Вот мы и вернулись из командировки. Надо с утра сходить в церковь, поставить свечи. Кому за здравие, а кому за упокой. Самую большую свечу, я поставлю Владимиру Николаевичу. Хирургу! И Человеку! Это Хирург и Человек с большой буквы. Человечище! Спасибо вам, Владимир Николаевич, от всех тех, кого вы вытащили с того света, да и ещё вытащите!
Но давайте по порядку.
Москва отправляет белые КамАЗы с гуманитарной помощью. Пусть не так много и не так часто, но Крым тоже собрал свою помощь. Четыре Мерседеса Вито, были забиты полностью. Даже рядом с водителями лежали коробки. В пятой машине ехали добровольцы. Хирург и два ассистента, анестезиолог, два журналиста, резервный водитель и руководитель, отвечающий за груз и за всю поездку. В этой, в пятой машине, в проходе, между сиденьями лежали свёртки, кульки, коробки. Выехали из Симферополя рано, в пять утра. Едем через Керченскую переправу.  Первая поездка, которая проходила через Чонгар, окончилась ничем. Через границу нас пропустили свободно, а вот далее, на подъезде к Донецку, нас остановили. Выкинули всё из машины. Пищу и медикаменты оставили себе, игрушки, памперсы и одежду просто выкинули в кювет.  Мы просили, чтоб хоть то, что им не нужно, отдали нам, но лейтенант Чупрун, как он представился, сказал, чтоб ехали отсюда, пока сами целы. И мы вообще должны благодарить его и в ноги кланяться, за то, что он нас отпускает. С такими сволочами и террористами как мы не церемонятся, к стенке и в канаву, вслед за теми вещами, что там уже лежат. Так мы и вернулись домой ни с чем. Бесславно закончилась наша первая экспедиция. Вот поэтому мы едем через переправу, а далее через Ростов и погранпост Успенка.
Первая остановка на шестьдесят седьмом километре. Это Топловский, женский монастырь. Матушка вышла лично благословить нас. Монастырь добавляет свои собранные вещи. Самодельные игрушки, вещи, булочки, лечебные настои и чаи. Груз располагаем уже на коленях добровольцев. Уложить просто не куда.
В каждую машину дали по розочке, все кто хотели тоже взяли. Розы лежали перед образами и теперь нам послужат как оберег. Цветочки подсушены, но всё равно приятно пахнут. Передали для Украинской церкви, что в зоне военных действий, просфоры и свечи. Масло для лампад.
Вы себе не представляете! Когда мы подъехали к переправе, очередь была километровая. Только закончился шторм, и паромы не ходили. Люди, узнав с каким грузом и с какой целью мы едем, пропустили машины без очереди. Мы подъехали к парому. Он уже загрузился и собирался в путь, но задержался. Пять машин вернулись на Крымскую землю, чтобы пропустить нас. Мы не хотели, говорили, что скоро второй паром подойдёт, но люди настояли. И через полчаса мы съехали с парома в порту Кавказ. И на выезде из порта, машины разъехались по сторонам, чтобы нас пропустить. Спустившись с парома, мы проехали через ряды сигналящих машин, а потом наша пятёрка возглавила колонну выезжающих из порта. Далее по дороге, нас никто не обгонял, и только со временем наша колонна уменьшилась. Все остальные машины разъехались кому куда надо.
Вот и граница. Российские пограничники дотошно выполняют свою работу. К машинам по очереди подводят двух собак. Одна ищет наркотики, вторая оружие и взрывчатку. Ни чего из выше перечисленного у нас нет. Проверка личных документов и накладных на груз. Всё. Нас долго не задерживают, но всё равно это около часа. Проезжаем до Украинских пограничников. Кстати. Номера на машинах, старо крымские. С новыми номерами, в прошлый раз, одну машину не пустили. Теперь мы научены.
