Эпиграф
А вы знаете, какой товар в Лавке Вечности — самый дорогой? Вот и я не знал…

Шёл снег… Ложился на асфальт, на камни, и позже — на снег. А ведь на снег ложится только второй снег. Потому мы любим первый: именно и только он собой жертвует, вмешивается в грязь, в пыльное крошево, тает на траве, превращаясь в воду и наледь. Питает землю… А любуемся мы снегом вторым, белым и пушистым. Но это уже не так интересно, как самый чёрный белый снег на свете, который приходит лишь раз. Приходит и идёт, потому что выпасть из лёгкого белого дыма вниз, упасть в бездну — всегда шаг; о пути единственной капли — можно написать столько книг, сколько не написано на Земле за всю историю литературы — а будет мало.

Мне сказали, что здесь продают всё. И сегодня, добравшись, наконец, до Лавки, я особенно остро вспоминал, как очередной Вечный Жид купил себе жизнь вечную… биологическую. Взяли, казалось бы, сущую мелочь — ключи.

— Ну, думаю, ни черта себе! До дома-то я и без ключа доберусь. Через окно там какое, — он взял в зубы сигарету, щёлкнул зажигалкой. — Подумаешь, все ключи от всех домов… Да вот какое дело: стоит мне с кем-то понятным познакомиться — а его как ветром сдувает, а то и хуже. Иногда вообще творят, что хотят. Тело, видишь ли, дом для души. А ключи-то у них. Вот я с тобой говорю — а даже не знаю, я это или они. Вечной жизни захотел. Дурной был, сильный, счастливый. Как это сейчас говорят — «само…дос-таточный», — с презрением к себе самому проговорил мой новый знакомец. А я готов был поверить во что угодно.

Презрение пропитало его — да он, наверное, и был самое Презрение. Испарилось из души тепло дома, ничего не осталось дорогого сердцу. Это меня и привлекло. Хотелось мне из воспалённого жира мозгов вырвать сознание, вывернуть, вытряхнуть — и выкинуть. Захотелось впитать его до капли.