Это сейчас я могу говорить и думать на эту тему. Сейчас, когда мне уже за полтинник, я могу пересмотреть всю свою жизнь. Удачную или не удачную, счастливую или не очень. Как-то вот так, утром проснулась, на душе тихо и покойно. Мысли текут ровно и плавно. Жизнь мелькает картинками диафильма и голос. Добрый и нежный голос – мамин, несущийся из теплоты и темноты. Из-за кадра. Всё как когда-то в детстве перед развешенной белой простынёй, с чередующимися картинками. Мамин голос сам задаёт вопросы и отвечает на них. Объясняет то, что я уже и сама осмыслила, в свете прожитых лет. Хотя иные мысли исправляет и объясняет почему.
Роды
Белая палата, даже скорее, операционная. Да, точно. Вот и врачи. Вот многоламповый осветитель, а вот и женщина на столе. Она тужится и кричит. Рожает. Но у неё ничего не получается. Акушеры в замешательстве.
- Адам Иосифович, ну что с ней делать? Может, вскроем?
- Ты что? Кесарить без особой надобности нельзя. Премии тогда не видать. Да ещё и затаскают. Знаешь ведь кто это? А крупный плод не повод. Давай так попробуем. Ты бери щипцы, а я сверху придавлю.
Женщина отходит и возвращается с мудрёным приспособлением в руках. Мужчина начинает всем своим весом давить на живот. Определённые усилия и вот на свет появился ребёнок. Это девочка. Тонкий писк возвещает мир о появлении на свет нового и живого.
- Ну вот и славно. У нас всё и так получилось
- Да не так оптимистично, Адам Иосифович. Через всё личико след то захвата щипцами. Носик свёрнут, да и голова угловата.
- Ничего. Нос вправим, голову подравняем, а вот след исправят, когда подрастёт, у косметологов.
И уже обращаясь к роженице:
- Милочка. Успокойтесь, хватит тужиться. У вас прекрасная девчушка.
- Адам Иосифович, по ходу родовая деятельность не прекращается. Посмотрите, ещё головка. Получается, что у неё двойняшки.
- Ты гляди, и правда. Куда же в консультации смотрели? Вот бл---ь идиоты. Если бы знать заранее, кесарили бы без последствий.
- Ну за то запишем себе сложнейшие роды близнецов и без осложнений.
- А как же с ребёнком?
- Да что там? Всё срастётся и заживёт.
- Во! Две прекрасные девчушки. Смотри, какая милашка.
- Да, эта вторая милашка, а вот первая полный урод.
- Так может, мамашке одну отдадим? А вторую оформим как брошенную.
Тут голос, тихий, милый и родной, но где-то из далека сказал:
- Я обеих заберу. Это мои девочки.
- Зря вы женщина. Вам и с одной проблем не мало. Вы же у нас брошенка? Одинокая. Вам и одной, здоровой девочки хватит помаяться. А эта, больная, скорей всего нежилец.
- Я обеих заберу. Это мои девочки.
Мама! Милая моя Мама! Ты меня не бросила. Это ведь родились мы! Я и моя сестра Аллочка.
Вот так, во сне, со мной говорит моя мамочка. Уйдя от меня два года назад, она не ушла навечно. Она здесь, рядом. Подскажет, поможет, поддержит. Так же, как и всегда. Все эти пятьдесят с копеечкой.
Неожиданно я выявила в себе эти экстрасенсорные особенности. Могла посмотреть на человека и через малое время в моей голове начинала говорить мама. Я спрашиваю, она отвечает. Всё, всё расскажет. Всю подноготную. Или вот к примеру, пропал ребёнок, дают его фото и мама мне, в моей голове, рассказывает, что видит ребёнок вокруг себя. А потом ещё и место укажет, где искать. Есть во всём этом только одно «Но». Тяжёлая плата за такие беседы – страшные головные боли. И чем дальше, тем больнее. Последнее время я даже уколы получала от врачей.
