Насмешливо присвистнув, электричка начала медленно набирать ход. Я увидел ее последний вагон, уже подбегая к перрону. Выругавшись про себя за нерасторопность, я направился к скамейке, предвкушая унылое часовое ожидание следующего по расписанию поезда. Фонари рисовали на асфальте желтые круги, я лениво листал фотографии в телефоне, чувствуя, как октябрьский холод потихоньку начинает пробираться под куртку. Неожиданно сонную сумеречную тишину прорезал грохот распахнувшейся двери и женский крик.
- Опять пьяный, Макар Ильич, сколько можно? Не могу я вас в таком состоянии допустить до работы, поймите вы! У нас тут зона повышенной опасности. А если вы на пути свалитесь, я из-за вас под суд пойду?
В ответ послышалось приглушенное бормотание.
- Нет, дорогой мой, иди проспись, а завтра мы с тобой поговорим.
Дверь захлопнулась. По гравийной дорожке зашуршали неторопливые шаги.
- Ишь, разошлась.
- Дед Макар, ты что ли буянишь? – я обернулся на звук шагов.
- Сережа, ты?
- Я.
Ко мне двинулась фигура в оранжевой жилетке. Деда Макара знали все: и дачники, и сельские жители, он работал на станции уже много лет.
- Не пускает, видишь, на службу меня, - усмехнулся дед Макар, усаживаясь рядом со мной, - выпил чуток для настроения, велика беда.
- Зря ты, дед Макар нарушаешь. Тут железная дорога, оступиться можно.
- Это, Сереженька, всегда легко, согласен. Встать на ноги потом трудно. Угостишь?
Я протянул деду Макару пачку сигарет.
- Я ж не всегда такой был, Сергей. Не всегда, - дед затянулся и выпустил сизую струйку дыма, - вот ты говоришь оступиться. А как понять в нужный момент, что это вот оно? Как понять, правильное ты решение принимаешь или нет – вот в чем наука, парень. И бывает так, что думаешь потом, размышляешь, что было бы, если б поступил ты иначе? Как жизнь сложилась бы?
- Трудно сказать, - ответил я уклончиво.
- То-то и оно! Помню, я только на пенсию вышел. Лихие годы были, народ без работы сидел. Воровство, спекуляция, беззаконие, одним словом. Купил я тогда ружьишко, ворованное конечно. Охотой промышлять думал. Оружие мне в руках держать доводилось, не зря двадцать пять лет отслужил. Танюша моя болела тогда сильно. Не вставала совсем. Ну я ее утречком рано оставил, сам на велосипед и в лесочек поехал, ружье, значит, пристрелять. Нашел овражек, мишени разместил, ружье наизготовку. Не успел еще ни разу пальнуть. И на тебе! Грохот, лязг, шум. Гляжу я, а сверху в овраг машина кувыркается, кусты под ней трещат. Приличная глубина у оврага была.
- Авария? – ахнул я.
- Ага, дтп. И машина непростая: инкассаторская. Как потом выяснилось, ее камаз столкнул с трассы. А в камазе бандиты. Грохнула машина на дно оврага. Ну, думаю, трупы там одни. Не выжил бы никто в такой мясорубке. Ан нет, через какое-то время дверца открылась и выполз оттуда человек. И тут же, гляжу, с трассы кинулось трое к оврагу, из камаза-то. Несутся. Я присел в кустах, дышать перестал. Слышу: стрелять начали. Раз, другой, третий. Выглядываю осторожно. А один из бандюков уже вскрыл сумку с деньгами и вытряхивает наличность. «Ах ты ж, - думаю, - тварь такая». И начинаю потихоньку вставать, вскидываю ружье, прицеливаюсь. Спиной он ко мне стоял. И только я на курок легонько нажал, выстрел раздался. Бандит падает навзничь. И тишина. Просидел я так минут десять. Решил проверить, может, кто живой остался. Подхожу к поляне, мать честная, кровищи как на скотобойне. Ни один не выжил. Двое инкассаторов во время падения травмы получили смертельные, один отстреливался, но и его уложили. 
Я молчал, пораженный рассказом деда Макара. Мне показалось, что он пересказывает сюжет какого-то американского боевика. Дед пил запойно уже много лет, поэтому его словам уже никто особо не верил.
- Вот тогда мне и прошлось выбор-то сделать, Сергей. Представь себе такую картину: сумка с деньгами, шесть мертвецов и ни одного свидетеля. И я, я убийца. Поначалу я хотел доехать до поселка, вызвать скорую и милицию, как полагается, покаяться. А как удостоверился, что в округе нет никого, вот тогда и заколебался. Дрогнуло во мне что-то. Танечка моя вспомнилась. Лекарства, доктора. Дорого все это было. Схватил я сумку эту проклятую, вытряхнул деньги в свой рюкзак, на велосипед и припустил до дому. Ружье и патроны в болоте утопил. Никого не встретил по дороге. Вылечил я жену тогда, на ноги поставил. Во благо потратил деньги ворованные, так мне тогда казалось. Победителем себя чувствовал, а зря, - дед печально улыбнулся.
- Почему? Нашли тебя? – я с нетерпением ждал продолжения.
- Не нашли. Я сам пошел сдаваться. Не вынес вины я. Танюша моя после выздоровления полгода всего прожила, ее грузовик сбил. Лихие деньги никому добра не приносят. Убедился на себе. Запил я после смерти жены. К тому времени все из сумки было потрачено. А саму сумку я сжег сразу же, как домой вернулся в то злополучное утро. Улик никаких не осталось, а на душе тяжко было. Камень на душе. Вот и пошел я в милицию. Рассказал все, как было, даже номер инкассаторской машины вспомнил, сумму украденную назвал. Не поверили мне. Говорят, мол, новостей насмотрелся, иди отсюда. Вот и весь разговор.
Дед Макар снова закурил.
- Ты потратил все деньги на лечение, что же в этом плохого?
- Выходит, зря все это было. Сколько Танюше на роду было написано, столько и прожила. А я совесть свою потерял. Смысл жить потерял. Пропил дом, живу тут при станции. Не то обходчик, не то бомж. Алкоголик, так люди про меня говорят. Значит, и поделом мне.
Сверкнула огнями приближающаяся электричка.
- Заболтал я тебя, Сергей, - дед Макар подал мне на прощанье руку, - ну, будь здоров!
- И тебе не хворать, дед Макар.
Мне удалось побывать на даче у родителей только следующим летом. Речь зашла о старых знакомых, и мама обронила.
- Помнишь деда Макара? Он обходчиком работал на железнодорожной станции. Погиб зимой. Под поезд попал. Хороший был человек, разговорчивый, но пил много. Это его и сгубило.