Вот за что я люблю свою жену, так это за то, что она как врежет своими фактами, да промеж глаз, на все мои разглагольствования. Я, вот, например, математику в школе любил. Никогда меньше тройки у меня не было. Это по русскому я ни бум-бум, да и сочинять научился только после женитьбы. Для оправдания где был.
Ну так вот. Скандалим мы это значит по поводу моего выпитого состояния. Я ей как вмажу фактом.
- Баб на свете в два раза больше чем мужиков. Раз ты на меня орёшь, пойду выйду на улицу и только как свистну, сразу ко мне сбегутся. И ни одна не будет для меня жалеть стопочку другую. Не то что некоторые, не буду на тебя показывать пальцами.
Так моя меня же моей математикой как оглоблей да меж глаз:
- Дурень. Включи сопелку. Считай головой, сопи носом. Одна треть твоих мужиков умирает в возрасте от сорока до шестидесяти лет. А с шестидесяти до восьмидесяти ещё половину из оставшихся. Статистика возраст не учитывает. Вот и считай. После не сложных вычислений, ты поймёшь, что мужчин до сорока лет больше чем женщин, и только с возрастом перевес женщин преобладает над мужчинами. Так что родной, так как ты ещё не дорос до сорокалетнего возраста, тебе рюмка водки от меня не светит. А на твой свист сбредутся только старушки под девяносто. Так что учи физику. Может там найдёшь с чем ко мне докопаться.
Я приуныл, но не на долго. Когда в голове шумит, во рту…. Короче, я много чего могу ей припомнить.
- Зачем мне физика? Я зоологию в школе учил. У вас женщины, как стопор кто-то снял, как стоп-кран, так и летите мотыльками на право и на лево. Это как та блондинка пела, раз ты не первыйу неё, так всяк другой только второй.
- Вот, вот. Если бы ты не тянул со свадьбой, стал бы первым, а так пять лет встречались, вот ты и второй. А ещё бы подождал так стал бы даже и не третий.
Вот умеет моя зараза меня уделать. Такой удар, как дубиной, мог любого отрезвить, но не меня. Я ж говорю, что за годы совместной супружеской жизнитак научился придумывать, что хоть романы пиши. Решил ей целойбомбой вмазать.
- Да если бы не я, то вообще осталась одинокой. Некому было бы тебе в старостистакан воды подать.
- Ну дорогой. Раз ты у меня был не первый, то и не противоречь своим предыдущим высказываниям. Вряд ли бы я остановилась на втором.
Нет, ну не ехидная ли деваха? Так и хочет меня с ног свалить. Ладно. И это проглотим.
- Ага. Так если бы не остановилась на втором, то в подоле бы принесла родителям. Вот бы они порадовались.
- Ну ты нахал. Сам заставляешь наших детей на каждые выходные подкидывать родителям, и тут же упрекаешь меня за то, что я подкинула бы одного
- Да ты бы на одном не остановилась. Как минимум двое, сына и дочку.
- Ага. Только кто-то ещё на третьего, то намекает, а то и в наглую заставляет беременеть.
- От тебя дождёшься. Ты ведь такая, что где на тебя сядешь, то уже и не слезешь, а просто свалишься.
- То-то я и смотрю что весь в синяках, да с мордой поцарапанной.
- Во прицепилась. Говорю тебе что с мужиками играли во дворе в домино. Николаич принёс пива. Выпили, а тут его мегера. Не хуже тебя. Как налетела. Фурия.
- Ты кого это мегерой назвал? А?
- Да говорю же тебе что жена Николаича. У них это хобби такое. Бежит на улицу с ним ругаться, а сама три тарелки несёт.
- Тарелки то зачем? Вам стол накрыть?
- Во! И мы думаем зачем? А она как рот открыла...
- Так тарелки и проглотила!
- Что ты чушь мелешь? Как начали орать, а потом одной тарелкой об стол хрясть. Где домино лежало. Тарелка вдребезги, а осколки мне в морду. Я ору. Николаич орёт. А жена его ещё больше верещит, и потом хвать вторую тарелку. Я лицо руками прикрыл. А она машет и машет этой плошкой. Мне надоело руки держать. Стал их опускать, а она хрясть – и свою тарелку об мой лоб и разбила.
- Вот только не ври мне пожалуйста.
- Родная, чего мне врать-то? Это мы с тобой культурные люди. Интеллектуально ругаемся. Словами дерёмся. Без рукоприкладства. Это его мымра фарфором машет. Мне как по лбу попало, хотел бежать. Развернулся, только и помню, что из-за лавочки ногу выставил, а потом уже помню, что сижу с перевязанной головой и ты рядом.
- На радостях ты решил и мне скандал закатить. Опустить меня ниже плинтуса.