Детство
Года летят, мы растём. Аллочка хорошеет не по дням, а по часам. Вот ясли, где мы с сестрою в соседних кроватках. А вот уже нас мама ведёт в детский садик за ручку. Аллочка с непокрытой головой. Волосики развеваются. Очаровашка. Я иду рядом. Всегда в платке, зимой в пуховом, а летом, даже в самую жару, в льняном или ситцевом. С закрытым плотно лицом. Ну, ещё бы. Кому охота видеть с нежной, красивой, улыбчивой и открытой Аллочкой эту уродину - меня. Хоть врачи и обещали, но носик у этого ребёнка не выровнялся. А след от захвата щипцами, тёмно-красная полоса, прошла криво от подбородка, через нос и на лоб. Страшилище. Увидев меня, люди отворачивались.
Делать пластику врачи отказались. Рост, сосуды, переходный возраст. Обнадежили, что всё исправят после шестнадцати. Но мама!
Вот она красиво одетая идёт в большой серый дом. Охранник приветливо улыбается на входе. Мама показывает красную книжечку и её с Аллочкой пропускают. А где же я? Вот они – первые обиды. Мама сестру водит с собой на работу, а меня оставляет в саду. К ней ходят в кабинет разные дяди. Они много говорят, но главное, они всегда дарят Аллочке шоколад. А та ест одна, без зазрения совести. Нет, вечером она со мной делилась остатками и при этом хвасталась, сколько уже съела днём. И опять обиды.
А вот мама уже у начальника. Сначала просто говорят. Потом ругаются. Дальше – обнимаются. Результат?
Я с мамой, за ручку иду по городу. Больница. Долгие недели. И вот она я!!! Оказывается, я вылитая Аллочка. Только грустная копия. Прошло много дней и недель в больнице. Одна. Мама не может бросить работу. Порой я думала, что за меня забыли или просто бросили. Зато результат меня обрадовал. У меня тоже длинные волосы. Мне не надели платок на всё лицо. Могу играть с детьми в песочнице, и от меня не шарахаются как от тифозной. И не отводят своих детей в сторону. Я наконец-то стала обычным ребёнком. Как все. Ну, почти!
За кадром голос мамы и картинка: Вот мы пришли из больницы домой. Аллочка не бежит мне на встречу. Она выглядывает из-за двери. Мама меня раздевает. Снимает шубку, ботинки и, наконец, платок.
- Ну же, Аллочка, подойди к сестре. Посмотри какая она теперь красивая.
Сестра подходит и…. И наотмашь бьёт меня по лицу. Больно неимоверно.
- Противная. Она похожа на меня. Она украла у меня лицо. Теперь ты и её будешь водить на работу, и она там будет есть мой шоколад.
Обиды. Опять обиды. Пусть и детские, но такие горькие и обидные.
Дальше. Я иду с мамой за ручку. Волосы развеваются на ветру. Счастливая. Зарёванная Аллочка осталась в детском саду, а я впервые иду с мамой на работу. А вот и дядя, с которым меня знакомит мама. Говорит, что это наш папа. Он очень занят и поэтому не часто бывает дома.
А я видела, чем они занимаются дома. Дядя-папа постоянно мучит маму в кровати. Она то стонет, то плачет. А мне то противно, то маму жалко. Это ведь Аллочку одну пускали гулять, мне же постоянно приходилось сидеть на кухне. Скучно. Вот я и смотрела на них в щёлочку.
И вот этот дядя подходит ко мне. Гладит по голове и протягивает шоколадку. А я так его боюсь, что вдруг он и меня будет мучить как маму. Жмусь к маминой ноге и закрываюсь юбкой.
- Да! Вита это не Аллочка, а змееныш какой-то. Посмотри на её искажённое, полное страха лицо. Ужас, а не ребёнок.
- Ничего, привыкнет. Это же её первый выход в люди.
- Ты главное, научи её улыбаться. Иначе, глядя на неё хочется плакать и отдать последнее, всё что есть. С таким лицом на паперти, среди попрошаек стоять.
- Лёва! Не наговаривай. Походит со мной, пообвыкнет, станет и улыбаться. Ты мне главное найди невропатолога стоящего.
- Да где я его тебе найду? Мне легче бриллианты купить чем найти врача хорошего
- Ты так же говорил про косметолога, но нашёл. Хоть и подпольного, но настоящего. Посмотри каков результат. Нравится? Теперь дело за нервами и головными болями.
