"За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!
За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь! "
М. Булгаков "Мастер и Маргарита"

Много, неисчислимо много дней прошло с тех самых пор, как Владыка Яма покинул Хайпур, и мало кто теперь помнит, как отгремели великие битвы. От битв тех содрогнулись небо и земля, и черные реки смерти, грязи и крови текли по горячим на солнце камням. Мрачен был Мастер Яма-Дхарма с тех самых пор. Поговаривали, что по итогу тех великих дней потерял могучий Владыка женщину, которую любил, которую проницательно называли его единственной слабостью, его страстью и его неизлечимой болезнью. В то же время, поговаривают, что обрел он дочь, прежде о которой никто не слыхал. Девушка была на диво хороша собой, как и сам Владыка Смерти. Как и августейшая супруга его, известная прежде под именем Кали - страшной и одновременно прекрасной богини Разрушения, позже известная под личиной Владыки Брахмы, павшая и принявшая истинную погибель на руках своего супруга. Волосы её перестали сиять темным золотом, а глаза - сверкать чистыми изумрудами. Грозен и безутешен был тогда Владыка Яма, обезумев от горя, точно призрачные лесные кошки, не переставая, терзали своими когтями его сердце и плоть. Так поговаривают, и поговаривают то шепотом, ибо боятся гнева его. Закрылся тогда он и от людей, и от богов, в одиночку воспитывая умственно неполноценную дочь. Только есть подозрение, что не дочь она ему вовсе, а вечное ему напоминание о его неудаче. Прежде он был любимцем удачи, этой весьма капризной дамы, ибо имел власть над самой смертью, и конец свой он принял бы только по собственной воле - но не от чужой руки, выживая там, где кто иной не выжил бы ни при каких обстоятельствах. Он был из тех, кто дважды спускался в Адов Колодязь дабы обуздать грозных ракшасов. Он был из тех, кто дважды бросал вызов Небесам, став Колесничим самого Сиддхартхи Победоносного, направляя созданную своими же руками колесницу против полчищ демонов и живых мертвецов. Он был среди тех, кто сорвал с небес звезды и швырнул их в лицо богам. За отступничество был он приговорен к смерти, да только удалось ему избежать казни, как и ожидалось от Владыки Ямы.

Поговаривают ещё также, что сей Леонардо да Винчи Небес, выскочка-самородок, гений от оружия и корифей от науки, на котором держались Небеса, чья рука не скупилась ни на смерть, ни на благословение, так и не смог простить самому себе свою самую большую и досадную неудачу. Не смог он уберечь ту, ту единственную, которую не сумел удержать... Испытав в своей жизни и отчуждение, и предательство, он смог простить ей то, что другой мужчина не простил бы...

О былых тех великих днях до сих пор слагали легенды, которые все ещё были живы в памяти людской.
И вот спустя много лет явился в провинциальное княжество некто в алых одеждах. Явился он, разумеется, инкогнито, дабы не смущать ни кого своим божественным происхождением. Ясным погожим утром въехал он на черном жеребце в городские ворота, назвав стражникам у главных ворот вымышленное свое имя.

Проехав по мощенным улицам и собрав сотни восхищенных взглядов как молоденьких девушек, что восторженно глазели на него из окон постоялых дворов и публичных заведений, так и солдат и стражей, знавших цену и хорошо разбирающихся в дорогих лошадях, качественных сбруе и оружии.
Каждый из хозяев постоялых дворов в округе наперебой старался расхвалить достоинства именно своего, но гость пожелал остановиться в одном из гостевых дворов, окна которого выходили на центральную площадь. Внушительный вес его кошеля с золотыми монетами мог открыть перед Владыкой Ямой почти любую дверь, а те, что не мог - он открывал силой и упорством, и следовательно, не было дверей, которые не под силу ему было бы отворить. Ибо он - Владыка Яма.
