Решение о переезде из суетливого города Камен в село Безбрежна – тихое местечко, скрывшееся в горах, было принято после того, как я окончательно убедился в том, что частые пребывания моей неизлечимо больной сестры Анны в больнице не приносят никаких положительных результатов. И даже наоборот – вредят ей. Возникла мысль увезти сестру поближе к природе, которая, как известно, оказывает лечебный эффект при всех недугах. Конечно я не рассчитывал, что Анна полностью поправится, но всё же смена обстановки действительно пошла ей на пользу. Сестра заметно преобразилась. Болезнь не имела над ней той власти, что раньше.
Эти перемены произошли с ней практически сразу, как только она увидела здешние сельские просторы и переступила порог нашего нового большого дома. Она ринулась исследовать незнакомые для себя места и попутно заводить дружбу со всеми, кто попадался ей навстречу. А местные, хоть и были тёмным крестьянским людом, отвечали Анне взаимностью, невзирая на её особенности, и со временем полюбили её. Больше всего к Анне привязалась наша кухарка Вера, по совместительству присматривавшая за Анной в моменты моего отсутствия.
Было радостно видеть, что моя сестра счастлива. Она – мой самый близкий человек, и её благополучие единственная цель в моей жизни. Так уж вышло, что Анна родилась «солнечным» ребёнком. Этот недуг не смертелен и не заразен, но является крайне серьёзным. Проявлялся он у Анны во многом: дефект речи, неловкая моторика, сниженный слух и частые сердечные боли. Но главная беда от этой болезни – неспешное развитие Анны. Сестре было уже девятнадцать, но вела она себя наивно и доверчиво, словно ребёнок, не осознавая всю ту опасность мира, которая окружала её. Сестра была напрочь лишена самостоятельности, и нуждалась в постоянной защите и опеке. После смерти родителей, эти обязанности перешли ко мне. Но забота о сестре никогда не воспринималась мной, как тяжкое бремя. Нет, ни в коем случае! Хотя мне и пришлось отказаться от многих стремлений и желаний, которых у меня, как и у любого другого молодого человека, было предостаточно. Я даже планировал жениться. Но в итоге расторг помолвку. Семья отняла бы у меня время и силы, которые нужны были сестрёнке.
Со временем Анна стала для меня не просто сестрой – она стала моей дочерью. И я был убеждён, что всегда смогу о ней позаботиться, защитить от всех невзгод. Но то чудовищное событие, которое с нами приключилось, и о котором я вам сейчас поведаю, серьёзно пошатнуло мою веру в это; сбило с меня, гордеца, всю спесь.
******************************
Передо мной раскинулась долина из холмов, поросших зелёной мшанкой. В её низинах вспаханные участки, походившие на грубо сшитые между собой разноцветные лоскуты, и аккуратные сельские домишки соседствовали с еловым лесом. Я любовался этим пейзажем, а мои мысли витали где-то совсем далеко. Вдруг возбуждённый звонкий голосок сестры позвал меня:
— Георг, сюда, скорей!
Умиротворённое состояние как рукой сняло. Я устремился на вершину холма, откуда звала сестра. Пётр, наш слуга, соскочил с запряжённой телеги и, закинув за плечо охотничий карабин, поспешил следом.
Пока я, спотыкаясь, карабкался наверх, Анна не переставала звать меня. Я был уверен, что она угодила в беду, и моё воображение рисовало самые жуткие сцены случившегося. Но когда я, запыхавшись от быстрого подъёма, наконец увидел сестру, стало понятно, что всё совсем иначе, чем представлялось. Анна, танцевала, как в хороводе, вокруг какого-то продолговатого камня полтора метра в высоту, поросшего мхом и частично вросшего в землю. И в этот момент уж никак не походила на девушку, нуждающуюся в спасении.
Завидев меня, она бросилась навстречу, схватила за руку и потащила к своей находке.
— Георг, ты только посмотри какой милый чудик!
Оказавшись ближе к камню, я оторопел. Тот имел странную форму живого сгорбившегося существа. Его лапы с длинными кистями покоились на животе. Вытянутая морда была с массивным деформированным носом, острым подбородком и с слегка приоткрытым ртом, из которого торчали кривые клыки. Грязь и мох на его голове походили на волосы, и закрывали верхнюю часть морды. Виднелся только правый «глаз», которым служил вросшей в камень округлый жёлтый цитрин.
— Правда он миленький? – поинтересовалась сестра.