- Это у меня от тебя и всех вас троих нервы. Ладно. Я поищу. Только уведи это плачущее чудо от меня.
- Она не плачет. Это у неё улыбка на лице.
- Какой ужас. А эти её подёргивания, так вообще кажется, что сейчас выхватит нож и кинется на тебя.
- Вот об этом я тебе и говорю. Нужен хороший невропатолог. Это не произвольные движения и меня выводят из себя, но без врачей здесь не обойтись.
Школа
Вот и новые картинки всплывают за закрытыми веками. Мама снова пришла и говорит со мной. Болею? Да, вроде нет. После таких видений, один раз кинулась разгребать семейные архивы и документы. Большая часть того что вижу с закрытыми глазами, подтверждается бумагами. И справками от врачей косметологов. Выписки невропатологов и психиатров. Я нормальная! Только возможны не координированные, резкие движения. Хорея. То едва заметные, а бывают резкие и ярко выраженные.
Врачи обещали, что всё пройдёт к восьми годам, при первых попытках развития организма. Потом говорили к пятнадцати, затем к двадцати или после рождения ребёнка. Но ничего так и не изменилось.
Резкие подёргивания мышц лица. Ужасные гримасы. Сокращение мышц тела – повороты головы, махи руками или ногами. Сжимание до боли – всех внутренностей. И выход из этого состояния только – укол.
Так вот и в школе всё было. Нас с Аллочкой усадили вместе. Мама учительнице всё объяснила. Дала приготовленную железную коробочку с иглой и уже набранным шприцом. В обязанность сестры входило сказать, когда пора делать этот укол. Но она чаще всего молчала и злорадно улыбалась. А я, сжав сильно зубы, таращила глаза и царапала ногтями парту.
Весь класс дружил с Аллочкой и любил её. На меня смотрел только один мальчик. Он был самый слабый и болезненный. Все его обижали и мне, порой приходилось защищать его. А силы у меня в руках было много. Даже учительница не всегда могла удержать меня за руку. И вот сижу я, царапаю парту, и только этот мальчик смотрит на меня, а затем кричит учительнице:
- Иветке плохо.
Только тогда мне делали укол и боль отступала.
Пол началу, учительница отказывалась заниматься со мной, но мама вызвала её по телефону к папе Лёве, и всё наладилось. Обычно приступ бывал после девяти утра, а дальше весь день проходил спокойно. Хотя на экстренный случай, у меня в портфеле, лежала записка и коробочка со шприцом и лекарством.
Так прошли все десять лет учёбы. Учились мы хорошо. Аллочка шла на золотую медаль, а мне это не грозило. Но главное я научилась не рвать свои тетрадки, резкими движениями, во время приступа и, хоть немного усмирила своё лицо. Теперь гримасы и нервные тики на лице, появлялись только, когда нервничала или переживала яркие эмоции.
На экзамене в педагогический институт, куда нас заставила идти мама, что все хором сказали, что мне не быть преподавателем, но мамино влияние и папино положение, сделали своё дело. Мы поступили.
С учёбой проходило не всё гладко. За Аллочкой увивались десятки кавалеров, но завидя рядом меня, все быстро ретировались.
В институте сестра сама уже спокойно делала мне уколы. И старалась не дожидаться полного кризиса. Мы научились его предчувствовать. На лице у меня начинали подёргиваться веки и, если она успевала сделать укол, то глаза не выходили из орбит, и не перекручивало руки.
Вот и настал этот день. Получение диплома. Мама в зале. Приехал даже папа Лёва. Наш декан поздоровался с ним за руку и вместе прошли в первый ряд. Аллочке вручали диплом и грамоты первой, затем мне и далее всем остальным. Наверное, боялись, что бы у меня из-за эмоций не начался приступ. Правда мама меня напоила отваром семи трав.
Как-то этот отвар маме посоветовала старушка. Мы проходили мимо церкви и женщина, увидя моё лицо, посоветовала маме меня окрестить и поить отваром трав, названия которых подсказала сама. Отвар не отрава, мама собрала и заварила. Немного помогло. Гримасы на лице стали редкими. Уверовав в слова бабки, мама меня тайно окрестила. Аллочка отказалась. А мне полегчало. Движения не стали очень резкими, и я научилась по немного расслабляться.
