- Сынуля! Ну, одумайся!
- Не могу мама. Ты не поймешь меня, но я просто без этого не могу.
- Ну, ведь раньше же мог? Как - то обходился?
- Да, было время мне и тарзанки на нашем пруду хватало. Бывало, заберешься на дерево, в руках только обломок ветки, привязанный на длинной веревке к вершине вербы. Закроешь глаза, оттолкнешься от сучка, на котором стоял, и лети-и-и-шь. Вниз с набором скорости, а потом вдоль земли и вверх.  Открываешь глаза и вот оно - небо. Просто чувствуешь, когда отпустить руки, чтобы сила тяжести не потянула назад и вот ты уже в свободном полёте, как птица. Тело послушно сгибается колесом, один оборот, другой. Выпрямляешься и прямо входишь в воду. Это уже как профессионал. А раньше бывало и брюхом плюхнешься. Минут двадцать все кишки болят, а потом ничего, опять на дерево лезешь. А там уже очередь. Весело было.
- Да сынок, весело жили, дружно. Только пришла беда в наш общий дом. Поделили нас и переругали.  С теми, с кем ты раньше гулял и прыгал приходиться ругаться и делить землю. А ведь землицы на всех хватит. Каждому ямка будет.
- Ну что у тебя мама за грустные мысли. Все будет хорошо.
- Нет, сынок. Так как раньше уже никогда не будет. Уж поверь ты моему женскому, материнскому сердцу.
- А помнишь, мама, как раньше весело мы отмечали рождество и новый год?
- Помню милый. Только этот год всё было не так. Некому веселиться. Кто уже погиб на этой войне, а кто на неё опять собирается. Как ты.
- Да что ты все причитаешь. Все будет хорошо.
- Это тебе хорошо. А мне здесь уже плохо. Люди косятся. В спину недобрые взгляды кидают. Шепчутся, что ты опять в каратели записался.
- Ты скажи, кто шепчется, и мы быстро на него управу найдём. Он у нас поскачет. Недовольных не будет.
- Это раньше все тебя и друзей твоих героями считали, а теперь прозревают люди. Камень за пазухой носят, да вилы в тихую точат. Сам помнишь, как хорошо мы жили, когда дружили с русскими. Это правители наши сделали нас врагами. И вас молодых на убой отправляют.
- Мама. Давай не будем о политике. Ты все равно ни чего не понимаешь. Сейчас многие нас не понимают. Но скоро прозреют, и вот тогда все будет хорошо.
- Конечно же, сынок. Что мы, простые крестьяне можем понимать в политике. Да я ведь с тобой не о политике. Я просто прошу тебя не ездить и не убивать людей.  Не рисковать своей жизнью, да и моей тоже.
- О! А ты-то причем. Я еду за адреналином. И риск здесь минимальный. Вот прошлые два раза был, и все хорошо прошло, спокойно.
- Я, конечно же, не причем, только твоя смерть и моею окажется. Да тебе этого не понять. Мал ты ещё, сынок.  Жениться тебе надо. Своих деток заиметь. Внуков для меня.
- Так вот ты о чем. Внуков ей захотелось. Там страна гибнет,  враг захватывает и оккупирует, а ей внуков. Да вас  женщин и правду не поймешь. Тебе внуков. Надийке любви большой подавай, Марийка вообще нос воротит. Ленка вон одна, без Павла осталась, и то в постель не затащишь. А там все просто. У тебя сила.  Автомат в руках. Там тебе никто не откажет. Жаль что мне мой " ТТ"-шник не разрешили забрать. Я бы и здесь порядки навел.
- Сынок. Так ведь любой женщине любовь нужна. Ласка, доброе слово.  Ты же, что же, за этим и едешь воевать? Тебе тут девчата враз все за грубость отказали, так ты там с автоматом на женщин?
- Не упрощай, мама. Я там воюю. Родину защищаю. Очищаю ее от врагов и оккупантов.
- Я это уже слышала, а с женщинами как? То же вот так, с автоматом?
- Это побочный эффект. Хотя если эти потаскухи поддерживают сепаров, то так им и надо. Нечего было за предателей замуж выходить.
- Тебе проституток в городе мало было? Да не смотри ты на меня так. Я мать, я знаю что говорю. Ездили вы своей гоп компанией раз в неделю, в баню. По твоим глазам было понятно, что возвращался "сытый" и довольный.
- Так-то ж мы с бани.
- Молчи за баню. Я потом бельё твоё застирывала. Если хотел, чтоб я не знала, надо было все следы самому замывать.
- Ну и ладно. Знала и знала, что с того? Ну, ездили, ну было. Кому от этого плохо. Зато, вон пацаны, когда женились, уже опыт был, а не так, с бухты-барахты.
