Жарко, липко, удушливо. Берлин выдаёт лето на бис надоевшим хитом , подпеваешь ему по привычке, а потом мучаешься до головной боли, чтоб он больше не играл в голове.
Хватит! Моя улица одевается в золото. Она готова к дождям и серости.
Праздник кончился! Но ещё день, за ним ещё день все до зубовного скрежета изображают летнюю радость.
Бессонница. Спальня – внутренности чемодана, в ней тихо и пыльно.
Зимой так уютно. Завернуть себя, как стекло при долгом рейсе в одеяло-бумагу, закрыть глаза и лететь сквозь ночь.
Осенью слушать как дождь лупит каплями по крыше-крышке, слышать голоса издалека прохожих.
Летом в спальне мокрый купальник по соседству яблоко, бутылка воды у кровати на всякий случай, вино с томного вечера – чемодан везут с отпуска.
Бессонница.
В этом безвременье Берлин застывает  пчелой в медовом плену сладком уже до тошноты, то отвращения, до страха, что вот прямо сейчас сдохнешь, и будут смеяться над твоей такой дурацкой смертью.
Спать невозможно.  Этой пчелиный гибелью пропитано постельное белье и шум вентилятора поёт ей За упокой. Воздуха нет. Рыбам на берегу проще. Они знают, что это конец, а я знаю, что мне на работу. И надо разговаривать со своими детьми, родными людьми, продавцам говорить: Гутен Морген ртом забитым безвременьем, бессонницей, бессмысленностью.
Чемодан не спасает хотя и застегнут на все замки, шторы задернуты, темень кромешная. На подушке нет ни одного «холодненького» места, простынь-жижа, ресницы в заговоре против меня. Они пляшут, глаза не закрыть. Кручусь, встаю сто раз, курю, ложусь.
Жду.
Под утро, часов в пять открываю окно нараспашку. Мне кидают милостыню, дают на пару часов поблажку-месседж, что осень все-таки будет – прохладу.
Нагло пользуюсь сразу всем выданным авансом – сплю. Без снов, без мыслей, лопатой выгружаю грузовик впечатлений из мозга на время. Кто быстрее – я или межсезонье?
Проигрываю.
Жара. Берлин. Конец августа.
29.08. 23