А вообще день получения дипломов запомнился нам на долго. Вся группа уехала гулять и праздновать. С ними порывалась и Аллочка, но мама ей не разрешила. Мы, вчетвером, отправились в ресторан. Кушали, слушали музыку и даже танцевали. Мне разрешили выпить немножечко шампанского. В голове зашумело, и было очень весело. А потом поехали домой, а папа Лёва на работу. Так было хорошо и покойно, но дома разразился огромный скандал. Мама даже пыталась напоить Аллочку отваром семи трав, что приготовила для меня.
Ведь у Аллочки началась настоящая истерика. Она билась в конвульсиях, кричала и рыдала, кидалась подушками и посудой. А те слова что она выкрикивала, поражали меня. У меня случился приступ.
Мама сама напилась моего отвара, напоила меня и сделала укол.
Я лежала на полу, судорога медленно отпускала мои руки и ноги, а в это время Аллочка громко кричала:
- Всё этой Иветке. Алла то, Алла сё. Алка туда, Алка сюда. Принеси, подай, уколи, помоги. А мне хоть раз кто чем помог? Эта дура и кривляка распугала всех мужиков. Один раз затащила для себя в дом парня, так вместо того чтобы заняться любовью, занимались этим отродьем. Что бы поиметь мужика, пришлось создать ширму из общественной работы. Слава Богу что эта дура ничем кроме учёбы не интересовалась, иначе наверняка бы влезла и в нашу постель. А всё ты, старая дурра. Завела себе любовника. Папа Лёва, папа Лёва. Хахаль. Министр грёбаный. Настрогал заместителю двух дочек, а сам из семьи ни ногой. Только так, на выходные или праздники является. Шоколадку, конфетку. Да я обожралась этого шоколада у тебя в кабинете, пока ты Иветку туда не притащила. И пошло-поехало. Ах, бедная крошка, больной ребёнок. Все жалели, помогали, подкармливали. А меня кто спросил, каково мне всё это? Всю жизнь при чокнутой находиться.
Мама попыталась её ударить, но Аллочка увернулась. И ещё много, много говорила, а я лежала и думала – какая же я бессовестная. Она ведь у нас очень красивая. Мне кажется, что даже немножко красивее мамы. Это ведь Аллочка всегда была рядом. Мама уходила на работу – сестра рядом. В спальне наши кровати – рядом. В школе мы сидели всегда тоже – рядом. Десять лет. Это в институте Аллочка сидела чуть по одаль и сзади, чтобы, не отвлекаясь от учёбы, следить ещё и за мной, и за моим состоянием.
Это ведь я на неё обижалась, когда Аллочка рассказывала, как у мамы на работе её все угощают шоколадом. А оказалось, что когда мама привела меня, то сестру лишили всего этого. И шоколада, и внимания. Когда другие дети беззаботно играли, мою бедную сестру заставляли смотреть за мной и моим состоянием. Вместо игрушечного шприца, учили делать уколы – настоящим.  А когда научили, то заставляли ежедневно делать эти уколы, да ещё и следить за состоянием самого шприца. Это ведь сейчас, одноразовые шприцы, а тогда, в школе, Аллочке, после укола мне, необходимо было идти в медпункт на стерилизацию. Где шприц обрабатывали в специальной печке. Это ведь всё время, и моей бедной, миленькой сестре, почти не оставалось времени поиграть. И вот так всё детство. Хотя и в институте было не на много легче. Даже своей общественной работой, из-за меня она не могла заниматься, если мама задерживалась на своих совещаниях. Как мне её жалко. Бедная моя сестричка.
Приступ прошёл. Я смогла сама встать с пола и сесть в кресло. Аллочка металась по комнате. Хватала и бросала на стол какие-то вещи. А потом схватила скатерть со стола, свернула углы и завязала их узлом. Взвалила на плечо этот баул и вышла из квартиры.
Больше я свою сестру не видела.