Украинские пограничники лаконичны. Обходят вокруг машин, проверяют личные документы, ставят печать и, мы едем дальше.  Вот она – Украина. До воюющих далеко и здесь спокойно. Но по мере приближения видны воронки от взрывов и сгоревшие, разрушенные дома. Наши машины тоже обстреливали из автоматов, все прошлые разы. Мы уже привыкли. Были у нас и раненые, правда, легко. Только первый раз сильно страшно, все пули летят только в тебя, потом привыкаешь. От границы нас всегда сопровождали два, три ополченца. Они садились в наши машины рядом с водителем, но не в этот раз. У нас свободных мест не было, и поэтому они выехали перед нами, на отдельной машине.
Цель уже была близка. На этот раз наше путешествие проходит без приключений. Проехали село, в котором расположился госпиталь и рота выздоравливающих. Здесь остались журналисты, ехавшие с нами. На выезде из села нас остановил патруль:
- Добрый день. Спасибо что приехали. Далее езжайте быстрее. У нас позавчера участок боёв от Тельманово до Комсомольского, километров в пятьдесят, несколько раз переходил из рук в руки. Да утром ещё произошло ЧП. Какие-то молодчики, рано утром, пролетели на джипе селом, кинули две гранаты в госпиталь и постреляли все стёкла в домах вдоль дороги. В госпитале убило нашего доктора.
- А мы как раз везём бригаду врачей. Хирурга, двух ассистентов и анестезиолога. Но надо зарегистрировать их в Донецке, а потом может к вам, и отправят.
- Счастливо добраться.
Мы выехали с Новоазовского направления в сторону Донецка, ниже Тельманово.  Скорость набрали быстро. Тут из кустов кто-то кинул камень. Первая машина, с солдатами, успела проехать. Камень, который оказался гранатой, взорвался перед нашей первой машиной.
Время остановилось. Нет, только замедлилось. Граната летит на землю, перед автомобилем. Нога автоматически слетает с педали газа на педаль тормоза. Машина тормозит. Зад машины поднимается вверх. Перед лобовым стеклом, в которое бьётся голова водителя, разбивая его из нутрии, вспыхивает взрыв, и волной стекло вдавливает в машину. Машина подскакивает от взрыва и переворачивается на бок. Следующие сзади машины не успевают затормозить и четыре машины выстраиваются в один ряд как единое целое. Из первой машины выскакивают ополченцы и стреляют из автоматов. Крик. Взрыв. Стон. Тишина.
Очнулся со связанными руками на земле. Перед собой вижу только траву и обочину дороги. Попытался сесть, не получилось. Руки за спиной, затекли. Стал шевелить пальцами, но верёвка сильно впилась в запястье. Больно. Перекатился на спину. Машина рядом. Отталкиваясь ногами, придвинулся к машине. Упираясь то головой, то плечом в колесо, получилось сесть. Прислонившись к колесу, полулёжа, но сижу. Стал осматриваться. Возле первой машины лежат, раскинув руки два ополченца, мертвы. Третий из нашего сопровождения, лежит чуть в стороне, стонет. Видна окровавленная кость, торчащая ниже колена. Меня оглушило или контузило, не знаю. Мутит. Звуки доносятся как-то снизу и из далека. Кто-то стонет и плачет, поворачиваю голову в сторону звуков. Медленно. В ушах шумит, в глазах темнеет от резких движений. Ещё медленней. Голова ложиться на колесо, а крыло машины закрывает обзор. Пытаюсь приподняться. Лучше б этого не делал. Хотя нет, надо это видеть, чтобы свидетельствовать против этих моральных уродов.
Двое бандитов, в форме солдат украинской гвардии насилуют женщину, лет тридцати. Помощницу хирурга, которая ехала с нами. Вся одежда на ней разорвана. Висят только несколько лохмотьев. Сама она вся в грязи и в крови. Руки вывернуты и связаны за спиной, а ещё привязаны за шею. Так, что она своими движениями сама себя душит. Эти двое насилуют и ржут. Закончили и бросили тело на землю. Зовут других. Женщина лежит без сил и не двигается, только стонет. Лица женщины не узнать, один глаз чёрно сине красного цвета, второй глаз залеплен грязью. Она ничего не видит, и наврано ни чего уже не понимает. Когда к ней подходят другие двое и поднимают её, она не сопротивляется. Она не держится на ногах, падает. Её бьют, и снова поднимают. Падает. Тогда ставят на колени и насилуют так. Подонки. Я это видел. Дайте мне нож и развяжите мне руки. Да я без ножа буду рвать этих подонков на куски.