Согласиться с этим было сложно. Передо мной был жуткий урод, от которого мне стало не по себе. Я не мог взять в толк: это изваяние – дело человеческих рук или шутка природы, поэтому поинтересовался этим у Петра.
— Ветра дуют – точат камни. Всяких форм они бывают, – отвечал Пётр, потупив взор и ковыряя землю носком сапога.
Ответ меня не очень-то удовлетворил.
Прильнув к камню и крепко обняв его, словно старого друга, Анна взмолилась:
— Георг, давай заберём его! Он будет жить у нас дома, возле пруда.
Тут надо пояснить столь возбуждённое состояние моей сестры. Дело в том, что Анна с малых лет была без ума от различных статуэток. Чего только не было в её коллекции: фарфоровые куклы; матрёшки; оловянные солдатики; вырезанные из кости и дерева животные; каменные тотемные божки и даже фигурки из драгоценных металлов. Всего и не перечесть. Так что я прекрасно понимал, что моя сестрица, помешанная на антропоморфных изваяниях, не найдёт себе покоя пока не заполучит эту жутковатую находку, которой явно было суждено стать жемчужиной её коллекции.
Я поинтересовался у Петра, сможет ли он доставить эту глыбу до дома. А тот на это сразу как-то замялся.
— Сдалась она вам, господин, - пробубнил он, и тут же попытался сменить тему. – Госпожа Анна, скоро обед. Вы, наверное, голодны, не хотите ли вернуться домой?
— Нет. Без моего чудика домой не вернусь! – воскликнула на это сестра, и сильней прижалась к каменному истукану, словно боясь, что её насильно оторвут от него.
Но, отрывать сестру от истукана я не собирался. Напротив, был настроен порадовать сестру и не видел причин отказывать в её просьбе. А вот реакцией Петра я был не доволен. Потому напустил на себя серьёзный вид, давая тем самым понять, что вопрос решённый и обсуждению не подлежит, и коротко распорядился:
— Запомни место, Пётр. После обеда приедешь сюда с сыновьями. Только впряги в телегу жеребца Колосса, а то кобыла с таким тяжёлым возом, боюсь, не справится.
Получив указание, Пётр стал мрачнее тучи. Но пререкаться не стал. Только учтиво ответил:
— Как будет угодно, господин.
******************************
На этом прогулка завершилась, и по извилистому ухабистому серпантину дороги Пётр вернул нас обратно домой.
Умывшись и переодевшись, мы с сестрой спустились в обеденный зал, где нас уже встречала накрытым столом кухарка Вера. Анна бросилась ей в объятия и повисла на шее этой упитанной крепкой женщины.
— Ох, милая Вера, ты ни за что не поверишь, что я нашла на прогулке!
Вера погладила Анну по её густым вьющимся чёрным, как ночь, волосам.
— Не терпится услышать ваш рассказ, госпожа. Но не престало беседовать на голодный желудок. Ну-ка, давайте, присаживайтесь, я налью вам супа.
Плюхнувшись на стул, Анна какое-то время молча ёрзала на нём и болтала ногами, потом всё же не выдержала и выпалила:
— Там на холме стоит премиленький чудик!
— Чудик? – не поняла Вера.
— Да. Он из камня. Но как живой! Пётр сегодня привезёт его.
От услышанного Вера расплескала суп из половника на белую скатерть и резко замерла, словно сама была каменным истуканом. Погодя, вышла из оцепенения и тихо поинтересовалась:
— Это так, господин Георг?
Когда я ответил утвердительно, Вера обречённо вздохнула, как вздыхают перед началом неудобного разговора, который долго откладывали.
— Господин, вы человек в наших краях новый, многого не знаете, но камни с холмов у нас не принято трогать. Лучше и вовсе обходить их стороной!
Я мысленно улыбнулся этому зловещему предостережению. Дело в том, что сегодня я умудрился заподозрить Петра в лодырничестве, когда он стал юлить по поводу этого пресловутого камня, явно не желая увозить его с холмов. Мне это показалось странным, ведь раньше за ним, работящим мужиком, трудившимся от рассвета до заката, никогда не водилось такого – чтоб работы чураться. Но теперь-то всё ясно. Лодырничество оказывается вовсе ни причём – всё дело в банальных крестьянских суевериях. Как же я сразу не догадался!