Принимали гостя согласно его платежеспособности - лучшие покои с просторными комнатами и большим балконом, потчевали лучшими блюдами и самым вкусным вином.
Но даже вкус самого изысканного вина не радовал теперь его.
Печален был взгляд его темных глаз, в бесконечной глубине которых плескалась магнетическая звездная мгла и бушевало черное пламя отчаяния.
Меланхолично отправляя в рот один за другим засахаренные фрукты, взирал он на резной потолок, потягивая рубиновую жидкость из бокала. И всем сладостям мира не унять горечь внутри.

В дверь постучали.
Помянув самых низших божеств с их наиболее упоминаемыми атрибутами, мужчина со смуглой кожей досадливо поморщился, отставляя на маленький столик бокал с недопитой жидкостью.
С едва ли скрываемым раздражением, мужчина поднялся с удобного кресла, и в лучах бледной луны, что падали в окно сквозь полупрозрачные занавеси, на его обнаженном торсе блестели капли пота от нестерпимого южного зноя. На ногах его были свободные шаровары цвета человеческой крови, стопы его были босыми. Небрежным движением плеча откинул он черную прядь спутанных волос.
Недовольный тем, что его уединение было нарушено, мужчина, пошатываясь, проследовал к двери, кривя смуглое, заросшее щетиной лицо.
- Примите в дар от заведения, мой господин, - на пороге появилась молоденькая щупленькая черноволосая девушка с большими  темными глазами, в одной руке у неё было блюдо с мясной нарезкой и полный графин вина - в другой,  - Отведайте, и вы не сможете забыть чудесный вкус, и о гостеприимстве нашем будете рассказывать всем своим знакомым, которые пожелают посетить наши края.
Встретив угрюмый взгляд мужчины, слова замерли на пухлых девичьих губах. Возложив на стол принесенные дары, девушка отступила, боязливо опустив голову и сложив руки на груди.
Пугающие насупленные черные брови почти сошлись на переносице, а темные глаза требовательно сверлили хрупкую маленькую фигурку.
- Что ты здесь делаешь? - строго поинтересовался смуглокожий мужчина, - Для чего ты здесь?
- Мне велено было ублажать господина… - испуганно пролепетала девица.
- А известно тебе, что это означает? - грубо бросил он, с силой тряхнув маленькое тельце судорожно всхлипнувшей девицы, - Тебе лучше отсюда уйти.
Глаза девушки заметно округлились, а по щекам её потекли слезы.
Мужские пальцы разжались и отпустили худенькие плечи.
Яма испустил глубокий вздох и не оборачиваясь, развернулся в сторону балкона.
- Я тебе же делаю одолжение, - бросил он, всё так же не обернувшись, - Тебе это не нужно... сейчас.
Майю ещё никогда не подвергали строгому наказанию, и всё же, девушка испытывала безотчетный страх. Кто может быть более бесправным, чем раб, которого без зазрения совести можно продать, купить, подвергнуть унижению и суровому наказанию за малейшую провинность, надругаться либо вовсе лишить жизни в угоду господской прихоти.
- Прошу, господин, не прогоняйте меня, - дрожащим срывающимся голосом, кусая от волнения губы, пролепетала девушка, - За этими дверьми меня будут ожидать лишь наказание и позор... Уж лучше тогда смерть...
Мужчина медленно обернулся:
- Не суди, дитя, о том, о чем не ведаешь, - мрачно заметил он и оцепенел, глядя на её зареванное личико.
Неожиданно для него и для самой себя, девушка опустилась на колени, протянув свои тонкие руки, более светлого оттенка кожи, чем у него, и тогда жалобно зазвенели браслеты на её изящных запястьях, обхватив его ноги, и отчаянно замотала головой:
- Не гоните, прошу, господин мой!
Вздрогнув, мужчина наклонился и протянул свою руку, помогая девушке подняться.
- Ну, же, перестань. Я обещаю, что не дам тебя в обиду.