- Я? Тебе? Ты что-то путаешь! Мы же вот пришли домой, сидим, кушаем.
- Вот. И ты тут начал мне про одиночество. Про первый второй.
- Так это я тебе рассказывал, наверное, как в армии по ранжиру ставили и на первый второй рассчитывали.
- Э нет. Ты мне про –«выйду на улицу свистну».
- Может это, как в детстве голубей гоняли? Так это я тебе могу до вечера рассказывать. Только у меня сейчас голова трещит.
- Перепил значит?
- Что ты. Какой перепил? Говорю же тебе жена Николаича как хрястнет по кабине. Все мозги набекрень съехали и мысли болят.
- Как такое может быть? Чужая жена и моему собственному мужу по голове бьёт. Не порядок. А может ты это? Приставал к ней?
- О Господи! Ты что? Придумает же такое. Да мне и тебя то с головой, не успеваю справляться. А ещё и думать о ком-то, когда все мысли болят.
- Пить надо меньше. Нажрались со своим Николаичем, вот женщина и не выдержала.
- Да что мы нажрались? Всего-то по литрушке пива, а она мне тарелкой по куполу. И это меня, чужого порядочного мужа. Ну и била бы своего.
- Чужого это точно, а вот на счёт порядочного – так это ещё вопрос.
- Да ты же меня знаешь. Я ни-ни. Ни где и ни с кем. Так ты нальёшь?
- Чего?
- Ну ты же обещала. Ещё на улице. Когда перевязку делала. Сказала, что нальёшь пятьдесят грамм для лечения. Чтобы это, смазать мои раны изнутри.
- Тебя и так хорошо смазали. Вон всё лицо в зелёнке и царапинах.
- Так это снаружи, а внутри вся душа болит от ссадин. Налей рюмочку для здоровья.
- Да что налей? Чуть что так сразу ему и наливай. Надо же разобраться. Я его перевязала, а он мне дома скандал. Теперь вот налей. А чужие жёны ему морду бьют. Какая-то здесь кроется тайна.
- А вообще ты как всегда права. Тут точно тайна. Может она ко мне клинья подбивает? Может там Николаич спился и ничего не может. Ты давай скорей налей мне рюмочку и пойдём разбираться.
- Зачем налей? Так пойдём и переговорим. Я ей все космы повыдергаю.
- Не-е! Так не пойду. Николаич говорил, что у них есть сервиз на двенадцать персон. Моя голова и так трещит. Боязно.
- Вообще-то да. Вечером идти для выяснений, вроде как не корректно.
- Ладно. Накрывай на стол. Огурчик, помидорчик, и вот котлетки я нажарила. Давай покушаем и в постель. Говорят, после скандала и секс в радость.
- Да какая радость, родная, если голова вся избита, в зелёнке и болит?
- Да будет, будет тебе рюмка. Накрывай на стол. Я пока к соседке схожу. У нас ведь в доме ни грамма не осталось. Займу для тебя рюмочку.
- Ты только стакан возьми.
- Что? Стакан? А плохо тебе от таких мыслей не станет? Что я со стаканом пойду? Вообще лучше не пойду. Оставайся голодным.
- Ты что? Да ты меня не так поняла. Я о стакане- то говорю, что ты если с рюмкой пойдёшь, то больше разольёшь. А в стакане тебе же легче будет нести. О тебе же забочусь, родная.
- Обо мне или о рюмке?
- Ну и посуду тоже жалко.
- То есть стакан можно разбить, а рюмку жалко.
- Ну не томи родная. Вся голова трещит. Смотри я уже огурцы достал и помидоры тоже. Иди уже.
- Не пойду.
Вот опять двадцать пять! Ну что ещё?
Вон в морозилке достань, за курицей.
- О! Чекушечка! А почему не полная? Ты уже с кем-то пила? Выкладывай кто у тебя здесь был?
- Ну пошёл, ревнователь мой. Ты же вчера не допил. Футбол смотрел и забыл за неё, а я припрятала.
- Да уж. Футбол! Так наши расстроили что и не до питья было. А ты молодец. Не дала пропасть продукту. Давай за футбол. Чтобы наши научились играть!!!
- Э нет! Давай за твоё выздоровление. Ты скорей у меня пить бросишь, чем они начнутголы забивать. Из-за твоего футбола и у меня депрессия.
- Ну давай за здоровье и мою любовь к тебе. – Вот подхалим. Хотя конечно приятно. Почти как сериал про любовь.
Так вот и живём. Главное ведь в скандале, когда его начинаешь, это добиться своей цели. Я получил свою стопочку, она удовольствие от победы. А вместе мы делаем одно общее дело. Сохраняем крепкую ячейку общества. Чего и вам желаем. Не взирая на способы достижения этого семейного счастья.
Любви вам друзья и достижения всех заветных целей. Удачи.