БУДУЩИЕ ВСХОДЫ
1

От Матфея 10:34
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»

Юный Ратмир стоит на холме и вглядывается в темнеющую серость. Стрибожьи внуки вьются в волосах, играют с черными тучами. Взбивают дымную перину над Вологоровкой.
У самого горизонта на Велесовом тракте появляются пляшущие огоньки. Колеблются, раздваиваются и смыкаются вновь. Мальчик пытается их поскорее сосчитать, но не выходит. Счет путается и сбивается, а огоньки небольшими горстками продолжают пересыпаться в наш мир через туманную линию горизонта.
Гудят крепостные сурны, дым от сигнальных костров рвется в небо. Стражники кричат и машут руками, зазывая гуляк обратно в объятия Вологоровской изгороди. Ратмир бежит к воротам. Рядом неказистый разлапистый Одинец суетливо собирает перепуганных сестер в охапку. Закинув ягодные корзины за спины, то и дело роняя подолы, семенят к крепостным стенам бабы. Кудахчут недовольные, кулаками трясут.
В бойницах стенных башен копошатся тени. Крепостные лучники, словно гусляры в Родоницу, деловито проверяют луки, осматривают тетиву, готовят стрелы. Дружинники Благояра звенят мечами и шлемами, редко и нервно пересмеиваются.
Грядет битва.
Скупо обнявшись с домочадцами хмурые мужики спешат на дружинный собор. Сквозь зубы поносят пришлых. По Вологоровским дворам разносятся бабьи вопли.
Между тем огоньки обретают очертания всадников с факелами. В неровном строе верховых дружинников и людей в серых рясах мелькают исписанные алыми крестами щиты.

2

От Марка 6:27
«И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его»