Святые небеса! Он уже давно уверил себя, что ни одна женщина больше не сможет задеть его чувств. И вот сейчас её тепло, и запах молодого здорового женского тела пробуждает в нем давно спящие желания.
Значительного труда стоило ему отпустить тонкие девичьи руки.
Оставив маленькую девушку в растерянности протирать кулачками красные от слез глаза, мужчина твердым шагом направился к двери, распахнул её и зычным голосом потребовал видеть хозяина постоялого двора.
Обменявшись с крупным дородным владельцем заведения несколькими фразами на повышенных тонах, мужчина отвязав от пояса ещё один увесистый мешок, швырнул его в пухлые ладони толстяка. Хозяин был достаточно крупным мужчиной, но и сам Владыка Яма не уступал тому. А теперь, так особенно, когда глаза его метали гневные молнии, которые, будь они настоящими, испепелили бы все вокруг, камня на камне не оставив от заведения.
Трясясь всем своим грузным телом, толстяк, прижимая своими пухлыми руками к груди заветный мешок, низко кланяясь и пятясь, спешно удалился.

Тем временем мужчина вернулся к девушке, что все ещё стояла, дрожа в центре комнаты.
Яма накинул на содрогающиеся плечи девушки плащ такого же алого цвета, что и его одеяние, и подал ей бокал рубинового цвета вина.
- Ну, же, перестань, прошу. В момент, когда женские глаза наполняются слезами, мужчина перестает ясно видеть, - мужчина похлопал трясущуюся девушку по спине, - Выпей, тебе должно полегчать.
- Благодарю, господин, - судорожно всхлипнув, девушка поблагодарила и поднесла бокал к губам.
- Отныне ты сама себе госпожа, - заметил Яма, наливая и себе вина, - Только что я купил тебя и дарую тебе свободу.
На какое-то время девушка онемела, и бокал выпал из её рук, а вино разлилось по мягкому ворсистому ковру.
- Ну, а в довесок, я - хозяин этого заведения, теперь этот постоялый двор принадлежит мне тоже. Селим оказался падким на золото, но теперь он только управляющий, и я наведу тут порядок.
Девушка улыбнулась, и не просохшие ещё слезинки на её щеках задрожали, отразив вечерний лунный свет блеском.
Мужские пальцы прикоснулись к гладкой щеке, собирая блестящие слезинки.
Казалось, он мог слышать, как стучит в груди её маленькое сердечко. Мог ощущать её аромат из смеси зеленого чая, персикового цвета и мускуса, который, к собственному изумлению, хотелось втягивать носом, хотелось вдыхать, не в силах надышаться.
И накатило волнующее и терзающее чувство, грозящее пролиться обжигающими слезами, после которых уже ни что не будет иметь значения.
- Благодарю вас, господин, -  повторила она, в знак признательности поднеся его ладонь сперва к своим устам, потом и к своему челу.
- Вам, и правда, лучше уйти сейчас, леди, - мужчина прикрыл глаза под длинными пушистыми ресницами и с усилием прохрипел, - Пока я ещё могу отпустить...
- Но я не хочу уходить, - слова прозвучали в напряженной тишине, и пальцы их рук переплелись, - Да и куда мне идти? У меня нет никого и ничего. Я не боюсь вас, господин. Если бы вы желали надругаться надо мной, то не стали бы так утруждать себя. Вы не похожи ни на кого, вы другой. Кто вы? Как ваше имя?
Спросила она, встретившись с ним взглядом. Сказала, что не боится его, но дрожь в её голосе выдавала обратное.
Он опустил глаза, уперев взор ей в плечо.
Будь он множество раз проклят всеми существующими богами, но не от той желал он услыхать слова, что сейчас влетали в его уши.
Юная и не искушенная, не отягощенная амбициями - насколько же разными они были: та, которую любил он, и та, что готова любить его теперь. 
Слишком долго он не пускал ни кого ни в свою душу, ни в свою постель, чтобы рассудок его оставался здравым.