Отвожу взгляд. Не в силах смотреть. Но и тут картина не лучше. Четверо мужчин связаны и сидят вместе. Солдаты пинают их ногами и бьют прикладами. Кто-то просит, чтоб не били врача. На что один солдат наступил на руку доктору каблуком и сильно придавил. Доктор дёрнулся и сразу получил удар прикладом по голове. Сразу обмяк и повис на верёвках связывающих мужчин. Далее удары посыпались на того, кто просил за доктора.
На земле лежит, а точнее шевелится наш кладовщик. Так мы звали Павла Сергеевича, отвечающего за груз. Он просит не трогать вещи. Это всё для детей. Несколько человек выгребают из последней машины коробки. Рвут их, осматривают и бросают в сторону. Красивое, красное платьице в белый горошек, его носила, наверное, маленькая принцеска. И достаться оно могло такой же милой девчушке, но нет. Оно упало прямо на лицо Павлу Сергеевичу. И. Выстрел. В упор. В лицо. Прикрытое красным платьицем. Тело дёрнулось и затихло. Медленно, белый горошек сливается цветом с кроваво красным платьем. Всё платье в крови. В голове туман. Тошнит. Выстрел.
- Очухался, скотина!.
Удар. Тишина.
Сознание медленно приходит ко мне. Лежу на земле. Ничего не чувствую.
А, нет, чувствую. Холодно. Значит, ещё жив. Слышны голоса, стоны, выстрелы. Пытаюсь открыть глаза, но приоткрывается только один. Медленно вожу глазом по сторонам. Болит голова. Лежу на траве. Рядом обнажённое, разорванное тело. Оно синее, всё в царапинах, кровоподтёках, грязи. Это Валентина Петровна. Ассистент хирурга. Я узнал её только по волосам. Когда-то красивым каштановым кудрям, весёлой женщины. Теперь узнал по каштановому локону, торчащему из слепка грязи, крови и травы.
Перевожу взгляд своего глаза чуть дальше. Машина. За рулём лежит, точнее на руле лежит голова. Во лбу дырочка от пули. На лице застыла гримаса боли. Всё залито кровью.
Кругом затихло. Только голоса. Шепот. Нет голоса. Пытаюсь пошевелиться. Кто-то подходит. Вижу, как накрывают простынёй. Дёргаюсь. В гортани крик:
- Я живой! Живой.
Но слышу только тихий стон. Тряпка слетает. Слава Богу, меня услышали. Как я рад. Меня ощупывают. Поднимают. Что-то делают. Я чувствую, как в онемевшие руки по капле втекает кровь. Руки оживают. Развязали. Я радуюсь и смеюсь. А в ушах только стон. На голову льют воду. Воду! Пытаюсь разлепить спекшиеся губы и высунуть язык. Хоть глоток. Этот кто-то понимает, разлепляет пальцами губы и вливает в рот живительной влаги. Меня умывают. Переносят занемевшие руки вперёд и кладут на колени. В пальцах пульсирует кровь. В висках стучит. Вы себе не представляете, как хорошо жить. Больно. Мучительно больно, но хорошо. Меня ставят на ноги. Ведут. С усилием открываю один глаз. Ещё день. Или уже день? Усаживают на что-то тёплое и уходят. Пытаюсь шевелить руками. Плохо слушаются. Растираю запястья, ладони, пальцы. Медленно возвращается чувствительность. Ощупываю своё лицо. Опухло. На лбу шишка и ссадины. Глаз вроде цел. Пальцами пытаюсь его открыть. Получается. Но так устал от своих движений, что руки падают на колени и глаза закрываются. Посидел в тишине. Хотя нет. Звуков много, голоса, даже шум. Что-то тащат по земле. Медленно открываю глаза. Получилось. Осматриваю себя. Вроде цел, только весь в крови и грязи. Рубахи нет. Руки синие. Болят рёбра и голова. Пальцами, зато, шевелю. Я просто чувствую, что жизнь втекает в меня понемногу. Могу поворачивать головой. Смотреть. Ко мне подошёл наш врач. Осмотрел. Протёр спиртом лицо и лоб. Я заорал. О, вот и голос появился. Спасибо доктор. Хирург и его оставшийся ассистент обходят раненых. Кого перевязывают, кого осматривают и обтирают спиртом как меня, а кому-то говорят на операцию.
