Под стук колёс нового пульмана шелестел осенней листвой сумеречный девятнадцатый век. Вагон-ресторан открывался посетителям в шоколадно-бежевых тонах. Мягкие кремовые шторы обрамляли окна, храня маленький уют судеб, что пришли гостями и уйдут ими же отсюда. На белоснежные скатерти лился из нависающих над окнами бра в виде железного цветка тёплый свет. Глубокий и богатый синий цвет плюшевой обивки, изобилие зеркал и другие детали роскошного интерьера баловали гостей, побуждая господ к покорению жарких вершин страстей и пошлостей, души дам же, напротив, роскошь леденила и хоронила под айсбергом гордыни. Воздух заполнялся хмелем и ароматом кофе.

Ада подносила чашку с горячим чаем к бледно-розовым губам, наблюдая свою непоколебимость в полосе зеркал на спинке противоположного диванчика. В отражении этой глади она расставалась с собой. Словно прощальная капля росы на ресницах серо-голубых глаз появилась слеза и затушила последнюю искру детской непосредственности. Внутри что-то твердело.

***

— Сыграем, господа? – вырвалась буйная юность из компании мужчин средних лет, устроившихся в конце вагона, и колода карт заиграла в шаловливых руках.
– Ты пережил Христа, а всё заигрываешь со своею спесью. Уймись, земля из-под ног уйдёт, – послышался укоризненный и серьёзный тон от господина с солидными, с проседью усами.
Буйный Джек бросил негодующий взгляд на усатого приятеля.
— Джек, ты нам лучшей спой, – разрядил обстановку близкий друг юнца Марк, – я подыграю, – и опытные пальцы скользнули по шестиструнной подруге.
— Всё равно деньги твои уплыли в наши карманы ещё две партии назад, – заметил кто-то четвёртый из компании и раздался смех, казалось, на все мужские голоса. Высокий драматический Джека был в их числе.
— А может сыграем на что-нибудь более ценное, нежели эти ваши грязные банкноты, господа? – не сдавался Джек.
В это время официант принес поднос со свежим кофе и бутылкой темного бренди. Нежная крема покрывала всю гладь тёмного напитка, как пьяный омут застилал карие глаза Джека. Эти глаза были похожи на глаза-зёрна средней прожарки в разрезе. Знаете, такие тёмные по краям и светлеющие к середине, раскрывающиеся в свете своею красотой и сочностью цвета.
— Помилуй, наш милый друг, неужто ты про душу заговорил?
— Твоя нам не нужна, – и мужской смех снова заполнил вагон.
— Отчего же? Я молод, хорош и даже нахожу себя порой наивным, – иронизировал Джек, а в пелене пьяного угара образовывалась прорезь, хитрость блеснула из глубины очаровательных глаз.
– И влюбиться можешь? – спросил кто-то, сидевший у самого окна, вглядываясь в вечернее сияние, готовящееся покориться ночи.
– О розовый закат, встревожь сердце моё, пробуди меня! – обратился Джек к лирику у окна, – мне лишь сниться жизнь моя…
— Ну, хорош дурачиться, лучше уж пропой нам свою печаль, – отмахнулся лирик.
Джек взял бокал с бренди и одним глотком осушил его.
— Значит игра начинается! – вдруг серьёзно заявил Джек, – трогай струну, – обратился он к Марку.
Молчание воцарилось за столиком в конце вагона.
В это мгновение Марк заметил неуемный и испепеляющий огонь в глазах Джека, а всё те же зеркала в спинке сиденья выдавали жертву этого огня. Это была бледнокожая, с лёгким румянцем и тем розовым закатом на губах, о котором говорил Джек, девушка. Нежные, дымчатые волны её волос чуть скрывали добрые, но холодные черты лица.
«Значит, вот на кого ты поставил, на эту святую осень. Дурак». – подумал Марк, и горечь бренди потекла к его душе.
Марк завёл гитару и музыка заполнила вагон. Посетители встрепенулись, оживились и замерли в ожидании слов, наверняка, проникновенных и трагичных. В песне должна быть трагедия, в этой уж точно — должна. Казалось, это чувствовали и понимали все. Все, кроме одной – той, что допивала свой чай и собиралась навсегда покинуть этот ресторан.
Джек понял это, и в ту же секунду виртуозно взметнул колоду карт ввысь. Словно цветок, по спирали распускалась колода. Этот жест вызвал у публики ещё больше восторга и ожидания. Кто-то даже вскрикнул:
— Феерично!

Под ласковое звучание мелодии на стол спускалась карта. За столом этим сидела молодая и не знавшая страстей девушка. Наконец, легко и непринуждённо карта легла на хлопок скатерти. Ада взглянула на неё. Это был пиковый туз.
Словно бес повлёк её руку к карте. Ада взяла её, встала и подошла к соседнему столику.
— Кажется, это ваше, – две пары глаз встретились и что-то заставило биться сердце чаще.

***

— Кажется, милая Ада, ваши приключения начались, – мягко сказала дама в атласных перчатках.
Экспресс приближался к станции, на которой собиралась совершить первую остановку девушка, только что пробудившаяся ото сна.

Подпись автора

Z