
- Что мне, пробежаться в ночи да поразнюхивать? - Кузьма довольно потер ладони.
Наумов кивнул.
- Еще надо за сестрой Фомы присмотреть. Может, она кого в дом водила без ведома брата. Тут дело такое...
- Какое?
- Серде-ешное, - растянул Андрей, передразнив манеру Кузьмы. - Весна на дворе - один ты от невест бегаешь.

Часть 3

Стянув кафтан да рубаху, Наумов потрогал пальцами круглый шрам от пули на поджаром боку и вздохнул. За два года ни одного упоминания о бродячем цирке, как и ни одного схожего дела по всей Российской империи, да даже и заграницей - Андрей специально собирал вырезки из газет да доступные полицейские отчеты заморских коллег...
Переодевшись в неприметный тулуп и штаны с сапогами, Наумов опустил пониже лакированный козырек картуза и поднял ворот.
До заднего двора трактира Андрей добрался быстро и незаметно, благо стемнело, да везде сновали вечерние гуляки, оттого было просто слиться с толпой. Расположившись у раскидистой зацветшей ивы, Наумов хотел было забраться повыше, чтоб заглянуть в окно пристройки, но в этот момент калитка покосившегося забора скрипнула, явив Авдотью, замотанную в темную шаль.
"Не подведи, удача..." - подумал Андрей, чувствуя, что порой ему судьбой дается куда больше желаемого.
Оглядевшись, женщина отряхнула подол платья и заспешила по тропинке между сараями. Обогнув улицу, Авдотья проскользнула мимо лотошников, продающих квас и пироги-растегайчики, обошла толпу зевак и покупателей горячей закуси и, к неприятному удивлению Наумова, заскреблась в заднюю дверь рюмочной Квакина. Выскочивший на улицу Афоня горячо сгреб хохочущую Авдотью в обьятия и, жарко поцеловав, увлек за собой.

* * *

- То бишь, сестрица не печалится, что брата ейного в тюрьму посодили, - протянул Кузьма, снимая обноски и оттирая с лица грязь и сажу. - Нет, шоб пороги полицейския оббивать да слезой давиться - она детят бросила к полюбовничку убëгла...
- Это пол беды, - Наумов задумчиво разлил чай по чашкам, сел в кресло и закинул ноги на табурет. - Для Фомы Афонька - что кость в горле. Он, бедный, пыжится, вино настаивает, народ приманывает, в долги влезает, а Квакин и рюмочную напротив арендовал, сам весь чист, причесан и учтив, идеи имеет для покупателей. А тут и сестра родная к неприятелю чувства испытывает. И при этом у Фомы в сундуке молоток обнаруживается, да кольцо краденное, заемодавец его погибает от рук разбойников, а на мешающего торговле чиновника вдруг нападение происходит. Не слишком ли много бед на одного дуралея? Будто бы специально все к нему подводит.
- А он ешо и окна рюмошной бил, пентюх бестолочный, - Кузьма неторопливо отхлебнул горячего чая.
- Натура чувствительная, в запале сам себя сдаст. Из такого преступник - что из меня франт столичный.
- А вам бы подошло! - хохотнул Фома, но тут же заткнул рот пряником под взглядом Наумова. - По сняголовам вот: говорят, что есть такие, недавно объявились в пригороде да дела ворочают. Одного, правда, схоронили давеча... В яму упал сливную да головой тюкнулся, насмерть.
Наумов замер и уставился на Кузьму, который был явно доволен произведенным эффектом.
- До самого чая молчал?! Поубиваю...
- Будя, будя, рассказываю дальше, - Кузьма отставил чашку на стол. - Еще двое скрытничаются, даже в подворотнях о них помалкивают, боятся - на расправу быстры. Нанимаются заради выгоды дела черные творить, ничем не брезгуют.
- Погоди, - Наумов потер глаза, - откуда, к примеру, Авдотье или Квакину денег столько взять? Если только не пообещали от дохода с питейной часть отдать.
- Ну, расценки у оных невысокие, а еще слыхал, будто один из них, здоровяк - родом с Масловки, кузнечным ремеслом занимался.
- И Афонька оттуда приехал... Да и ручник найденный - как раз кузнечный.
- Во-от, может, по знакомству и договорились. Квакин-то по натуре - дюже честолюбив выходит. Захотел всех выпивох себе переманить, дело-то прибыльное. И Авдотью заодно, чтобы все планы Фомы разузнавать, нос ему утереть, да улики подбросить.
Наумов вздохнул.
- За рюмочную на такое пойти!..
- Люд друг дружку и за грош ломаный убивает, - Кузьма махнул рукой. - Экий вы сердешный, да при такой должности. А и не скажешь, когда мордася бьете...
Андрей встал, прошелся по комнате и снова повернулся к своему помощнику.
- А про шкатулку слышал что?
Кузьма покачал головой.
- Всплывет где - узнаем.
- Поскорей бы, - Наумов посмотрел в окно, где вечер перетек в тихую, лунную ночь.