На широкой, со всех сторон окруженной лесом поляне вросла в землю курная кособокая изба.
Лютобор остановился шагах в тридцати от неказистого жилища. Мало ли, что у знахаря на уме. За столько лет мог среди лесной нежити и с глузду съехать. Осторожность всяко не помешает.
Скрипучая дверь избы медленно отворилась. Ведун вышел навстречу гостю и сложив на груди руки встал у порога:
- Чего застыл, воевода? Заходить будешь? Иль за руку подвести, как девку?
Лютобор весело хмыкнул. Да что с этим зверюгой станется. Ратмир за столько лет совсем не изменился. Такой же коренастый, широкоплечий. С острым, все подмечающим прищуром и ловкими волчьими повадками.
- Будь здоров, ведун. Я уж думал, ты за эти вёсны совсем в лешего обернулся…
Ратмир ухмыльнулся в бороду, поприветствовал старого знакомца. Кивком пригласил в избу.
- Уж лучше с лешим якшаться, чем всю жизнь у Помежи на побегушках, - беззлобно проворчал он вполголоса.
Крапивинский воевода не услышал. А ежели и услыхал, то виду не подал. Таить на Ратмира обиду бессмысленно. С его резким норовом Лютобор уж давно свыкся, да и затевать усобицу по пустякам с известным печищенским знахарем было глупо.
Лютобор вошел, по-свойски уселся за стол.
- Разговор есть.
- Да понял уж, - буркнул Ратмир, не спеша откупорил старый глиняный кувшин и разлил содержимое по кружкам. По клетушке потянулся манящий кисло-сладкий запах, - не дурак.
Лютобор благодарно кивнул, с удовольствием отхлебнул сливовой браги и утеревшись, заговорил:
- В общем, дело такое, ведун, - он выдохнул, отодвинул кружку, оперся на локоть и доверительно склонился к собеседнику, - Около рек, по варяжскому пути все печища с городищами уж под крестом. Так-то. Владимир вятичей и мещёру в прошлую весну под новую веру подмял. Вот и наша очередь подошла. Хозяин мой - Помежа собрался с чудью да черемисами объединяться. Думаю, вместе прогоним щенка с наших земель.
Ратмир угрюмо закачал головой:
- Вам не выстоять против княжьей дружины даже с такими союзниками. А коли удастся прогнать, он в следующую весну сызнова явится.
- Так снова прогоним. Нехай у себя и княжит, а к нам не лезет со своим богом. Меря свой род не предаст. И я, и предки мои Макошь да Велеса испокон славили. Как меня пращуры в светлом ирие встретят, коли я под крест встану? - воевода прервался, чтоб умерить пыл, да отхлебнуть глоток манящей запахом браги, - К нам в Крапивинку монахи третьего дня заявились. Проповедовать. И грамоту от Владимира с собою принесли, - Лютобор наконец смолк и выжидающе исподлобья уставился на ведуна, понимая, что задел того за живое.
Ратмир хмыкнул, приложился к кружке и встал из-за стола. Медленно подошел к двери. Отворил ее, впустив в сени широкий столб солнечного света и свежий лесной шелест. Затем молча вернулся на свое место:
- Душно мне что-то, - сухо пробормотал он, потянув вниз ворот сорочки.
Исполох запустил длинные пальцы в озеро памяти, всколыхнул забытые образы.
В одну из вёсен, когда Ратмир еще был мальчишкой, в родную Вологоровку по велению светлого князя Киевского прибыла ватага Христовых проповедников. В грамоте, которую они принесли с собой, Владимир предлагал селянам мир и нового бога. Но вологоровский старейшина Благояр передушил проповедников, спалил грамоту и развеял пепел по ветру. Не любили в этих местах Владимира. Среди людей еще была жива память о добром Ярополке, да о том, как подло заколол его сводный братец.
Благояр старательно плел паутины союзов с удельными князьями из дреговичей, надеясь вместе выступить против сына ключницы. А между тем вести о расправе над пилигримами быстро добрались до стольного града. И уже к наступлению травня со стороны Киева прибыл наместник Владимира с войском и твердым намерением крестить городище.
Помощи дреговичей Благояр так и не дождался. После недолгой осады Вологоровка пала в жестокой битве. Оставшихся в живых бояр покрестили, да подчинили Владимирову наместнику. А Благояра и Зарину - Ратмировых отца и мать прилюдно казнили на площади как многобожников, отвергнувших светлого князя и единого истинного бога.
Ратмиру удалось утечь в лес. С тех пор он так и жил. Годами познавал хитрые правила лешего. Перебарывая звериную тоску по дому и боль утраты, учился выживать и охотиться. В суровые зимы уходил к людям в печища. Ради еды и крова боролся с людскими и скотными хворями заговорами, да лесными травяными отварами. А как только начинался речной ледоход, снова уходил в лес. Лет семь назад Ратмир забрел в мерянские земли, испросил разрешения у лешего сколотить избу в его владениях, да так и осел в восьми верстах от ближайшего селения - Крапивинки. Стал иногда наведываться к людям и вскоре снискал средь селян славу умелого знахаря, да ловкого охотника.
Память всколыхнулась волной и снова осела грязной прибрежной пеной. Знахарь поднял взгляд на собеседника и кивнул, призывая его продолжать. Лютобор в ответ вздохнул и пожал плечами:
- Да, Ратмир. Мы всех казнили. То есть почти всех. Один из вымесков сумел утечь в лес.
- Поэтому ты ко мне и пришел? Хочешь, чтоб я монаха беглого сыскал?
Лютобор кивнул:
- Ты лес здешний словно эту клетушку знаешь. Я бы со своими наворопниками месяцами тут петлял.
- Ладно, - Ратмир лениво пожал плечами, - сыщу твоего беглеца. Да вот только какой от этого прок? Ну и нехай бегает по лесам, может сам на волка или медведя напорется.
Лютобор закачал головой:
- Нет, Ратмир. Опасна скверна крестовая для земли мерянской. Среди люда простого вера эта будто лихорадка в чумном печище расходится. Тебе ли, ведуну, не знать.
Знахарь удовлетворенно хмыкнул, словно услыхал то, чего ждал и легонько стукнул кулаком по столу:
- Значит искореним, воевода. С Велесовой помощью.