Кругом ополченцы. Много. Носят трупы солдат. Складывают возле развороченного КрАЗа. Сам КрАЗ лежит на боку. Колёс нет. Кузов разбит. Из кабины свисает мёртвый солдат. Из-под обломков достают оставшихся в живых и несут к импровизированной операционной.
А где колёса? Я встал. Постепенно, шаг за шагом, ко мне возвращаются силы. Спотыкаюсь и падаю. Больно. Но это радует. Значит живу. Поднимаюсь на колени. Рядом лежит Валентина Петровна. Её умыли и завернули в белую простыню. Лицо ужасно обезображено, но это она. Добрая, жизнерадостная женщина, которая вылечила и выходила много людей. Ветром сдуло простыню, и теперь лежит здесь, голая и искалеченная на земле. За что ей это. Нет сил, смотреть. Прикрыл лицо простынёй. Но как укор опять подул ветер и откинул простыню. Ну, хочешь, смотри, не буду трогать. Прикрыл наготу, а лицо не стал. Пусть всё видит. Нас освободили. Она немного не дожила. А как со всем этим жить? Как помогать людям, лечить их? После всего, что с ней сделали. Может так ей лучше?
Вон в стороне наш хирург, что-то уже делает. А вот и колёса от КрАЗа. Лежат четыре колеса, по два вверх. На них борт от КрАЗа. Всё накрыто простынями. Что же он делает. Да этого не может быть. Доктор организовал мини госпиталь для оказания срочной первой помощи пострадавшим. Доктор, с окровавленными, раздавленными пальцами. Герой. Я подошёл ближе. Смотрю на его руки.
На импровизированном столе лежит ополченец из нашего сопровождения. Я его видел. У него сломана нога. Кость торчала из штанины. Теперь штанов нет. На месте торчавшей кости только шов. Доктор отошёл к другому краю стола, и занялся вторым солдатом. С первым остался ассистент.
Смотрю на доктора. Умытый, чистый, в белом халате и перчатках. Такие же чистые и белые ассистент и анестезиолог.
Простите, может, не связно рассказываю, но мне совсем не хорошо.
Сел на какие-то обломки. Приятно смотреть, как работают руки доктора. Ни чего лишнего. Точные движения и положительный результат его деятельности. Молодец.
Подошёл и сел рядом, один из наших водителей. Хрипит. Доктор сказал, что сломаны рёбра, но жить можно. Стали с ним разговаривать.  Он тоже почти всё видел.
Он видел, как убили водителя третьей машины. Того зажало в кабине при аварии, а когда он пришёл в себя и стал просить помощи, к нему подошёл солдат и выстрелил прямо в лоб.
Он видел, как солдат подошёл к этому ополченцу, которого оперируют. Тот лежал со сломанной ногой у машины и стонал. Солдат выстрелил в него, а потом подошёл и ударил меня по голове прикладом. Я отключился.
Он видел, как пристрелили Валентину Петровну. Тихо и хладнокровно. Как пристреливают сломавшую ногу лошадь. Подошёл вояка, приставил дуло автомата к виску. Выстрелил. Она сразу затихла.
