...Когда я был еще ребенком, мать впервые примерила мне белую маску- символ Великого Дома Чарузов.

Такую же, как носила сама. Я ни разу не видел ее без маски хоть и догадывался, что она как и мы все, является невидимой.

У  нашей династии никогда не было лиц. Наша династия никогда не отбрасывала теней, даже в самый яркий,солнечный день.
   Мы, наверное потому и были самым счастливым царским родом- никого из моих предков не убили заговорщики, не свергли с трона, ни казнили возмущенные подданные. Потому, что нас никто и никогда не видел.  И мы никогда не смотрели в глаза друг другу.

   Династия наша правит царством Казхас Кхлеви уже тысячу весен.
В огромных залах нашего мраморного дворца в тот день гулял теплый, апрельский ветер. Он ворвался через высокие проемы окон, и носился, будто веселый мальчик по коридорам, заглядывая в каждый уголок, теребя чинно замершие цветы в бронзовых вазах.

      Ветер был нежно голубого цвета, словно сотканный из волн морских,  как и полагается весеннему ветру.
И это было красиво. Весь зал был как огромная морская раковина, полная воды и света, поднимающаяся из морской бездны вверх к растрепанному после долгого сна солнцу, ласково улыбавшемуся сквозь круглое окно в центре потолка.
Итак, мать обняла меня и долго гладила по волосам. А затем сняла со стены белоснежную маску, сделанную из тончайшего листа серебра, и покрытую белой эмалью и одела ее на  меня. Она подвела меня за руку к зеркалу, и взглянув в него, я засмеялся. Было непривычно видеть висящую в воздухе маску. Она тогда сняла с спинки кресел черный бархатный плащ, подбитый лиловым шелком и накинула мне на плечи. Теперь я напоминал одного из тех, кем мне предстояло править.

-Видишь ли, - сказала мать, приближаясь ко мне, чтобы поцеловать в лоб, как прежде, когда мы часто стояли на крыше белой башни нашего дворца,  - они должны видеть того, кто ими правит. И тогда им будет спокойно- они поймут, что в мире все по прежнему. Иногда царям приходится переступать через свою природу...
- Она могла бы мне и не говорить этого. Я и так знал с самого первого шага, что властитель не принадлежит себе. Такова природа власти.

Потом мать вывела меня на крышу башни- самой высокой в нашем царстве. Она плыла в облаках над крышей нашего дворца и мир с нее казался маленьким, будто игрушечным. Я смотрел на пашни, залитые полуденным солнцем, и тени пролетавших в небесах птиц скользили по усыпанным крокусами склонам гор. Там, далеко - далеко, копошились наши подданные- зримые, маленькие, плотные существа, не поглощавшие свет, а отражавшие его. Живущие лишь в одном измерении пространства, и не знавшие сути друг друга.
  Те, кто были ближе, смотрели, задрав голову в сторону башни, воздевали вверх руки, кланялись. Они видели меня и мать- и были счастливы, что в их мире ничего не изменилось.

В девятнадцать лет меня короновали. Я выполнил предначертанное, став царем Касхас Кхлеви. Я до этого дня не покидал дворец. Но чем я становился старше, тем более мне хотелось посмотреть на жизнь подданных не с высоты белой башни, а изнутри. Хотелось пройти по дорогам, казавшимся сверху распутанным клубком пряжи, хотелось попробовать их пищу. Однажды, в детстве в нашем саду я увидел девочку из людей долины. Она была белокурой, с длинными волосами и длинной челкой, придававшей ее розовощекому, свежему личику необьяснимую прелесть. Я заговорил с ней( на мне не было ни маски ни одежд) и она очень испугалась, решив что голос идет из мраморной статуи. Я успокоил ее, обьяснив что я не видим, так как являюсь наследником династии. Она потом еще не раз приходила к нам. Мы играли, бегая по винтовым лестницам  внутри башни и прятась в зарослях белых роз, столь бережно взращиваемых моей матерью. Девочку звали Вера.
  На следующий год она убежала, и никто из членов моей семьи не знал куда. Помню, мне было очень больно потерять единственную подругу. Я заболел тогда, и мать замучилась, вызывая ко мне лучших лекарей.
Потом меня отдали на попечение медикусов. Почему-то один из них с тупым интересом расспрашивал о моей коллекции странных вещей. Я любил собирать всякие непонятные штуки- вроде прищепок для белья, старого фонарика и маленьких золотых шариков, с помощью которых я рисовал на стенах алхимические зигзаги, загоравшиеся зловещим  синим светом.
Медикус долго вертел в руках что-то похожее на пятнистую ленту, а потом с отвращением сказал: ’’Глоток Четырех Змеев’'. Я был уверен, что это дурь, и не стал обижаться.