Мама порой говорила, что заходила Аллочка, что они виделись, встречались, общались, но со мной сестра не поддерживала ни каких отношений. Наверное, когда-то я её сильно обидела. Но она мне ничего не сказала. Честное слово попросила бы у неё прощения.
Дальше мы остались жить с мамой вдвоём. Папа Лёва приходил всё реже и реже. Мама устроила меня в школу для детей с отставанием в развитии, где я и сейчас работаю. География, которую я преподаю, не профилирующий предмет, и поэтому, ко мне и моему уроку нет больших запросов.
Дальше был развал СССР. Смерть папы Лёвы. Мама же, как она сама говорила, удержалась на месте заместителя, и даже какое-то время работала И.О..  Но это были смутные времена.
Появление компьютера дало мне возможность путешествовать. Я пересмотрела множество видео из разных стран. Прочитала десятки различных историй. Дети с удовольствием шли на мои уроки. Их не пугали мои подёргивания, резкие повороты головой или махи руками. Все привыкли, и моя школьная, обидная кличка «Клоун», сменилась на обычную «географичка». Всем нравилось слушать меня, а иногда сами дети рассказывали, куда возили их родители. А это часто были Турция или Египет. Жизнь стала другая. Более интересная и насыщенная.
Новости
Однажды, придя с работы, я заметила, что мама стоит в комнате и тихо с кем-то разговаривает. Подумалось сначала, что по мобильному телефону с Аллочкой. Но оказалось, нет, обе руки у мамы были свободны. Я это увидела, так как мама достала из сумки кошелёк и открыв его достала деньги и передала собеседнику. Дальше я не видела ничего, потому что пошла, извиняюсь, в туалет.
А вечером в нашем доме появился мужчина. Это было так необычно и очень волновало. Нет, мужчин то я видела и общалась с ними. У нас и в школе, трудовик с физруком, мужчины. И ещё завхоз. Но это так далеко, тем более что они со мной практически не общаются. Только по работе или про детей. А это дома, да ещё и сел с нами пить чай и ужинать. Мама сказала, что его зовут Серёжа и это наш дальний родственник из деревни. Он приехал поступать в институт, пока поживёт у нас, а потом переедет в общежитие.
Серёжа был приятный молодой человек. Знал много разных историй и анекдотов. Весь вечер мы разговаривали и шутили. Он рассказывал про нашу родню в деревне и разное всякое. Постелила ему мама Аллочкину постель, которая всё это время стояла пустой. Между кроватями поставила тумбочку, на которой лежали мои лекарства и шприцы. А также стоял графин с отваром семи трав.
Серёжи я не боялась, глупо чего-то бояться, когда тебе уже за тридцать. Да при этом он всё время учился, готовился к экзаменам. Даже не знаю, спал ли он. Я ложилась, он сидел на кухне. Я вставала, а он опять на кухне со своими тетрадками. На третий или четвёртый день, волнение улеглось во мне. Я успокоилась. И меня даже удивила та внимательность, которую проявляла мама ко мне. Когда я успокоилась, стала спокойнее и мама.
В этот день всё было как обычно. Только одно изменение, как только мы поужинали, Серёжа ушёл спать. Мы с мамой сели в зале смотреть телевизор.
Когда я пришла в спальню, слышно было ровное дыхание Сергея. Спит. Я разделась, надела рубашку и тут отметила что ритм дыхания изменился. Легла.
И тут это началось
Он был нежен и корректен со мной как с хрустальной вазой. Было очень приятно. Я расслабилась и получила огромное наслаждение. Это было первый раз, но я всё мысленно давно пережила. Интернет хорошая штука. Я была готова ко всему и получала наслаждение. Сначала возбуждение было слабым и спокойным, но каждый миг дрожь в теле увеличивалась и тело начало само извиваться и тут. Тут все мои внутренности сжались в комок. Я даже в момент похолодела.
Серёжа закричал. Включился свет и подошла мама. Сделала укол и попыталась напоить меня отваром. Какое-т время это не получалось, даже мои челюсти были сведены. Но лекарство начало действовать, губы разжались, и мама влила мне в рот отвар. Ещё через минуту, Серёжа смог освободиться из моего плена и убежал из комнаты. Мама ушла за ним. Я слышала, что они тихо говорили, а мне становилось так легко и приятно что по щекам текли слёзы. Это было полное счастье. В моей жизни случилось то, о чём даже не мечтала.