Он видел, как подъехал КрАЗ с солдатами. Но тут раздались выстрелы и взрыв. КрАЗ подлетел вверх, а упав, похоронил под собой много солдат. Выжившим гвардейцам оказывает помощь наш доктор. После взрыва раздались выстрелы, и ополченцы отбили нас и наш груз.
Владимир Николаевич, хирург, работал как на конвейере. Отходил от одного к другому, а первого сразу несли в машину и отправляли в город. Он помогал и ополченцам, и солдатам, без разбора. Мы обратили внимание на солдата, которого привели связанным. Он плачет навзрыд. Просит помочь. Кричит как больно ему.
Доктор просит развязать солдату руки и после этого осматривает его. Плечо сильно опухло и рука неестественно вывернута. С солдата аккуратно снимают форму. Что-то мелькнуло знакомое в этом парне.
Доктор осмотрел плечо, попросил помощника подержать солдата, а сам сильно дёрнул за руку. Раздался хруст, солдат взвыл и выматерился. Но тут, же и затих. Вывихнутый сустав вправили. Врач стал осматривать и обрабатывать вторую руку, на которой было касательное ранение. После этого доктор спросил, есть ли другие ранения, показывая на окровавленные штаны солдата. Тот ответил, что нет, и стал как-то воровато осматриваться. И тут. Простите меня. Я не знаю, откуда у меня взялись силы. Я вскочил и вцепился в горло этого гада. Никто, ничего не ожидал, поэтому нас не сразу стали растаскивать. Но я старался задушить его. Я царапал и пытался рвать его тело. Он выл и отбивался. У меня не хватало сил. На меня сверху кто-то навалился, хрипел и тоже пытался удушить эту сволочь. И нам вместе, почти, что это удалось. Подонок дёргался в агонии. Но нас оттащили. Мне помогал душить наш водитель, что сидел рядом со мной. Я ору бросьте меня. Бейте его. Это он. Он. Он.
Нас оттащили. Меня и водителя держали ополченцы. Я хрипел и не мог сразу выговорить, что это ОН. Тот поддонок, что насиловал Валю, а потом наступил и давил руку доктора. Это тот самый поддонок.
А врач в это время обрабатывал шею и тело этому солдату. Дал понюхать нашатырный спирт. Солдат пришёл в себя и смотрел на нас с ужасом и ненавистью.
- Успокойтесь. Мы все узнали этого солдата. Но нельзя его так убить. Его должен судить суд. Пусть весь мир узнает о таки скотах. А вы, нужны нам живой и здоровый. Надо свидетельствовать против этих моральных уродов. Которые час назад с женщиной были героями, а теперь претворяются ягнятами и плачут от царапин.
Я долго успокаивался. Постепенно отошёл. Солдату надели наручники, и вместе с тремя другими их забрала милиция. Нас попросили описать всё увиденное, дописать домашние адреса и сказали, что нас пригласят на суд. Наши показания приобщили к уголовному делу против Украинской армии.
Далее было проще. Весь наш груз перегрузили на грузовики и отправили с ранеными в Донецк. Мы, через день, после всех событий, помыли и подремонтировали машины.  Погрузили два цинковых гроба и отправились в скорбный путь домой. Через границу нас пропустили за двадцать минут, не осматривая, а только поставив штамп.
Приехав на переправу, мы попали на паром бесплатно и без очереди. Наши машины, без лобовых стёкол, прошитые пулями, с разбитыми передками и задками были пропущены всеми и без разговоров. Видя нас, машины просто отъезжали в сторону, уступая дорогу.
Полчаса, и Керчь. Дорога и дом.
Похороны прошли тихо, по-семейному. Все машины на ремонте. Водители, кто домой, а кто в больницу. Двое с предынфарктным состоянием в реанимации. Но мы доехали. Мы сделали это. И после восстановления сил, машин и здоровья мы согласны ехать снова. Людям в Донецке нужна наша помощь. Они ждут нас.
Спасибо ополченцам. Спасибо врачам. Спасибо всем.