Потом медикус исчез во время эксперимента по разделению сердца быка на отдельные частицы.

   Остался только запах горелой шерсти и пыли. И мне стало куда спокойнее и легче, без этого назойливого старика. Пока его прах выстреливали из пушки в направлении  далекой звезды с единственным вопросом, может ли Абсолют разрушить себя сам, я спокойно размышлял, зачем он создал нас.
Сейчас уже все эти события стали просто воспоминаниями. Но без этих воспоминаний не было бы меня. И не было бы страстного желания узнать подвластный мне мир изнутри. Поэтому, я задумал сбежать из дворца. Так, чтобы никто не заметил. Я жил предвкушением побега. Желанием просто ходить между людьми, может быть даже подшучивая над ними. Эта мысль радовала меня так, как не радовало ничто.
...........
Когда я была ребенком, отец рассказал мне про Незримых Правителей.
Он показал возвышавшуюся над нашей страной башню- оплот власти. Потом я смотрела на нее каждый день, и каждый день во мне крепла ненависть к узурпаторам. Больше всего я ненавидела тех, кто живет в этой башне и видит все, что происходит на поверхности земли. Как смотрят они на нас из -под облаков своими пустыми глазницами, как вечно прячутся за щитами белых масок! Конечно, они объявили эти маски символом чистоты и беспристрастности власти. Но есть ли лица за этими масками?! И не срослись ли они с их плотью? Отец говорил, что правители незримы, что они подобны богам- знающие все, видящие все. А я хочу посмотреть, какого цвета у этих чудовищ кровь. Поэтому я и оказалась здесь. Есть люди, умные, смелые... Они объяснили мне, что есть шанс поквитаться. Если я подберусь к молодому царю и всажу ему нож в глотку, эта династия прервется. Он еще не женат, наследников у него нет. Вот только смогу ли я преодолеть все препятствия, много ли надо крови, пролитой другими? Меня ждут, мои друзья указали мне путь. Месть и свобода!
Подхожу к зеркалу. Хотя, какое это зеркало! Так, засиженный мухами осколок. Из него на меня смотрит долговязая девчонка в зеленом корсете и белой сорочке. Пепельные волосы до плеч. Румянец на всю щеку и вздернутый нос картошкой. Куда мне до красавиц, которых поставляют со всей страны ко двору наших правителей! Ими торгуют как скотом собственные отцы и матери, только эти бедняги никогда не сумеют осознать весь ужас своего положения. Ах да, я забыла сказать главное: с недавних пор у нашего народа исчезла память. Они не хранят воспоминаний, живут одним моментом. За них думают наши незримые узурпаторы. Так всем спокойнее и проще. Я, как и мой отец помним все. В этом помогает одно снадобье, траву надо добывать высоко в горах. Об этом знают немногие. Но мы знаем эту тайну. И я знаю еще, что только такие как мы можем спасти народ Казхас Кхлеви. Он будет жить и будет самым великим народом на свете! Я чувствую это и сейчас. Потому что никто не заслуживает такого скотского отношения!

Теперь моя основная задача- подобраться к царю на максимально близкое расстояние. Но как?

Когда-то в детстве, меня приводили в дворец. Принцу было скучно, и мой отец, работавший там садовником, целый год водил меня в башню Толл. Я вначале испугалась принца, потому что я могла слышать его и ощущать, но самого его видно не было. А потом мы...подружились. Он был в общем то хорошим мальчиком- совершенно не злым, наоборот, готов был подарить мне любые свои игрушки, бегал со мной взапуски, любил слушать музыку и много читал, показывал все уголки своего дворца. Я тогда еще поняла, что ему одиноко здесь и грустно. Часто он говорил, что завидует нам- простым детям, которых не связывают обязательства и не принуждают сидеть дома, из-за того что они родились принцами. Но сейчас я придерживаюсь другого мнения. Бабушка моя говаривала, что и волчата, пока малые- выглядят милыми щенками, а вырастая превращаются в кровожадных хищников. Теперь мне с царями не по пути. Тем более, вон их сколько кругом: каждый с серьезными песочными часами в кармане.
Считает, сколько простолюдину времени да памяти отмерить. Ненавижу!