Считая себя человеком лояльным, терпимым, я был готов смириться с таким дремучим тёмным мировоззрением, как это. Пускай стоит этот камень, где стоит, раз так здесь заведено. Но только тогда следовало отказать Анне в подарке. Этого сделать я не мог. Отказывать Анне я не любил, да и чего греха таить, – постоянно её баловал, роль строгого родителя была, видно, не для меня.
Очень уж мне не хотелось тратить время на бессмысленные пререкания со своими слугами. По опыту я знал, что убеждать суеверного человека в глупости этих самых воззрений, дело гиблое. Поэтому я решил прибегнуть к небольшой хитрости.
— Вера, в курсе ли вы, что языческие верования — это грех и богохульство, попрание Господа нашего Иисуса Христа?
Как и ожидал, для женщины мой вопрос оказался подобен размашистой пощёчине. Она испугалась пуще прежнего и принялась судорожно креститься.
— Иисус и пресвятая Дева Мария! Как вы могли такое про меня подумать, господин? Помилуйте, Бог с вами!
Я давно подметил, что крестьяне умудряются сочетать в себе, сами за собой того не замечая, не сочетаемое: христианскую веру и веру в языческий пантеон, с его демонами, гоблинами, сатирами и прочей нечестью. Так, что, воспользовавшись этим противоречием, я поймал кухарку в логическую ловушку. И она, явно не желая «гореть в геенне огненной за попирательство Христа» более не решилась, к моему ликованью, вернуться к начатому разговору.
Быстро разложив еду по тарелкам, Вера попросилась уйти. Пряча лукавую улыбку, я её отпустил.
Когда она ушла, мы с Анной приступили к трапезе. Сестра начала рассказывать мне какие-то забавные глупости, и мы смеялись.
******************************
Вечером, когда уже смеркалось, во дворе залаяли собаки. Кто-то кричал и ругался.
Из своего кабинета я поспешил на улицу узнать, что же стряслось, и во дворе обнаружил телегу, запряжённую жеребцом Колоссом, — это Пётр вернулся со своими сыновьями-близнецами Тео и Лехом. Они были чуть постарше моей Анны и в отличии от своего коренастого приземистого отца, высокие, как жерди.
На телеге, туго стянутый канатами, покоился тот самый истукан с холмов, а рядом, с боку от него, лежал Тео и громко стонал. Я подошёл поближе и ужаснулся. Через разорванную в клочья правую штанину Тео виднелась его раздутая, неестественно вывернутая нога. Вымазанная кровью кость, вспорола кожу и, обнажив мясо, торчала наружу подобно обломанному суку дерева.
— Что произошло? – воскликнул я.
— Камень рухнул, господин. Не удержали. – виновато отвечал белый, как мел, Лех.
Понимая, что медлить нельзя, я распорядился:
— Давай-ка, Лех, за доктором. А мы с твоим отцом пока занесём Тео в дом.
Лех тут же умчался выполнять поручение.
Когда мы с Петром потащили его сына, стоны Тео перешли в крики, а кровь из ноги заструилась так обильно, что я всерьёз засомневался, что трогать Тео было правильным решением. Тут ещё и Вера стала нагнетать и до того скверную обстановку: бегала вокруг нас, как собачонка, охала и причитала:
— Беда! Ой, беда! Прокляты мы теперь из-за вас, господин. Прокляты!
Но, не смотря на этот жуткий инцидент, на следующее утро я всё же настоял на том, чтобы работа была завершена. И к бурному восторгу моей сестры, камень наконец занял своё место возле пруда.
Анна долго всех нас благодарила за подарок: и меня, и Петра, и Леха, и навещала Тео, который теперь был прикован к кровати.
Доктор сказал, что кости его будут срастаться долго, и, скорей всего, последующей за этим хромоты избежать не удастся. Так, что сестра извинялась перед Тео за своего Чудика, который, по её заверению, «упал на него не из-за злого умысла, а по чистой случайности. И вообще, Чудику очень стыдно».
Как, наверно, вы уже догадались, Анна относилась к камню, как к живому. Она подолгу проводила возле него время, говорила с ним, пела, я даже видел, как она пыталась кормить его принесённой с завтрака кашей, тыча ложкой в его открытую каменную пасть.
Я теперь вообще частенько наблюдал за этим каменным истуканом.
Во-первых: потому что окна моего кабинета выходили на пруд, и мне сидя за столом, только стоило повернуть голову в сторону окна – и вот он, стоит у самого края берега, словно любуется спокойствием водной глади. А на его голове венок из полевых цветов, умело сплетённый Анной.