Хлопнула дверь, это ушёл Серёжа. Больше я его не видела.
В комнату вернулась мама. Села на край моей кровати и заплакала. Вроде ничего необычного, две женщины плачут в комнате. Только я плачу от счастья, а мама с горя. Сквозь её слёзы и причитания, я поняла, что Аллочка родила второго ребёнка и мама мечтала, что бы, и я смогла испытать счастье материнства и познать капельку женской судьбы. Не знаю, как там с материнством, но для меня и этот миг был верхом блаженства. В школу я на утро не пошла. Мне просто не хотелось шевелиться, и не хотелось спугнуть это спокойствие тела. Наверное, впервые в жизни я лежала и не дёргалась. Да нет. Это не кому не понять. Для человека с моим заболеванием просто лежать и не шевелится невозможно. Даже во сне моё тело живёт своей жизнью. То рука двинется, то нога согнётся или всё тело дернется. Каждое движение будит, но я привыкла. Уснула, проснулась и опять заснула.
Мама тоже заметила, что я лежу спокойно. Она успокоилась, глотнув моего отвара. Принесла полотенце и тазик с водой. Намочив полотенце, обтёрла всё моё тело и тихо ушла в свою комнату. Утром она ушла на работу. Несколько раз звонил телефон, но я не брала. Даже не вставала ни кушать, ни в туалет. Просто лежала и всё. Спина затекла, но мне очень не хотелось возвращаться в своё тело. Моя душа ещё витала в облаках мечты. Только после обеда начала подёргиваться рука и левое веко. Ещё полежав немного, встала и поплелась в ванную комнату. Сказка кончилась. Я вернулась.
Пришла мама. Посмотрела на меня и ушла в комнату, я поплелась за ней.  Она уже сидела в кресле, низко наклонив голову. На светлой юбке уже имелись следы от двух слезинок. Обняла её за плечи.
- Спасибо мамуля. Я всё поняла и очень тебе благодарна.
- Как мне хотелось, чтобы ты была счастлива.
- Я и так счастлива, мама. Это было не забываемо. И я горда тем, что этот опыт был в моей жизни. Скажи, дорого тебе это обошлось?
- Да разве в деньгах счастье, доченька? У меня ведь вся жизнь только для тебя. Я старею, так хотелось, чтобы ты родила. Тогда не осталась бы одна, после моей смерти. Сейчас у меня есть силы, и мы вместе подняли бы на ноги твою дочурку.
- А если бы это был сын? Я хочу, чтобы он был похож на Серёжу. Да, что ты говорила про Аллочку? Она бедненькая, ещё обижается на меня?
- Не обижается, но к нам домой – ни ногой. Да и к себе не приглашает. Вот позвонила на работу мне, и пригласила встретиться в парке. Познакомила с мужем, старшим сыном и малюсенькой дочкой. Они живут счастливо, и мы с тобой просто не имеем права мешать им. Пошли ужинать.
- Пойдём. Только ты это, мам. Больше не зови никого. Я не хочу изменять Серёже. У меня был один муж, одна ночь, один секс и хватит всего этого. Я счастлива.
Больше мы эту тему не поднимали. Прожили ещё почти двадцать лет. Как сказал один поэт:
- Я знаю тебя одиночество В бездонной вселенной людей»
Как точно и тонко подмечено. Бездонная вселенная. Море людей, а я одна. Всегда одна. Дети ходят на мои уроки, слушают мои истории, но я им не нужна. Я одна. Мама ушла неожиданно. Просто позвонили из министерства:
- Ваша мама умерла, тело отправили в морг. Все проблемы, связанные с погребением и все ритуальные услуги министерство, берёт на себя. Проститься с телом можно в ритуальном зале, за два часа до похорон по адресу.
Назвали день и час. Людей было не много. Аллочка не пришла. Детки её тоже.
После похорон и поминального ужина мне отдали картонную коробку с мамиными вещами из кабинета. В ней, в том числе, был и мобильный телефон. Почти тысяча контактных номеров, но Аллочкин номер первый. Набрала.