Но Абсолют одновременно и добр, и невероятно жесток. Вечером, вернувшись с прогулки в лесу, с полной корзиной крокусов (мы из них делали драгоценное масло, которое поставляли во дворец царице- матери) я застала плачущего отца. Так я поняла, что и меня постигла участь стать "невестой одной ночи". И что, хоть я этого не хотела, меня готовят к тому, чтобы я принесла в жертву новому повелителю свою девичью честь.
   Но сердце мое билось от радости- ведь вот он, долгожданный момент! Я окажусь с ним в одной комнате, с глазу на глаз (если, конечно у него есть глаза) И я убью его. Убью с наслаждением, и пока он будет захлебываться на полу собственной кровью, я прочту ему приговор- я никогда не лгу, клянусь! И всю ночь буду сидеть на его постели, поджав ноги, в тихом, покойном одиночестве. А потом- пусть арестуют, разорвут конями на площади- мне все равно. Я прерву нить жизни династии Незримых. И мой народ станет снова помнить.

Перед отправкой во дворец, я не спала всю ночь. Конечно, меня будут обыскивать. Но я хитра, и предусмотрела все. Мое оружие- миниатюрный стальной стилет, был спрятан в костяные ножны, изображавшие гребень для волос. Просто средний зуб гребня был немного длиннее остальных. Хорошая уловка, особенно, когда у тебя длинные и густые волосы. Итак, я сама вышла к приехавшим лакеям и села к ним в карету. Через часов пять- шесть все закончится. А сегодня, мой сладкий, для тебя начнется кошмар, который ты даже не в силах себе представить. Жди его. Или не жди- неожиданность всегда ужаснее.
.....
Около девяти часов вечера, я услышал шаги у двери моего кабинета. Я отошел от раскрытого окна и повернулся к двери. На мне была маска и бархатный, расшитый золотом халат- вещи позволявшие слугам меня видеть.

Кто-то почтительно постучал.

- Войдите! -Крикнул я.

В раскрытую дверь заглянула хитрая физиономия канцлера Борэ, и он, подобострастно поклонившись, прошипел:

-Небольшой дар для вашего величества! Дань древним традициям!
В знак нашего глубочайшего почтения к вашей особе!

- И втолкнул в двери юную девушку. В ее розовом личике, и немного раскосых, миндалевидных глазах было что-то неуловимо знакомое. На ней было надело белое кружевное платье, а длинные волосы цвета яичного желтка с золой, были высоко заколоты большим костяным гребнем.

Я знаком приказал слугам и канцлеру удалиться. Девушка стояла посреди кабинета, опустив глаза, приняв вид скромной и невинной овечки. В гребне из кости был спрятан стилет, хорошо так спрятан- при досмотре никому бы и в голову не пришло проверять. Я ощущал, как бешено бьется ее сердце, как стучит в висках кровь. Над ней поднималась буро-алое облако крайнего возбуждения и ужаса. Да, я не ошибся- она пришла сюда убить меня. Скорее всего, малышке не ведомо, что я вижу ее чувства, и образы, возникающие в ее голове. Тогда я ощутил себя не просто одиноким в этом мире иных для нас существ, я ощущал себя пленником- этого кабинета, дворца, положения. Пленником, которого даже не спрашивают- хочет ли он следовать ритуалам, принятым при дворе- как например этот, постыдный- невеста одной ночи. Я вгляделся в девушку внутренним взором, я же знал ее, знал!
   Это та самая Вера, дочь садовника. Милая, маленькая подруга моих игр. Сохранила ли она память обо мне? Похоже, да. Но тем не менее, в ней желание меня зарезать. И...желание еще чего то...Желание обладать мной, даже более сильное, чем желание моей крови. Но в этом она сама себе врядли признается.
... Когда приходят эмоции высшего порядка, когда приковывают взгляд к главной и единственной цели, тогда маски падают, стены исчезают и все предстает в истинном свете. Так говорил мой дед. Почему-то вспомнились его слова.

- Значит,  народ не так уж и боится перемен- пронеслось у меня в голове.
Я хотел сбежать и узнать их изнанку, а изнанка сама пришла во дворец, с единственным и твердым намерением прикончить меня. Ну что ж, если и суждено мне погибнуть именно так и тут, то смысл играть с судьбой, обманывая ее и убегая?
Я подошел к девушке на расстояние вытянутой руки и остановился прямо перед ней. Ее дыхание участилось, я ощутил волну страха, и томления, исходящую от нее. Вероятно, она собиралась выхватить клинок и нанести удар, но ее пугала перспектива моего сопротивления.

