Все это когда-нибудь непременно закончится. Жизнь вернется в привычное русло. Оружие уляжется по складам, танки и БТРы встанут на консервацию, баллистика и артиллерия вернется в места базирования. Воины - Отцы и воины - дети разбредутся по необъятной и займутся делом.
    Столько всего надо будет исправить, починить, отстроить, столькому научиться, стольких наказать и простить…
    Дела… дела…
    Однажды я, уставший и нервный, только что вернувшийся с ночной смены домой, буду с дикой завистью смотреть на кровать, вспоминая суетливую ночь на службе. Окружная проверка, два учебных подрыва, гора документации для утреннего доклада комбату.
    Усталость тяжелой плитой навалится прямо на голову, надавит, склоняя ниже и ниже.
    Только вот дома за меня никто не съездит в центр за очередной срочно необходимой бумажкой, никто не починит хрюкающий в ванной кран, никто не перевесит косую книжную полку.
    Восьмилетний Ванька, украдкой поглядывая на выключенный компьютер, обложится домашкой по математике, непременно отвлекаясь в окно, и считая ворон в чистом весеннем небе.
    Ленка с десятимесячной Анюткой на руках будет кружиться по кухне, сооружая водяную баню для охлажденного детского пюре.
    - Саш, вчера звонили из МФЦ. Нужно срочно ехать за справкой.
    Стиралка отгудит своё, и я, проскакав в одной штанине до ванной возьмусь за ворчливые поиски любимой футболки.
    Выползу наконец из дома.
    Помяну зевком несостоявшийся отсыпной и потянусь в карман за утешительной сигаретой.
    Сегодня еще надо успеть сгонять на дачу, отремонтировать просевший навес. Оттуда - на авторынок за фильтром, потом - в продуктовый. На обратном пути - к маме. Отчитаться за навес и передать пакеты.
    Так что, хочешь - жалей себя, хочешь - нет, но один черт, за тебя никто все это не сделает.
    Вздохну, устало матюкнусь на вдруг зажужжавший сотовый и отвечу нервно, взвинченно:
    - Чего?
    - Саш, вернись пожалуйста, пока не уехал. Я баночку пюре не могу открыть. Слишком туго закручено.
    - Лен, ты серьезно? - Еще целых пол сигареты. Ничего. Никуда не убежит это пюре, пару минут подождет, - Ладно. Сейчас.
    Зарычу от удушающей безмолвной ярости. Швырну с досадой окурок в урну и ссутулившись под градом задач поплетусь обратно к двери подъезда.
    И тут вдруг откуда-то сверху зазвенит знакомый голос:
    - Па! Папа!
    Ванька.
    Взгляну на балкон. Там малой. Радостный, веселый.
    Сощурусь под ярким весенним небом, приложу ладонь к глазам.
    - Чего?
    - Па, я открыл!
    - Что?
    - Я сам банку открыл! Можешь не подниматься.
    Сквозь усталость, злость и нервозность потянется широкая улыбка.
    Я, благодарный неожиданному спасителю, весело подниму кулак с выставленным вверх большим пальцем:
    - Мужик!
    Малой, рассмеявшись в ответ, тоже стрельнет своей ручонкой вверх, пронзая синее покрывало.
    В голове сама собой сложится картинка, как маленький помощник один в компании наших с ним девчонок решает взять дело в свои руки. Напрягается, дует щечки, обхватывает ладошками баночку и растопырив локти отвинчивает таки тугую крышку.
    - Мужик, - улыбаясь повторю снова, только тише. Для себя.
    На душе полегчает как-то. Нагруженные на плечи дела вдруг рассыплются, измельчают разом. Усталость упорхнет в весеннее небо.
    - Да, - пробормочу негромко, готовый к любой задаче на свете. Засуну руки в карманы и, качнувшись на стопах горделиво осмотрю двор, - это мой сын…