- О, леди, дорогая леди, вам не стоит обременять вашу милую голову подобным знанием, - покачал головой мужчина и тихо произнес, - Лучше вы назовите мне свое имя.
- Майя, - еле слышно произнесла девушка.
- Майя, - повторил он за ней, словно смакуя имя на вкус, и протянув руку, распустил её сложную прическу, высвобождая темно-шоколадную волну её мягких волос, - Значит мы оба нужны сегодня друг другу. Вот так, леди, вот так, - приговаривал он, расправляя темные локоны её, любуясь, подобно скульптору, на деяние гениальных рук своих.
Темные глаза его заметно потеплели.
И в кольце его горячих рук она чувствовала странное успокоение, как ощущала исходящий от него запах кедра, цитрусов и черного перца с нотами сандала. Ударив в голову и в самое сердце, жгучий, горький и темный, терпкий и сладостный, радостный и печальный одновременно, опьяняющий, от которого стучало в висках, вся кровь прильнула к голове, а внутри всё завязалось в тугой комок, закрутившись по спирали, засверкав перед глазами драгоценными самоцветами, и заставляя кровь всё быстрее бежать по венам.
Мир вокруг двоих завибрировал, а после замер, когда он хрипло выговорил:
- Не важно, сколько было их до меня и до тебя...
Он не договорил, а девушка продолжала молчать, не сводя с него своих глаз, пока дыхание их не переплелось воедино и губы соприкоснулись, умелыми пальцами освобождая женское тело от легкого, почти невесомого, платья ярко-алого цвета.
"Ну, хоть один из нас будет знать, что делать..."  - промелькнула в хмельной голове последняя мысль, прежде чем они опустились на ложе и ступили за край вечности.
И тихий стон, сорвавшийся с её губ, говорил, что он прав.

"Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь, и дай же нам продлиться."

Утро, заставшее их в одной постели, разбудило, однако, не ласковыми солнечными лучами, скользящими по румяным щекам, а шумными голосами за дверью.
- Передайте Господину Яме, что Сиддхартха желает видеть его и говорить с ним!
С трудом разлепив отяжелевшие веки, мужчина прикрыл ладонями маленькие ушки возлежащей с ним девушки, которой ни к чему было слышать подобные имена, коим надлежит кануть в вечность.
Но тут дверь отворилась и на пороге появился мужчина - на вид возраста среднего,  роста также среднего, его темно-русые волосы были коротко стрижены, а серыми глазами своими он насмешливо взирал на постель:
- О! Восхитительно, ты уже почти на пути к просветлению, - протянул мужчина, - Хочешь, я благословлю тебя?
- А может, лучше я - тебя? - оскалившись, прорычал Яма, поднимаясь и натягивая на себя одежду и прихватив бутылку горячительного да пару бокалов, жестом приглашая следовать за собой на лоджию.
- Очень может быть, но лучше потом, - с невозмутимым спокойствием парировал собеседник.
- Ты с ума сошел! Вот так врываться в мою жизнь, - яростно прошипел Яма, - Я не желал ни кого видеть, - добавил он чуть погодя шепотом.
- Toucher (фр. toucher - касаться, дотрагиваться: прикосновение борца обеими лопатками к ковру, знаменующее его поражение; укол в фехтовании, нанесённый в соответствии с правилами), Смерть, - мягко улыбнулся, князь Сиддхартха, - Теперь ты понимаешь, как я чувствовал себя, когда ты выдернул меня своей молитвенной машиной из всеобъемлющего покоя нирваны без моего на то согласия.
- Ты - мерзкий тип, - фыркнул Яма.
- Знаю, и постоянно поддерживаю форму, - продолжал улыбаться гость.
Усевшись в кресло, тот, кто назвался Сиддхартхой, миролюбиво произнес:
- Если откровенно, то я рад видеть, что ты пытаешься просто жить, каким бы каламбуром это не звучало.