- Мама умерла.
- Когда?
- Вчера похоронили.
- Номер места?
Я назвала номер могилы и разговор сразу окончился. Собрала продукты и понесла на кладбище, как того требует обряд – завтрак на могилу. Долго сидела на скамеечке у соседней могилы. Спешить мне не куда. Затем обратила внимание на стоящую сбоку машину. Поняла, что это сестра. Слишком долго из машины никто не выходил. Как же долго люди могут носить в себе обиды. Я уже и не помню почти ничего из детства, а моя Аллочка несёт эту ношу уже вот почти тридцать лет.
Я встала и ушла. Не стала останавливаться и оглядываться. Да и почувствовала – скоро придёт приступ. Надо идти, делать укол. Мамочка научила меня колоться самой. Спасибо родная. Ведь только ты приходила ко мне в те моменты, когда это было необходимо. Ты у меня была сильной и волевой. Но инфаркт…. Как-то не верится. Один миг, один звонок и из внутреннего одиночества на меня упало полное уединение. Ах как ты была права, мамуля. Если бы у меня всё получилось с Серёжей. Если бы у меня родился ребёнок. Насколько проще мне было бы сейчас. Хотя, как ещё при нашем рождении сказал Адам Иосифович, мамин акушер:
- Время всё излечит.
Вот так и я. У меня к пятидесяти годам полностью прошли подёргивания лица. Ночами я почти не просыпаюсь, а приступы настолько стали редки и замедленны, что уже не ношу с собой ни шприц, ни лекарство. Вот так, в полном уединении прошли ещё два года. Приближается пенсия, и этого боюсь больше всего. Если лишусь работы – это убьёт меня, и я быстро отойду до мамули.
- Я, наверное, замучила вас своими россказнями?
- Ой, нет. Что вы. Я, так же, как и ваши ученики, желаю слышать ваш голос и ваши истории вечно.
- Спасибо. Вы тоже не спешите?
- Да все мы спешим, бежим, не успеваем и опаздываем просто пожить. Вот так вот и мой. Вечно в бегах. То дети маленькие – растим. Выросли – помогаем. А тут раз и его хватил инсульт. Он лежит, а сижу. Теперь дети бегают. За своими детьми, на работу и сюда, в больницу. У нас хорошие детки. Оба женаты, у обоих есть детки. Наши внуки. А вот времени на всё и на всех не хватает. А вот вы почему здесь сидите? Что-то с вашей сестрой, Аллочкой?
- Да вот понимаете, на старости лет обзавелась семьёй. Теперь тоже спешу и бегаю, по мере своих возможностей.
- Что-то случилось? Несчастье?
- Да кто его знает, горе это или счастье. Однажды вечером я читала книгу и слышу, что-то меня отвлекает. Какой-то посторонний звук. Прислушалась, может соседи. Ан нет. Это мой телефон. Мобильный. Звонить то мне некому, но от мамы остался, вот я и ношу его в сумке. Достаю только когда его нужно зарядить. Да счёт раз в полгода пополняю. Ну, тут думаю, что на работе «ЧП». Пока ковырялась в сумке, телефон умолк. Ведь как назло, на самом дне лежал. Пользоваться я им почти не умею. Ученики научили отвечать на звонки и ладно.  Ну положила его рядом с собой, если надо кому, ещё раз позвонят – думаю. И правда, позвонили. Этот звонок и перевернул всё с ног на голову:
- Алло, это Иветта Львовна? – это я значит.
- Да. – отвечаю
- Это Марина, но вы меня не знаете. Я дочь вашей сестры Аллы.
У меня так всё и упало внутри. Это ж вы понимаете, племянница позвонила. Значит что-то серьёзное.
- Что у вас произошло?
- Понимаете, у мамы инфаркт.
Тут меня саму начало трусить. Наша мамуля умерла от инфаркта. Хорошо, что Мариночка продолжила.
- Но вы не волнуйтесь. Мама в больнице и врачи сказали, что поставят её на ноги.
- Ой, ну и, слава Богу.