- Я с твоим отцом двадцать пять лет прожила,  без всякого опыта. Честно и предано. А вам опыт подавай, да прыжки от юбки до юбки. Грешно это. А как теперь я слышу, ты за этим же и на свою войну ездишь, что бы под дулом автомата ещё и насиловать?  Так я ж тебя сама прокляну.
- Опять ты за своё. Да никого я не насиловал. Было у нас все полюбовно. Мы с ней даже жили в отдельной землянке. Ребята все понимали и создали нам все условия.
- Так чего ж ты ее домой не привёз, раз у вас все было полюбовно. По-хорошему.
- Да ей всего четырнадцать. Кто нам свадьбу разрешит играть? И не нужна она вам. Она за жратву с кем хочешь, пойдёт.
- Господи. Совсем ребёнок. А где ее родители. Сама она, где сейчас. Что с ней. За еду.
- Родителей у ей сепары побили, а сама она там, с ребятами осталась. Таскают ее по землянкам.
- Бедный ребёнок. За что же ей такие мучения?  Вот с такими, двадцати пятилетними быками и это дите. Что она видела в жизни, кроме ваших землянок.
- Она просто жила среди врагов. Их поддерживала, вот теперь и расплачивается. Там вообще хотели ее прибить. Она пацанов хороших заразила дурной болезнью. Пожалели. В больничку отправили. Вот видишь - пока со мной была, то и все хорошо было, а как я уехал, то по рукам пошла.
- Да что вы за звери такие. Это значит, ты сынок, изнасиловал голодную, четырнадцатилетнюю девочку под дулом автомата, а когда она в тебя влюбилась как кошка...
- Ги-ги. Точно мама, как кошка.
- То ты ее бросил и отдал другим на поругание? А когда она от вас же и от грязи вашей заразилась болезнью, то вы ее чуть не убили. Тьфу, на тебя. Лучше бы ты на машине тогда разбился. Когда вы со своих блядок, пьяные в дерево въехали.
- Ну, мама. Я тебя умоляю. Не надо этих красивых жестов. Ни кто ее не заставлял. Она сама пришла. Поесть попросила. Я отвел в землянку,  накормил, дал выпить нашего самогону, она и развалилась на топчане. Я так понял, что бы расплатиться. Кто ж знал, что она деваха. Ещё и верещала и кусалась дура.  Я же не ваш доктор, этот - гиниколог. Откуда я знал. А потом ничего  - прижилась. Понравилось. Да и кто против меня устоит.
- Ага. Особенно такое дите. Не то что не устоит, а даже не улежит. Как же тебе не стыдно. Совратил малолетнее дите и бросил там, на поругание для всех.
- Да - да. Совратил и бросил. Слышала бы ты, как она стонала, когда в землянку наши командиры заходили. Нас отправят в окопы, а сами к ней.  Слышал пару раз. И большинство женщин так. Им лучше с тем, у кого больше денег, выше звание, лучше машина. А я ее бросил, только когда домой ехал. Зачем она тебе. До этого же ей все прощал.
- Ну да. Пока нужна была тварь безмолвная, то ты ее держал и себя ублажал, а как надоела, так ты ее другим подарил?
- Давайте лучше о машинах. Вот ты тут сказала, что мы чуть не разбились. Это ведь тоже адреналин. Тогда на старых жигулях чуть не разбились, а там я на таких машинах ездил. Мне и за тысячу лет, здесь, у нас, не собрать денег, что бы себе такую купить.
- Это что за машина такая?
- О, мама, это "Лексус". Он, наверное, миллиона три стоит. Все автоматическое, блестит, руль под дерево, кожаный салон. Люк на крыше и окна одной кнопочкой открываются, мини бар, подушки безопасности. Мы когда врезались в наш БТР, то даже не поцарапались. Хоть и все стёкла по вылетали. Такие подушки, сами надуваются, когда машина упирается в препятствие. Правда, попало нам тогда от командира. Наш поляк себе эту машину хотел взять, да мы ее, того. Разбили, когда он допрос вел. А хозяин и не забрал свою машину. Там и бросил. Когда его допросили и отпустили , то так и ушёл пешком.
- Так вы ещё и грабите там, кроме насилия.
- Мы грабим? Да что там грабить после наших командиров. Вот кто имеет, у них и машины и мебель, и вещи и деньги, все есть. А мы так, по остаткам пройдем, пошерстим. Ты думаешь, что это мы мародерствуем? Нет, мама. Мы там выживаем. Вот, кок-то в дачный посёлок заехали. Думали еды, какой раздобудем. Картошки там накопаем, или ещё что. Нет ничего. Пусто. Все вывезли. Так нам пришлось проводку в домах вырывать, чтобы эти медные провода опалить, сдать на метал, и купить себе хлеба и водки. Ну что ты все смотришь. Конечно водки. Ты все думаешь, что там медом намазано, а мы там голодаем порой. Найдём вот, так, брошенную машину, разберем на запчасти. Наши парни в город смотаются, сдадут самое ценное. Там карбюратор или инжектор с колесами, а обратно хлеб, еду везут. Так и выживаем.
