А надо ли
И это не риторический вопрос.
Это я сам себя спрашиваю:
– А надо ли?
В такое трудное для многих время. В такие перипетии судеб совершенно разных людей, с разным мировоззрением и мировосприятием.
Да будь что будет.
Значит так надо где-то…
Плохим я буду для кого-то, а кто может и поймёт.
Хорош каяться. Говори, что произошло…
Выехали! Пятая доставка. На четвёртой был напарник. Помните…
Проехали уже знаменитый танк, с неправильно написанной буквой «Z». Вот и село. Притормозили. Уже открыт сельмаг. Выгрузили хлеб и несколько мешков круп. Ящик яблок и копчёную рыбу. (Не для женских глаз – ящик пива. Мужики - бегом). 😊. Собрались уже ехать, но на дороге прямо затор.
Подъехали автобусы. Расположились по всей дороге. Один из автобусов проехал чуть вперёд и съехав на обочину, в поле, встал поперёк. Второй встал так же, в поле, но чуть не доехав. Люди просто высыпались из автобусов. Ходят, разминают ноги. С боков автобусов, выехавших на обочины, стоит что-то вроде очереди.
Что произошло – не понятно. Наш старший всполошился. Охрана вышла из машин и тоже ходит между людьми.
Женский крик (или визг), обратил всё внимание в одну сторону.
На встречу нашим бегут от автобусов мужчина и женщина:
- Стойте. Стойте! Не ходите туда, пожалуйста! Я сейчас всё объясню.
Начала женщина.
- Вы здесь старшая?
- Я не старшая. Я просто Светлана и самодеятельный организатор.
- Понятно. Но что это за блокировка дороги?
- Вы уж нас простите, но туда нельзя заходить. Видите очередь, это в туалет. Мы ведь в дороге и нет практически места, где можно остановиться. Страшно. Везде стреляют.  Вот и терпят все до села. А тут автобусы в разные стороны ставим, ну и сами понимаете…
- Ну и вы нас напугали. Перегородили дорогу. Оставили бы место для проезда, и ничего бы не было. Долго вы?
- Нет, ну не гнать же нам людей? Хоть здесь уже им можно расслабиться? Мы еле выбрались.
- Вы из города «эМ»?
- Оттуда. Знали бы вы с каким трудом и какими боями…
- С боями?
- Да! У нас двое убитыми и пятеро раненных. Один из них легко. Нас обстреляли при выезде из города. Так сказать, свои же. У вас, кстати, нет покрывала или ткани какой. Мы ведь с собой везём мёртвых. Прикрыть бы. Людям и так тяжело, а ещё и на трупы смотреть приходится, которые болтает по задней площадке автобуса.
- А чего не похороните? Хоть здесь, в селе, на погосте?
- Не могу. Сколько вывезла, столько и привезу….
Среди стоящих автобусов разразился скандал. Слышны женские голоса с сильно повышенными интонациями.
Женщина извинилась перед нами и быстро пошла в сторону криков. Мы последовали вслед. Вдруг помощь понадобится…
Между двух автобусов, стоящих вдоль дороги, прямо на обочине, в пыли сидела и причитала женщина. Крупные слезинки скатывались по щекам и падали на землю. Некоторые из них она успела растереть  грязной рукой по щекам.
Лицо было грязно и черно, но очередная слеза прочерчивала по грязи светлую дорожку.
Как почувствовав наше приближение она оглянулась, а увидев – вздрогнула:
— Вот. Они вот виноваты. Мы мирно жили. Плохо, но мирно. А теперь что? Муж неизвестно, где, да и жив ли непонятно. Сын в автобусе навечно. Как теперь жить? Для кого? Нет, я вас спрашиваю, для кого мне теперь жить?
Подошедшая Светлана встала рядом с ней на колени:
- У тебя ещё есть дочь И есть все шансы на то что твой муж в плену. Он ведь не убийца. Его забрали с улицы. Ты же сама говорила, что он кричал что всё равно сбежит. Вот и надейся. Ты же видишь, как нас здесь приняли. И пленных здесь не пытают. Это не те, что ещё вчера считались нашими, а сегодня убили твоего сына. Да и всех нас пытались.
Женщина уткнулась головой в плечо Светланы и заголосила…
Это были слёзы отчаяния, обречённости и горечи утраты.
Утраты всего того, что было её семьёй и всем её смыслом жизни.
К сидящим на обочине женщинам подошёл Сергей Николаевич (наш кладовщик – если помните), и протянул бутылку минеральной воды. Светлана открыла бутылку и обмыла лицо женщине. Вода немного облегчила состояние, а выпив несколько глотков, женщина вообще успокоилась.
