Сейчас песня играла...

И я вспомнила сказку, которую писала в одной из "небылиц" Веды.
*что-то из серии "заколдованного леса"

На бескрайних лесных землях таилась одна тропа, усыпанная лунной росой.
И всякий, кто ступал на её сверкающую хрусталь – уходил в мир иной. Нет, ноги продолжали идти, глаза по-прежнему видели, уши слышали, и голос звенел. Только жизнь оборачивалось сном, миражом. И уже не знала душа путника покоя. По дороге сна брёл кучерявый, светловолосый, лет семнадцати малый по имени Тимофей. Из близлежащей деревне «Подсолнухи» отправила его матушка за травами лечебными, успокоительными в лес. И вот уж ходит Тимоша по дорожке лесной заколдованной много ночей, и никак не отыщет тропинку другую, чтобы возвратиться в землю родную. Уж и порос Тимофей бородой и усами мужицкими, и плечи вымахали богатырские, а душа всё юной остаётся, юной и ищущей.
Повернул очередной день на полночь, роса заискрилась, хрусталь пронзала ноги босые и кровью была сыта тропа.

***

Сквозь грязные, серые стёкла маленького оконца, оплетённого кружевом паука, отчаянно бился сначала рассвет, а затем и чья-то рука.
— Марья Ивановна, откройте! – девичий голос глухо пробивался в затхлый дом, - я с добром и хорошей вестью.
Пожилая женщина чуть оторвала свою седую голову от перины, но руки и ноги не слушались её. Они давно начали остывать, кровь еле слышно текла по иссохшим венам тонкими ручейками.
— Открыто. Заходи, милая, – отозвалась старушка.
В дом взошла молодая дева, прекрасная всем, чем может быть прекрасна деревенская девушка.
— Марья Ивановна, я к вам с радостью.
— Ох, милая, радость давно покинула меня. С первым рассветом, забравшим моего сына.
— Мы вернём его! – воскликнула девушка и копна её овсяных волос, заплетённых в косу, вдруг распустилась.
— Милая, ты мой верный друг, но вот уж сколь лет прошло, а наши усилия сокрушаются о великую силу колдовства.
Дарья – соседка Тимофея, его сердечный друг и невеста, как высохли первые слёзы от печальных известиях, стала она учиться магии. Но человеку простому магом стать было трудно. Оттого Дарья пришла к Бабе-Яге, и просила сварить до сель неведомое зелье, обращающее её – невесту Тимофея в ту самую хрустальную росу.
— А мы её перехитрим, – мечтательно вспыхнули глада Даши, – эту силу.
— Как же? Как бы не быть новой беде… – лицо старушки, казалось, ещё более побледнело.
— Я обернусь этой зловещей росой, этой тропой и приведу нашего Тимофея домой.
— Что же это ты говоришь? Ведь у зелья есть свой час. А вдруг Тимоша далеко и не успеете вы вернуться…
— Он рядом. Я чувствую это, – с лица Даши слетела мечта и глаза её наполнились слезами.

***

Тугие травы прорастали сквозь изрешетённое тело мага, заключая его в свои крепкие объятия, казалось, уже неотвратимо. Маг чувствовал корни этого тонкого плена, становясь чем-то единым с землёй, утопая в её холодной колыбели. Глаза его не видели ни синевы небес, ни серебра месяца, ни золота звезды.
«Я становлюсь болотом. Всё, что я чувствую – это что-то клокочущее внутри. Неужели это – учесть моя? Вечно лежать здесь…».
— Ты можешь встать, – послышался голос.
— Но как? – клёкот стал стуком.
— Просто.
— Просто?
— Да.
Это «да» сверкнуло серпом. И травинка за травинкой умирала живая клеть от острия зеркального металла.
Свобода заполняла дыры, и радостью бежала в жилах кровь.

***

— Завтра в полночь иди в лес, – говорила Колдунья.
— А…, – Дарья не успела сказать слово, как Яга продолжила.
— Куда глаза будут глядеть, туда и иди. Как душа выпьет зелье – ляжешь на землю тропой, – закончила Колдунья, не сводя глаз со склянки, в которую недавно серебренными каплями пустила зелье.
— Как только все капли слились в единую субстанцию, чуть тягучую и тёмную — плавным и лёгким движением рук Яга превратила прозрачный пузырёк в шар.
— Как же я его открою? – удивлённо смотрела на стеклянный шарик Даша.
— Тебе и не нужно. Но не своди с шара глаз, как ступишь на землю лесную. Больше сказать не могу, сама всё узнаешь. Ступай.
— Спасибо, добрейшая Колдунья! Вы оказали мне бесценную услугу! Ничего с меня не взяли. Да и что есть у меня… – взор Дарьи поник, а когда свет глаз вновь взошёл к горизонту – Колдуньи и след простыл.

***

Колдунья усмехнулась и на озорливый звон её голоса отозвался соколиный крик. Через несколько мгновений, рассекая воздух, стрелой спускалась птица. Ещё через мгновение сокол сидел на плече Колдуньи.
— Друг мой, вверяю тебе душу девичью. Ветра в крылья. Лети.
Сокол молчал. Плащом печали взмывал он в голубое небо ясного дня.
«Не златом, Дарья, ты мне должна, а своею радостью».

Подпись автора

Z