Во-вторых: он хоть и был уродлив на вид, признаюсь вам, всё же, обладал некой притягательной мистической силой. На него хотелось смотреть без ведомых на то причин. Так пристально смотрит заворожённая лягушка на ужа, перед тем как самой прыгнуть тому в открытую пасть.
Мои слуги теперь всегда держались подальше от пруда. А Вера, когда ей всё же нужно было пройти мимо камня, на ходу крестилась, и её губы шептали молитву.
******************************
Я проснулся от протяжного рёва и грохота. Стёкла в окнах дрожали, а моя кровать ходила ходуном.
«Землетрясение!» – было моей первой мыслью.
Вскочив с постели, я помчался со всех ног в комнату Анны, боясь, что она пострадала, а если и нет, то сильно испугалась. Но в комнате её не оказалось.
Как и не оказалось в комнате половины стены. Там, где должна быть стена, от пола до потолка зияла огромная дыра, словно её пробили шаром-бабой. Через дыру просматривался двор, погружённый в ночную мглу, и холодный воздух беспрепятственно заходил в спальню.
Меня, одетого в одни кальсоны и шёлковую рубаху, начало бить мелкой дрожью. Но не только холод был тому причиной: рядом на полу, в осколках стекла и каменной крошке, лежало бездыханное тело Веры.
Всё выглядело так, словно кто-то или что-то, разрушив стену, ворвался в спальню и похитил мою сестру, убив при этом Веру, которая частенько заглядывала к Анне ночью, так как сестра боялась спать в одиночестве.
Вдруг раздались выстрелы.
Я поспешил на эти звуки во двор, где наткнулся на Петра и Леха. Те палили из охотничьих карабинов куда-то в сторону холмов.
— Что произошло? Где Анна? – кричал я им обезумевший.
Пётр, окутанный пороховым облаком, опустил оружие.
— Оно унесло её, – был его скупой ответ.
— Кто унёс?! О чём ты?! – не понимал я и продолжал неистовство.
Но Пётр больше ничего не стал объяснять. Он закинул карабин за плечо и сухо отдал указание, словно мы – хозяин и слуга – поменялись ролями:
— Господин, сходите в дом – оденьтесь. Нам надо спешить, иначе оно уйдёт.
Несмотря на то, что я по-прежнему не понимал, дьявол его бери, что происходит, пререкаться не стал и полностью доверился Петру. Одевшись, я так же захватил с собой свой охотничий огнестрел. Хотя право, признаться, пользоваться им толком не умел.
Возвращаясь обратно, я только тогда заметил, что место возле пруда, где раньше стояла статуя – пусто! Вместо него увядший венок белел на примятой траве, освещаемый лунным светом. «Оно унесло её» – эхом пронеслись слова Петра в моей голове. И всё похолодело внутри.
Пётр и его сын уже двинулись в сторону холмов. Я догнал их, и мы ринулись в погоню.
Ночные погони по холмам, скажу я вам, это не наши с Анной утренние прогулки. Мы то карабкались вверх на очередной холм, то катились с него кубарем вниз. Я спотыкался абсолютно на каждой кочке, вскоре окончательно сбилось дыхание, и в груди полыхало огнём.
И вот, когда я было уже отчаялся, подумав, что след потерян, раздался протяжный рёв: грудной, тяжёлый, похожий на кабаний. Он эхом прокатился над холмами. Вы можете мне верить или нет, но земля у нас в этот момент под ногами дрожала.
Я разглядел чудовище вдали. Коренастое, мускулистое, оно, ссутулившись, размашисто шагало в гору. На его плечо была закинута, словно поклажа, моя сестра Анна. Она безвольно болталась из стороны в сторону, как тряпичная кукла.
Вскинув карабин, я попытался прицелится, но руки предательски дрожали.
— Не смогу. Задену сестру.
— Дайте-ка я, – решительно вызвался Лех.
Лех был умелым охотником: я видел однажды, как он уложил бегущего зайца с семидесяти метров.
За выстрелом Леха последовал очередной рёв. Он эхом прокатился над холмами. В нём слышалось не столько боль, сколько неистовствующая ярость.
Но к моему разочарованию, удачный выстрел не свалил чудовище. Оно только слегка замешкалось, но тут же встрепенулось и продолжило свой путь, скрывшись за холмами.
— Проклятье! – в сердцах воскликнул я
— Не переживайте, господин. Теперь он ранен, далеко не уйдёт. Сейчас главное до рассвета его не упустить.