Сергей Николаевич протянул булку хлеба:
- Может вы есть хотите?
Взяв в руки хлеб, женщина сразу впилась в него зубами. Оторвала кусок и стала жевать.
Если до этого люди вокруг что-то говорили, обсуждали, то теперь воцарилась полная тишина.
Это заметили и мы.
Младшие дети жались к родителям и смотрели на то, как женщина ест.
- Мама, я хочу кушать…
Тонкий детский голосок прервал тишину…
- Серёжа! Они голодные! Всем хлеба и воды. Воду обязательно, чтоб плохо не стало.
И вот уже очередь рядом с открытой машиной.
Первым, конечно, дали детишкам, а потом и всем остальным.
Улица опустела. Все разошлись по автобусам.
Восемь автобусов, половина из которых имели пулевые пробоины, а один ещё и тела погибших…
Самой последней за хлебом подошла Светлана. Старшая сопровождающая.
Взяв буханку и бутылку воды, она подошла к нам.
- От чего вы не кушаете?
- Да я потом, вдруг кому-то не хватит.
- Ешьте вам тут немного осталось. Скоро доедете. Здесь уже и спокойно. Не стреляют. Мир налаживается. Раньше мы сюда продукты возили, а теперь в глубь едем. Значит здесь уже и доставки в магазины восстановлены.
Женщина отломила от булки кусочек хлеба и стала его есть.
- Как давно мы не ели свежего хлеба. Да и вода свежая, а не талая из бочки… Вы уж простите её ребята, но ведь и правда порой так становится обидно. Во всех соц сетях нас обвиняют что мы восемь лет молчали. Воевали с вами и молчали. Бомбили своих родных и соседей в Донецке и молчали. А мы не молчали. Мы тихо, а иногда и немного громко, на кухнях это обсуждали и осуждали. И не смейтесь! Да на кухнях. Так как самоубийц и идиотов среди нас нет. Выйти на улицу и сказать – равносильно самоубийству. Тебя или изобьют, или в лучшем случае, пристрелят. Вот, я вижу, вы мужчина, не из служивых. Наверное, рабочий. Вот вы скажите, вышли бы на улицу?
Женщина на прямую обратилась ко мне.
- Конечно же нет. Семья дороже. И оставить её выживать, кинувшись на пулю ради слов, я бы даже не пытался. Это сродни предательству родных и близких.
- Спасибо. Это честный ответ, простого человека. С лозунгами на диване каждый сможет, а вот чтобы уже сейчас… Собрать все силы и волю в кулак. Обойти соседей, обзвонить друзей и знакомых. Собрать всех в двух подвалах, полуразрушенного дома, и в день, о котором узнала случайно, на который назначено, вывести всех к уже отходящим автобусам – я смогла. И не надо мне ни каких хвалебных слов и почестей. В первую очередь я это делала для себя и своей семьи. Видите ли, я очень люблю жизнь. И отдавать её вот так, сидя и ожидая участи сверху – я не согласна.
Светлана открыла бутылку воды и долго пила.
- Вы уж меня, точнее нас простите. Вижу, что мы вас задерживаем. Вы ведь тоже делаете хорошее, доброе дело. Но у меня будет к вам ещё одна просьба. Вчера из нашего района выезжал такой же автобус, как и наш. Но уехать далеко не получилось. В него начали стрелять. И когда он зацепил обочину, то подорвался на мине. Водитель погиб сразу, а люди выбивали стёкла и пытались убежать полями до ближайшего лесочка. Кому-то это удалось. Я уверена. Просто смотрела с крыши нашего дома. Не получилось у этих тварей расстрелять всех. Если вдруг, встретите кого-то из мирного населения, прошу, хоть в будке, хоть на крыше, вывезите их подальше от этого ужаса. Ну вот нас накормили, дали воды и указали путь в новую жизнь. Спасибо и счастливой дороги.
Женщина побежала в последний из отъезжающих автобусов, который дожидался её…
Мы удачно съездили и в этот раз.
И даже более полезно. Во-первых, мы ездили гораздо дальше. Севернее. А во-вторых, из рейса мы не возвращались пустыми как раньше.
С нами до границы ехали женщины и дети. Всех, кто вышел к дороге на нашем пути, мы подобрали.
Больше, наверное, уже не поедем. На местах начинают работать магазины, заводы и аэропорты. Грузы, сырьё и продукты доставляют с большой земли.
Помогли чем могли. Всем мира и удачи. Скорейшей победы…
Может к маю – как в сорок пятом? Но хотелось бы раньше…