Последняя горсть пьяной вишни оказалась однозначно лишней, и теперь мелкорослый сатир Влазис, покачиваясь, стоял на четвереньках в густой траве.  Попытки встать на копыта вызывали новые волны тошноты. Влазис с трудом повернул голову и, кое-как разлепив тяжелые веки, с тоской посмотрел  в сторону рощи. Там, на полянке у раскидистого дуба вечеринка набирала обороты. До длинных ушей сатира, понуро свесившихся вдоль миловидного лица, доносилась музыка и смех.
Эх, жаль не было друга Гироса; уж он то точно придумал бы и ему, Влазису не пришлось бы позорно бежать от рассвирипевших нимф под гогот собратьев. Еще засветло менада Гироса застукала его в объятьях прехорошенькой дриады и тот в мгновение око смыслся в неизвестном направлении. Влазис хихикнул, вспомнив прореженную накануне  кучерявую растительность на могучем торсе друга. Острые ноготки... Эх, Гирос, Гирос. А сам-то? Какого спрашивается сам-то полез на эти качели? Раскачал бы нимфочку до "эфира", а там глядишь и... Так нет же, сам полез. Вишни эти еще... Эх, почти все лето под хвост: не простит красотуля уделанной всем выпитым-съеденным туники. Как улепетывал на заплетающихся ногах от ногтей и кулаков ее подруг, Влазис помнил смутно. Помнил только, что летящее вслед "недорослик картавый, рога отрасти сначала" обидно клюнуло в макушку и растворилось где-то в защипавшем носу. Эх, а как же день рождения? Он ведь совсем скоро. Всплывший перед осоловелыми глазами сатира образ вожделенной нимфочки показал фигу и рассыпался блестящими песчинками , исчезнув в траве.

*
Неизвестно, сколько бы еще Влазис костерил себя за эти злосчастные качели и испорченный флер-амур, как вдруг его кто-то дернул за хвост и беспардонно потащил в сторону холмов.  Хмель мгновенно выветрился из головы с досадными пипочками вместо рогов, но похмельная слабость подкосила конечности, и сатир заскользил по траве за собственным хвостом. От неожиданности в горле бедолаги запершило и единственное, что он мог выдать, было "сссссссссссс".
От испуга сердце сатира, казалось, забилось в горле, а воображение уже рисовало красочные красочные картины расправы главного фавна или еще хуже - демиурга. " Неужели за испоганенное платье?" - мелькнула последняя мысль, и Влазис судорожно дернулся и потерял сознание.

*
Очнулся невезучий хранитель рощи от того, как нечто студенистое и мокрое прилепилось к губам, а  нос забил приторно-терпкий запах муската вперемешку с корицей. Судорога пробежала по телу сатира; он заерзал и, не без труда оттолкнув от себя душителя, приоткрыл один глаз.

- Ну ты чегооо? - растягивая слова прогнусило нечто, принимая черты ручейковой наяды: крепкой, сбитой и крупной среди своих сестер.

- А что у тебя с губами? - Влазис почти пришел в себя и, не видя никакой угрозы, несколько приборзел.

Наяда кокетливо  откинула прядь волос:

- Тебе понравилось? - воодушевилась красотка и рассказала про гастроли русалки-косметолога и новой коррекционной чудо-водоросли.

- Я не васпвобовал... - замансил бровями Влазис, пытаясь опереться на локоть.

- Что-то мешает? - ручейковая милашка призывно улыбнулась.

Почему бы и нет? Тошнота уже не давила, как прежде, чересчур пухлые губы красавицы уже не казались отвратными, правда дрожь в чреслах никак не унималась, но кого не подтрясывает с похмелья?  Натура сатира взяла верх, подавив остатки опасения быть задавленным габаритами инициативной наяды. Предусмотрительно оглядевшись по сторонам, чтобы не быть застигнутым врасплох, Влазис горкой навис над неядой.
*
Шширк, шширк, шширк-шширк-шширк... Срябающий звук со стороны подножия холма убил все зачатки желания и заставил сатира подскочить на ноги. Отправив разочарованную красотку восвояси, Влазис поскакал на звук, намереваясь дать хорошего чирка нарушителю ночной тишины.

- Ккухх! - и летящий на нерве сатир, запнулся. И едва не вывихнув копыта, распластался на брюхе.

- Йоооу! - заскрипел голосом лепрекон, цепляясь короткими ручками за воздух и заваливаясь на спину.

- Бзззынннь! - горшок сделал кульбит и осыпал золотыми монетами Влазиса, хозяина и траву вокруг.

- Вот невезуха-то. Вреднейший, злобный лепрекон, помешанный на золоте... - сатир вяло наблюдал, как упавшая перед носом монета покрутилась на ребре и упала в расщелинку в земле, - а с другой стороны, они же желания могут исполнить.

- Вот невезуха - из-за тупоголового копытного придется горшок перепрятывать... - вяло подумал лепрекон, посчитывая падающее золотым дождем сокровище, - а с другой стороны, у хвостатых хранителей доброго вина немеряно.

*

День рождения тщедушного сатира Влазиса удался на славу. Уютная полянка в тени едва вмещала приглашенных. Ниши-беседки, увитые плющом, приятной тенью зазывали желающих уединиться, а гибкая лоза опоясывающая деревья соперничала налитыми гроздьями винограда с их прогибающимися от тяжести плодами. Густо травяной ковер дарил ступающим и танцующим мягкую пружинистость. Вино из кожаных мехов лилось рекой. Ни минуту не смолкали звуки свирелей, виол и лир. Поздравления, пожелания, песни, оды имениннику сменяли друг друга. Влазис сидел на округлом камне, обнимая желанную нимфочку правой рукой и изрядно захмелевшего лепрекона левой. Злобный башмачник хоть и клевал носом, но одним глазом внимательно сек за своим горшком у ног. Длинноухий сатир раскраснелся и не помнил себя от счастья. Еще бы!
А когда стемнело, полянка вспыхнула гирляндами огоньков: синие, зеленые, они переливались, приводя в восторг присутствующих. Светлячки знали свое дело.

- Ну, мне пора! - лепрекон соскользнул с импровизированного пьедестала и одернул сюртучок, - спасибо за праздник, давненько я так не веселился!

- Оставайся! - Влазис попытался удержать гостя, но лепрекон поглубже натянул треуголку и только сверкнул глазами.

Подхватив горшок с золотом, он засеменил прочь с поляны.
Коротконогий злюка почти достиг деревьев, как оглушающие вопли перемежающиеся с ахами т охами заставили его остановиться. Обернувшись, лепрекон расхохотался. Голову именинника Влазиса украшали огромные, толстые, по полметра в длину, торчавшие в строго в стороны, рожищи. Сатир отчаянно старался сохранить равновесие, балансируя на заплетающихся копытах. От кренов то вправо, то влево казалось, что его тонкая шея вот-вот сломается. Особо чувствительные из гостей попадали в обмороки, остальные, если и не пустились наутек от страха, то жались в кучку подальше от непредсказуемого и к тому же пьяного гада с горшком.
Наконец силы крепившегося изо всех сил Влазиса иссякли. Тяжелая голова, увенчанная не менее тяжелыми рожищами, передалила и сатир воткнулся макушкой в землю:

- Ты что творишь? Не было такого желания! - с каждым звуком тон бедолаги становился все жалостнее. - Верни, как было. Пожалуйста...

- Конечно, верну. Только после того, как ты, ворюга, вернешь мою монету! - взвизгнул лепрекон и, развернувшись на каблучках башмаков, зашагал в сторону холмов.