* * *

Поутру, только успел Наумов прийти в полицейское отделение, да стянуть фуражку - на пороге замелькала знакомая фигура Азы Мажлижа, в неизменной черной шляпе и блестящих очках.
- Утро доброе, Андрей Давыдович, - Аза почтенно приподнял головной убор. - Я имею сказать вам, что ви таки были правы - появился человек, пожелавший узнать ценность некой музыкальной шкатулки, с клавишами и резьбой.
Наумов привстал со стула.
- Неужели обратился к вам?!..
Аза Мажлиж грустно улыбнулся.
- Желал бы и я, чтобы он был так глуп! Но нет, человек пришел к брату моей супруги, почтенному Йосефу, держащему лавку в недалеком пригороде. Почуяв неладное, Йосеф уговорил человека принести шкатулку сегодня к обеду и обещал захватить инструменты, щобы открыть ее при нем. Умный Йосеф сподобился дать мне знать, как он обеспокоен таким положением дел - таки человек вел мансы про то, как она у него оказалась. Но поверьте, Андрей Давыдович, мы далеко не кажемся глупцами, тем более после вашего визита, нанесенного мне. По описанию - это именно та шкатулка, с которой в мою мастерскую приходил почивший господин Обухов, а человек, страдающий горлом - явно из какой-то поганой хевры...
- Болеющего...горлом? - Наумов нахмурился.
- Таки да, Йосеф сказал мне, что тот сипел и прикрывал шею, на которой был заметен хороший синяк...
Андрей встал и стал быстро собирать планшетку.

* * *

Хмыстеня взяли быстро, перекрыв ему возможность побега и нападения на Мажлижа. В "болеющем горлом" Наумов узнал своего ночного неприятеля с шилом, которому в последствии сам же и нанес травму локтем.
Пойманный с поличным поначалу не хотел выдавать своего общника, отчего Наумову пришлось пару раз приложить его носом об стол, смягчая гонор.
- Эк его теперь фонтограпхировать для картотеки? - Кузьма махнул рукой. - Надобно было сначала его щелкнуть, а уж опосля к совести взывать. А так-то теперича портрет неудачный выйдет...

Ветхий барак, где ночевали разбойники, нашелся к полудню. Дремлющий верзила спохватился поздно, но смог отпихнуть одного из урядников да выскочить в окно, где его встретил не менее крупный Кузьма, приготовившийся к знатной драке, да не тут-то было: Наумов щелкнул заводом револьвера и покачал головой, смотря на тяжело дышащего кузнеца.
Пока того вязали, Кузьма насупленно бухтел что-то про "не токма вам личины править же!..", но Андрей развел руками.
- Сачала на допрос отвезем, а там будет видно. Иначе и впрямь будет у нас худшая картотека по области...

* * *

Когда пришли к Афоньке Квакину - Авдотью застали там же. Сестрица Фомы сначала побелела от стыла и испуга, а потом зарыдала в три ручья, вспомнив и о детках, и о доме, и о нечестно оболганном Фоме. Квакин же храбрился до самого суда, пока ему и его помощникам не огласили приговор. Выводили разбойников едва живыми - под крики толпы и плач матери Афоньки...

* * *

Фому, ясное дело, отпустили, да вновь открыли трактир. На почем зазря пострадавшего пришла посмотреть половина города. Кто сочувствовал, кто хлопал Фому по спине, а кто и решил испить диковиной настоечки на "амбрикосах", вовремя дошедшей до готовности.
Что и говорить - почти с неделю Фома был главной примечательной фигурой, поэтому смог и долги раздать, и подзаработать, и заказ особый принять на " Ярославскую абрикосовую".

* * *

Перстень и шкатулку Наумов вернул Алëне Никитичне, не забыв вручить листок с нотами.
- Я уж и играть разучилась, поди, - девушка пробежалась взглядом по нотам. - Мелодию подзабыла, а ведь мне ее маменька пела...
После нажатия нужных клавиш, шкатулка издала щелчок и открылась - на дне лежали старые письма, рисунки и тканевая маленькая куколка. Достав ее, Алëна прижала куклу к груди и отвернулась, застеснявшись чувств.
Андрей тихо спустился с крыльца и, выйдя за забор купеческого дома, поспешил в полицейское отделение: там с утра лежало странное прошение некоего князя Б...

Отредактировано Федора Михайловна (2023-04-24 08:32:28)

Друзья! Друг другу помогать не стоит, мы тут все люди взрослые, некоторые даже гимнасты и качки, справимся! Не прячьте свои таланты! Я ждууууу ваших рассказов!