- Дьявол все побери, Сэм! - собеседник откинулся в своем кресле, подкатив глаза и обхватив голову руками, - Я потерпел свое самое сокрушительное поражение там, где прежде мне не было равных... До сих пор поверить не могу, что такова была её карма.
- Но, она всё ещё жива, - робко заметил Сиддхартха.
- Ты знал? - глаза Владыки Ямы широко распахнулись от изумления.
- Догадывался, - в ответ он услышал уклончивый ответ.
- Я так и не смог простить себе. Для всех она - моя дочь, о которой сейчас заботятся Ратри с Куберой. Я долго не мог решиться покинуть её, - блеск в его темных глазах заметно потух, - Она защищала меня, но не из тех чувств, что она питала бы ко мне лично, а дабы победа оставалась за богами. Считала ли она себя виноватой передо мной, было ли это её искуплением... Какое это теперь имеет значение... Я не держу зла на неё.
- Я знал, - слабым взглядом мужчина проследил за тем, как друг разливает алкоголь по бокалам, - Думаешь, что мне никогда не хотелось бить стекло и ломать мебель? Мне эта женщина также не была безразлична. Я понимаю тебя, возможно, как ни кто другой. Ты познал смерть прежде, чем смог познать любовь. Ты был богом дольше, чем оставался человеком. Потому - живи, просто живи и радуйся этой жизни. Осядь в тихой гавани, найди место, которое сможешь назвать своим домом, где твоя мятежная душа обретет благоденствие и заполнится внутренняя пустота, наслаждайся природой, вином и яствами, прекрасными женщинами.
- Это слова проповедника? - выгнув бровь, уточнил Владыка Яма.
- Это слова друга, Яма, - мягко улыбнулся Сэм.
Владыка Яма негромко рассмеялся на это, взяв свой бокал, и его перстень звонко ударился о стекло бокала.
Смущенная и удивленная, на  лоджии появилась, наконец, Майя, завернувшись в простыню, как в сари.
- Прекрасного вам утра, дорогая леди! - радостно приветствовал девушку князь, чем вызвал на её лице несмелую улыбку, - Если он вел себя с вами непочтительно, вы мне только скажите, милая леди.
- Нет-нет, что вы, - девушка покраснела.
- Сэм, зовите меня просто Сэмом, леди, - улыбнулся мужчина.
- Так, кто же вы? - вопрошала девица.
- Кто я? О, леди, - усмехнулся русоволосый, скромно потупив взор, - я - песчинка в море, листок, подхваченный ветром...
- О, так вы - Учитель? - оживилась миниатюрная девушка.
- Все мы больше - ученики, на нашем жизненном пути, - смиренно промолвил собеседник, - Прошу простить мое вторжение, леди. Разрешите мне искупить свою вину, что невольно смутил ваш разум. Прошу принять сей скромный дар.
Трясущимися от волнения руками взяла девушка протянутый ей сверток:
- Это же... - Майя с трепетом прижала его к груди, благодарно поклонившись.
- Да, это книга, дорогая леди, - кивнул мужчина одновременно с благословляющим жестом.
- Я распоряжусь насчет завтрака, - девушка поклонилась и покинула лоджию.
- Ты вернешься к ней, - проводив молоденькую девицу, серьезно заметил тот, кто просил называть себя просто Сэмом, глядя в черные глаза собеседника, и это не был вопрос, - Тот дар, что оставил ей ты, не в пример моей скромной книге. Но пока, есть у меня к тебе одно дело, Колесничий. Предлагаю тебе рандеву с приключением. И обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты живьем вернулся к своей любезнице. Ведь эта малышка стоит того, чтобы возвратиться к ней, согласись? Она полюбила тебя не за твой Облик и не за Атрибуты. Не бога, но человека в тебе полюбила она.
И молчание Ямы с мечтательной улыбкой на устах было согласием.