- Господи, кого же мы на свет породили? Грабит, насилует, убивает, а говорит, что Родину защищает. Как же тебе не стыдно людям в глаза смотреть?
- А не чего мне в глаза смотреть. Пусть лучше в дуло автомата смотрят. Чтобы не прилетело ничего в голову.
-  И это говорит мой сын. Я тут хожу, за него переживаю. Думаю нудиться парень. Послевоенный синдром у него. Женщинам по селу рассказываю как ему плохо. А ему плохо, потому что в мире живёт. Войны, видите ли, ему не хватает. Адреналина. Да чтоб он у тебя отовсюду капал. Может, тогда ты поймешь, каково живется другим. Ты же эгоист. Все только о себе думаешь. Отец, когда умер, ты даже не приехал на похороны.
- Я не люблю такие мероприятия.
- Что? Он не любит. А я просто летаю от счастья, когда хороню своих близких. Но кто будет хоронить, если родня откажется?!
- Пусть своих и хоронят. Мне на войнушке хватило могилы рыть. Так надоело, что мы в конце уже по пять тел в одну яму кидали. Чтобы не рыть лишнего.
- Свои - своих. А отец тебе не свой был разве? Чего же ты не приехал?
- Не отпустили.
- Брешешь. Мне, вон письмо пришло, твой командир отписал, что ты отказался ехать, а положенную неделю отпуска провёл в городе. Откуда тебя потом из вытрезвителя обратно в часть забрали.
- Вот, сама видишь, как мне плохо было. А эта сучка мелкая, все время с другим была, пока я отца в городе поминал. А я ее простил и к себе в землянку взял, и не говори что я зверь.
- Какой же ты зверь? Нет. Ты маньяк. Убийца и насильник. А ещё ты есть грабитель мародер. Да и отец из-за тебя умер. Не смог перенести позора.
- Ага. Скажи, что я его застрелил.  Достала старая.
- Достала? А ну ещё минуту послушай. Вот когда от тебя пришла первая посылка, мы обрадовались. Кума пришла. Соседка. Ещё бы. Сын заботится о родителях. Все хвалят. Открыли, там военная форма. Не новая, но хорошая. Будет в чем отцу зимой ходить. Молодец сынок. Через неделю ещё одна. Сели мы вокруг стола. Отец с топориком открывает. Мы затаив дух все смотрим. А там вещи. Мужские, женские, детские. Разные, но все ношенные. Да, ничего не скажу. Красивое бельё, кружевное. Но кто-то это уже носил. И поползли по селу разные слухи. А тут третья посылка, четвертая. И содержимое не меняется.
- Нечего было на показ выставлять. Для вас старался. Думал, что б вы узнали, как люди в городе живут. Как одеваются. Что-то бы отцу подошло, а что тебе.
- Ну да. Особенно вон те трусики из трёх ниточек.
- То моей будущей жене бы досталось. Все же не покупать.
- Практичный ты мой. Только ни кума, ни соседки после этих посылок с нами не общаются. Стороной обходят. И меня и наш дом.  Только после этих посылок у отца с мужиками села разбор прошел, и отец слег и за неделю умер. Сердце не выдержало. Вот тебе и вся, правда, сынок. И ещё хочу пару слов сказать. Езжай ты на свою войну. Не держу. Об одном тебя буду просить и молить. Найди и пришли к нам домой ту девочку, что ты совратил. Может своей любовью и заботой о ней, я вымолю у бога  для тебя прощение.  Моё прощение и отцово успокоение ты получишь только если выполнишь просьбу и спасешь этого ребёнка. Пусть она не станет твоей женой. Но я ее вылечу и выхожу. Будет тебе названная сестра. Больше не проси от меня ни слова.  Если выполнишь нашу просьбу - возвращайся, а ней - то и дома у тебя нет и родных тоже.

А через неделю пришло письмо. В нем фотография. Письмо не читала. Только смотрела. На мокрой, чёрной земле. В самой слякоти. Лежит голое тело несформировавшегося подростка. С небольшими зачатками груди. Мелкой елочкой волосков. И большой чёрной дырой в голове. Рядом дуло опущенного вниз автомата и брюки военного.
Не читая письма, я поняла, что у меня больше нет сына. И увидела это прямо на фото. По маленькому шву под коленкой. То зашивала я. Когда перелезая через штакетник Тот порвал брючину.
А ещё через неделю пришла похоронка. Только не в село. Письмо, с извещением о смерти женщины, пришло в зону АТО. Только парень никуда не поехал. Не любит он такие мероприятия.