3

От Матфея 5:44
«Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»

Ратмир нашел беглеца сидящим на пне у ручья. Когда охотник вышел из чащи, тот лишь обернулся в пол-оборота и тяжело по-стариковски вздохнул.
- Набегался, монах?
Проповедник напоминал собой щуплую бородатую жердь. Костлявые плечи грозились порвать изнутри хлипкую, похожую на исподнюю рубаху, одёжу, в клочья истрепанную в коленях. В осунувшемся узком немолодом лице не было ничего особенного, кроме пронзительного взгляда глаз цвета чистого летнего неба.
Ведун засмотрелся было, но тут же опомнился.
- Набегался.
- Хлебни водицы, - Ратмир беззлобно кивнул на ручей, вытягивая из-за пояса веревку, - да пойдем помаленьку.
- Что меня ждет, охотник?
- Смерть.
- Не от твоей ли руки?
- Нет.
- Смерть так смерть. На все воля Божья.
Ратмир хмыкнул. Не спеша обошел монаха, уселся перед ним на корточки и с интересом заглянул беглецу в глаза.
- Какая такая воля? - негромко затянул ведун, - Как твой бог может хотеть твоей же смерти?
- Он посылает мне испытание.
- То есть твой бог не против, если я тебя сейчас прирежу?
Монах пожал плечами и с виноватой улыбкой повторил:
- На все воля Божья.
- Нет. Казнить тебя - воля тех, кто сражается против твоего бога.
- Нету там воли. Заблудшие души безвольны. Они подчиняются тому, что диктует им гнев, зависть и месть.
Ратмир удовлетворенно кивнул:
- Мои боги мстительны. И это не плохо.
- Плохо, охотник. Месть сжигает душу.
- Так что же по твоему божьему закону с обидчиком делать прикажешь?
- Известно, что. Простить.
Тут уж Ратмир не сдержался. Удивленная гримаса в мгновение сменилась раскатистым хохотом:
- Да кто ж его за меня накажет-то?
- Господь накажет.
Взгляд ведуна похолодел. Все еще продолжая улыбаться он угрожающе тихо произнес:
- А соратников твоих по вере, что мою мать да отца убили тоже простить?

4

Исход 3:2
«И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает»

