Гордана выходит из комнаты, держась за стену. Еще не видя меня, делает молча три шага до стола, отодвигает стул, садится. Берет пустой стакан, заглядывает в него, вздыхает, ставит обратно, и только теперь находит меня взглядом.
На часах шесть утра. Я борюсь с колбасой на завтрак. Мой коллега  большой, шумный, черный парень из Анголы по имени Али поставил холодильник на максимум. В Берлине последний месяц лета. Жарко, осы взбесились, еда тухнет. Все покрыто налетом пота. Колбаса покрыта инеем.
Гордане восемьдесят лет. Она едва достает мне до плеча. Эдакая куколка. Хрупкая, тонкая. Моя коллега Илахи из Азербайджана плетет ей косички из абсолютно седых волос. Гордана любит пластмассовые заколки ярких цветов и все эти манипуляции, ворует расчески и прячет их в карман ходунков. Это игра и сюрприз только для них двоих. Когда смена Илахи, она подходит к Гордане и спрашивает, катая русские слова как подтаявшее масло: «Горди, хочешь прическу?»
Старушка пылает смущением юной невесты, строит глазки, требует уговоров, и… смиряется. Лезет в карман ходунков, достает пару расчесок, резиночки, заколки, вилку, пачку салфеток, засохший бутерброд.
Жаркая, как южная ночь, Илахи встает позади. Тянет прядь серых от старости волос, держит ее пальцами. На это можно смотреть вечно. На эту бережность и отзывчивость.
Гордана из Югославии. Деменция выжгла из ее памяти войну, названия новых стран, имена детей, милосердно оставив сестру. Сестра звонит раз в неделю. Весь персонал Общежития для стариков с деменцией или психиатрией, а именно так называется мое место работы, живет между этими звонками.
День первый после звонка: Гордана уходит в свою комнату.   Не выходит. Не хочет общаться, разговаривать, кричит, собирает вещи.
День второй: хочет уйти. Стоит, как приклеенная у двери, и канючит, позабыв немецкий язык. Но все итак понятно. Она домой идет. Отпустите!
День третий: отказ от  медикаментов. О-о-о, тут многое можно рассказать. У Горданы кроме деменции сахарный диабет. Она уже впадала в кому. Немецкая скорая порадовала фразой: «Не вызывайте нас больше. Она старая.»
Каждый день к нам приходит медик. В случае с Горданой медик должен колоть инсулин.  А она не хочет. Отказывается. Насильно немецкая система здравоохранения не лечит. Хотя мне странно, что желание пациента спрашивают у пациента с деменцией.
Гордана - кролик из Алисы в стране чудес. Но тем не менее.
Итак, я борюсь с колбасой, времени шесть утра, моя принцесса уселась за стол. Находит меня взглядом, проводит линию – эта странная тетка равно еда и кофе. 
Заходит издалека. Большие глаза наполняются слезами: «Сестра, ноги болят! Не спала всю ночь! Так больно!»
Я верю ей. Без инсулина ей кранты. Ей больно, ей плохо, да, у нее некроз - пальцы на ногах синие.
В сотый раз пытаюсь донести: «Солнце, надо уколы делать!»
Пропускает мои слова мимо ушей. Тонко шевелит подбородком, намекая на согласие: «Кофе!»
Я наливаю чашку. Гордана делает глоток. Ее лицо расслабляется, она откидывается спиной на кресло, двумя руками держит чашку.
Моя колбаса сдается. Я делаю бутерброды, наливаю себе кофе, и так же ныряю лицом в кофейное черное спокойствие. Между мной и Горданой, благодаря ему возникает связь. Чувствует ли она ее? Вряд ли.  А мне просто хорошо. Шесть утра. За окном темно. Тишина. Берлин роняет листья в осень.