- Хорошая идея спрятать стилет в гребень для волос- в полголоса проговорил я. - Ты сама до этого додумалась, или научили родители?

Она задрожала. Казалось, тело ее сделалось обмякшим, колени ее тряслись. Я спокойно присел на край стола и наклонил вперед голову, заглядывая ей в глаза. Для нее это конечно,  было незаметно- просто пустые отверстия в маске и все. И это ее пугало еще больше.

- Почему ты хочешь меня убить? Ведь я не причинил тебе зла- сказал я, продолжая вглядываться в ее лицо.

Она вскинула руки и рывком вытащив из гребня стилет, решительно шагнула ко мне. Я не двинулся с места.

Лезвие в ее дрожащей руке уперлось мне в грудь. Я не шевелился, продолжая сидеть на столе.

- Сними маску! Сейчас же! -  ее голос был нервно- визгливым.

Видно, душевное смятение на время сделало ее чересчур смелой. Она дернула меня за маску, срывая ее.

Потом она ожидаемо закричала, не найдя под маской ни головы ,ни лица. Хорошо еще, что она не ударила меня своими ножом- я ожидал этой реакции.

Женщины - не в меру странные существа. Сняв маску и швырнув ее на пол, поборов первичный ужас (хотя чего еще она ожидала от наследника династии Незримых!), она принялась ощупывать мое лицо руками, будто слепая. Может, ее успокоило то, что я был безоружен и не пытался обезоружить или остановить ее. Она касалась кончиками пальцев моих век, щек, губ, и эти движения были изучающими, и в тоже время ласкающими.
- Слезай со стола! - ее рука с стилетом оказалась у моего горла.
Я повиновался. Одной рукой она держала меня за плечо, второй тыкала лезвием у воротника халата. Так мы дотанцевали до стены, к которой я прислонился спиной. Дальше хода не было.
Ее свободная рука продолжала гулять по моему телу. Она развязала пояс халата, и начала ощупывать мою грудь, спускаясь к животу и еще ниже. Ей было очень весело. И меня  вместо страха за свою жизнь, разбирал смех. Наконец ее пальцы коснулись моего паха. Они легко сжали мой член и стали мять его, усиливая свое и мое желание.

- А он большой, хоть и не видимый- сообщила она, придвигая свою голову к моей и целуя меня в губы (даже не промахнулась). – Как ты весь напрягся... Не боишься, что я захочу его отрезать? Тогда ты перестанешь смеяться!

Все это было очень странно. Но я ничего не мог поделать с своим восставшим естеством, с желанием, заполнявшим мое тело. Я качнулся ей навстречу, и она не нанесла удар, а поддалась мне. Я повалил ее на пол и оказавшись сверху вошел в ее упругое лоно с силой, словно желая слиться с ней воедино, утонуть в ней.
Я скинул халат, и, наверное, она испытывала особые чувства, не видя того, кто овладевает ей. Потом она каким-то образом скинула меня с себя и оказалась сверху, скача на мне как наездница, правда жеребец ее был незрим. Оседлавшая ветер, безумная и прекрасная амазонка. Я разорвал тесемки ее корсета, и маленькие, спелые, похожие на персики груди, вздрагивали у моего лица, в такт с ее движениями.
Мы кончили одновременно, и ее радостный крик улетел в облака, вместе с стаей, розовых от заката чаек.
- Так ты передумала меня убивать? - спросил я, накидывая халат и маску.
Ее увлажненные глаза смотрели куда-то вдаль.
-Пожалуй, пока рано. Вся моя ненависть к твоему роду немного подождет.
-Что же, ты готова нарушить данную кому-то клятву?
- А ты меня забыл. Мы были друзьями целый год, в детстве. Мне нравилось играть с тобой.
-Я не забыл. И теперь нравится играть?
Она как -то странно засмеялась, и подойдя ко мне, приподняла маску, целуя мои губы.
- Ты не похож на того, кто вершит зло. Ты менее свободен чем я- просто незримый пленник роскошного дворца. И я приду завтра. Праздновать победу снова.
И она пришла. Завтра, послезавтра и еще, и еще. Потом она перестала просто уходить- и осталась жить в моих покоях. Наверное, потому что решила, что взяла меня в плен, подчинив себе навсегда. Пусть так. Даже несвобода властителя иногда оборачивается свободой страсти.

Подпись автора

מְנֵא מְנֵא תְּקֵל וּפַרְסִין‎