Я не понял при чём здесь рассвет, но не стал переспрашивать, Пётр явно знал о чём говорит.
Мы, снова ринулись в погоню, открыв в себе второе дыхание. И эта погоня продолжалась несколько часов, после чего начало светать.
Когда мы вышли к реке, которая под бешенным напором пробивала себе путь сквозь острые камни, я снова увидел это чудовище. Вскинув карабин, я приготовился стрелять. Мой страх давно сменился гневом. Мои руки больше не дрожали. Теперь я самолично жаждал пристрелить эту тварь.
Но Пётр резко прижал ствол моего оружия к земле.
— Не стоит.
Я бросил на него недоумевающий взгляд.
— Почему?
— Рассвело. Теперь он спит.
И только сейчас я обратил внимание на то, что чудовище стоит на месте, превратившись в то самое изваяние, каким и было раньше.
Анна всё ещё покоилась у него на плече. Поспешив к ней, мы с Петром аккуратно высвободили её, вытащив из согнутой лапы чудовища. Теперь без Анны, застывшее чудовище выглядело так, словно пыталось почесать лапой себе затылок.
Анна лежала на земле, её побледневшее холодное тело, покрытое грязью, синяками и ссадинами, наводило меня на мысли самые жуткие, и я заплакал. Но, прижавшись ухом к её груди, я услышал ели слышное биение сердца.
Вскоре дыхание сестры стало глубже и ровнее. Её бессознательное состояние перешло в глубокий сон.
Укутав Анну в свой плащ, я приказал Леху вернуться в село за доктором. И, закатав рукава рубашки, кивнул Петру:
— Давай-ка избавимся от этой нечисти.
Упершись руками в каменное тело чудовища, мы с Петром навалились всем весом и, не без труда, опрокинули его. С холма оно покатилось к подножью, гулко стуча и раскидывая в стороны куски земли с зелёной мшанкой.
Несколько раз ударившись о встречные камни, истукан раскололся на многие части и скрылся на дне ревущей быстротечной реки.
******************************
С тех событий минул почти что год. Приближалось двадцатилетие моей Анны. И я отправился на рыночную площадь города Камен приобрести для неё подарок.
Проблуждав целый час и не найдя ничего достойного, я уже было собирался уходить, как вдруг кто-то окликнул меня по имени.
Обернувшись, я увидел, как на пороге одного из магазинчиков, мне машет рукой какой-то щуплый торговец восточных кровей. Он, удостоверившись, что привлёк моё внимание, с порога нырнул в людскую толпу. И юрко маневрируя в ней, как акула сквозь рифы, устремился прямиком ко мне.
— Как я рад снова вас видеть, достопочтеннейший! – Он схватил меня за руку и бешено стал трясти её. – Ищите подарок для своей принцессы? Пожалуйте ко мне. Двери моей лавки всегда открыты для таких знатоков и ценителей, как вы.
Тут я вспомнил этого торговца: несколько лет назад бывал у него и покупал какие-то безделушки из обожжённой глины, поэтому принял приглашение.
Магазинчик был небольшим, с низким давящим потолком. Деревянные стеллажи плотно жались друг другу. Их полки провисали под тяжестью различных товаров, уставленных на них в полном беспорядке. Пыль толстым слоем лежала повсюду. Было душно и влажно.
Хозяин подвёл меня к одному из стеллажей.
— Только взгляните на этих каменных красавцев! Какой камень, какая работа!
То, что я увидел, повергло меня в неописуемую ярость. Сам не осознавая, что делаю, я сгрёб торговца в охапку и припечатал к стене, так что на полках звякнула глиняная посуда.
— А ну отвечай, негодяй, где ты взял это?!
Глядящий на меня широко открытыми от испуга глазами, торговец залепетал:
— Что вы, господин? Что вы? Вы, было, подумали, что я их украл – так нет же! Клянусь, Всевышним…
— Отвечай, откуда?! – Я ещё раз хорошенько встряхнул его.
— Племяш мой нашёл их на берегу в порту. Горной рекой их принесло с холмов. Пускай Шайтан мне руки по локоть откусит, если вру.
На полке было пять небольших каменных статуэток: точные копии чудовища с холмов. Они застыли в неестественных корявых позах. Их глаза из цитрина, в полумраке торговой лавки, горели жёлтым светом …
Отредактировано Бех (2021-11-18 23:00:18)
- Подпись автора
из последнего: Фокусы иллюзиониста Зигмунда
Другие рассказы и всякое