На условленное место - небольшую поляну недалеко от Ратмирова жилища Лютобор со своим дружинным сотником - Трегубом прибыли в срок. Почти в самой ее середке, в невысокой траве стоял на коленях пленник. Чуть поодаль в тени дерева расположился Ратмир. Довольный воевода кивнул ведуну и остановился, оценивая добычу.
Жрец нового бога даже стоя на коленях не походил на пленника. Непокоренный, он держал спину и спокойно втягивал носом воздух. Лютобор с интересом склонил голову на бок, сощурился, и не спеша приблизился к монаху. Ожидая, что сейчас начнут бить, тот широко расставил ноги и горделиво задрал в небо узкую острую бороду.
Воевода склонился над ним и ловким движением руки сорвал с груди нательный крестик. Отбросил его далеко в сторону.
Яростно засиял Ясноликий Хорс, выдирая из глаз горячие слезы. Шум запутавшихся в листве озорных стрибожьих внуков стих. Лес затаился, ожидая, что ответит устами пленника чужой бог.
- Давай так. Ежели отречешься сейчас - будешь жить, - Лютобор кинул насмешливый взгляд в зеленую мешанину терновника. Где-то там валялся оборванный оберег. - Не бойся. Твой бог не услышит.
Монах улыбнулся. Трегуб кивнул на пленника и с отвращением сплюнул:
- Видал я его бога. На образах их. Размазня с оленьими зенками.
Монах молчал. Лишь улыбка его расползлась по лицу шире прежнего.
- Чего лыбишься, волхв? - продолжать гнуть воевода, - Или не веришь? Я своему слову хозяин. Отречешься - отпущу на все четыре стороны.
- Да верю я. Чего уж…
- Так отрекись, - снова угрожающе затянул Лютобор, - Жизнь - достойная награда.
Не сдержался пленник. Рассмеялся в ответ. Смех вышел странный. Разочарованный и по-отечески добрый:
- Чувствовать победу стоя пред тобой на коленях - вот достойная награда, воевода.
Наблюдая со стороны, Ратмир лишь удивленно хмыкнул. Ежели приспешники нового бога все такие как этот, то будущее точно за ним, сколько бы не противилась кресту Велесова Дружина. Откуда только жрец силы черпает? Сквозь боль, сквозь страх и ненависть стоит за своего бога с оленьими глазами. Чувство уважения против ратмировой воли горячим медом разлилось в груди.
- Выбери жизнь, монах, - негромко промолвил он, - не глупи.
Словно вспомнив о старом знакомце, Лютобор развернулся к Ратмиру.
- Может тебе сподручнее будет? - он протянул охотнику меч, - Реши с ним. Утоли жажду Кровника. За родных. За мать.
- Он мое село не жег, - сглотнув ком в горле нашелся Ратмир. Убивать монаха отчего то совсем не хотелось. Глядя как лицо Лютобора расплывается удивленной ухмылкой, ведун глубоко вздохнул и продолжил, - да и твое тоже…
Услыхав это, воевода вдруг посуровел, набычился. Ухмылка исчезла, вихрявые брови поползли к переносице. Хорс скрылся за тучей, лес ожил испуганным шелестом.
- Он умрет.
Голос Воеводы рассыпался комьями земли под ногами. Глухо, злобно, незнакомо.
Словно сам Велес в страхе за свою власть заговорил в Лютоборовы уста.
Ратмир затих. Костер грозил обернуться пожаром. Дальше раздувать ни к чему. Преодолев тягучее болото молчания, знахарь повернулся к монаху и тихонько зарычал сквозь зубы:
- Отрекись, морена тебя забери. Отрекись, дурак.
- Нет, Ратмир. Коли отрекусь, то вложенные в вас зерна не прорастут, - отчетливо произнес он, вонзив в ведуна ясные синие очи, затем медленно опустил веки и подняв голову к небу, тихо забормотал:
- Иисус, Господь мой. Хочу жить. Но ежели поддамся искусителю, вкушу плод желанный, буду подобен падшим во грехе. Не допусти. Убереги, господи. Дай сил. Все царства земные бросал дьявол под ноги Христу. И Иисус не отрек…
Клинок воеводы вспорхнул и тут же, словно охотничий ястреб с небес обрушился на волхва. Охотник отвернулся. Не было никакого желания смотреть, как погибает проповедник. За мгновение в памяти хороводом пронеслись лица отца и матери, Лютоборова ухмылка, монах со своей наивной глупостью о прощении, грустные глаза чужого бога. Словно издалека, до Ратмира донесся сдавленный хрип и глухой звук упавшего тела.
- Не отрекся, - забывшись, прошептал знахарь, будто завершая монашью молитву.
Не отрекся - значит не трус и не слабак, но коли так, то зачем всех прощать? Не сходилось здесь что-то важное, краеугольное. Что то, что не давало покоя, словно не позволяло сбросить с плеч тяжелую бесполезную ношу.
Ведун повернулся. Из путанки терновника по глазам ударил яркий искристый луч. «Монаший крестик», - догадался Ратмир и влекомый странной, неодолимой тягой направился за ним в тёрен. Отраженное солнце, словно не желая соскальзывать с оберега пробивалось сквозь кустарник навстречу знахарю. Рыча и щурясь от нестерпимого света, стиснув зубы от боли Ратмир лез в цепкую мешанину. Ободранный острыми ветками, сам еще не понимая, зачем, он упрямо тянул истерзанные руки к кресту…

Отредактировано Александер (2024-05-01 06:21:16)