- Да-да. Только у меня самой проблемы. Мы с мужем то развелись и Танюшку, дочку я воспитываю вместе с мамой. А вот теперь так получается, что я работаю, мама в больнице. Не могли бы вы взять на два- три дня Таню. Днём то она в садике, ей всего четыре года, а вот вечер и ночь, мне страшно оставлять её одну. Я знаю, что вы с мамой в ссоре и мои действия она не одобрит, но положение у меня просто безвыходное.
Вот так у меня сначала появилась внучатая племянница. Она очень послушная, эрудированная и умная девочка. Днём я на работе, а вечером мы ужинаем, и я рассказываю ей великолепные истории про мир и разные страны, где мысленно побывала. Она слушает. Потом мы занимаемся немного трудом и рисованием. Лепим разные поделки из пластилина, желудей и листьев. А потом рисуем то что сделали.
Потом у меня появилась племянница. Просто я один раз запретила ей будить в одиннадцать ночи, Танюшу, и уложила их рядом на Аллочкиной кровати. Теперь они живут у меня. Затем на мой мобильный телефон, а он кстати сказать, у меня уже не лежит без дела, позвонил племянник Алексей. Он сейчас в армии. Интересовался состоянием мамы. Так что у меня теперь есть семья. Я не буду одинокой. И вот сегодня. Вот сейчас. Врачи обещали отдать мне сестру. Мою Аллочку.
- Ой! Вы только не волнуйтесь
- Да, да, я держу себя в руках. Укол утром сделала. Отвар попила и с собою взяла. Я в норме. Я спокойна. Спасибо вам. За нашей беседой пролетело время. Уже скоро.
Мимо прошли две молоденькие медсестры. Они шли и косились на нас. Да уж, возраст и болезни не красят человека. А болезнь близкого, вообще выбивает из колеи. Когда болеешь сама, то борешься, стараешься, а вот когда это твой близкий и ты понимаешь, что помочь ты не сможешь. Не чем. Только врачи и его желание выжить.
Вышел врач. Подошёл к нам:
- Ваш муж пришёл в себя. Всё в норме. После обхода вас к нему пустят.
- Теперь с вами, Иветта Львовна. Как вы себя чувствуете? Давайте я посмотрю ваш пульс. Нормально.  Хотя, может, укольчик сделаем?
- Я в норме, доктор. Когда вы уже отдадите мне мою сестру?
- Её одевают и готовят к выписке. Вы сами-то справитесь? Вам ведь самой нужна помощь.
- Доктор! Моя сестра — это лучшее лекарство. У меня квартира на первом этаже, довольно большая. Мариночка и Танюша живут у меня. На днях из армии возвращается Алёша. У меня большая и дружная семья. Неужели вы думаете, что мы все вместе не справимся?
- Ну хорошо. Вот возьмите визитки. Моя. Если вдруг что, я или мой папа приедем по первому вашему звонку.
- А что, ваш папа ещё практикует? Адам Иосифович когда-то помог нам появиться на свет.
- Нет. Папа уже сидит дома, но он очень переживает за вас, в память о вашей матушке, которая, в своё время, спасла его. А вот и Алла Львовна.

По коридору, молодая медсестра везла кресло, в котором находилась точная копия той женщины, с которой я только что сидела и разговаривала. На лице застыла маска, а левая рука и нога крупно дрожали и подёргивались. Моя собеседница поднялась, сделала несколько шагов и опустилась на колени перед сестрой. Она плакала и целовала ей руки. Просила прощения за давние обиды. Маска на лице была недвижима.
Доктор помог подняться с колен и попытался усадить плачущую.
- Нет, доктор. Спасибо. Я всё. Я спокойна. Мне необходимо быть сильной. Я смогу. Я не одна.
Она взяла инвалидное кресло и покатила по коридору. Навстречу ей шли трое. Молодая женщина. Солдатик с чемоданом, и маленькая, миленькая девчушка, очень похожая на старушек близняшек.
И я поверила! Всё у них будет хорошо!
Люди! Сколько же драгоценного времени, которое отпущено для жизни и любви, вы тратите на ссоры, дрязги и обиды.
Любите друг друга и будьте счастливы.