Педагог
Странная сложилась жизнь у Бориса Синичкина, необычная. До своего совершеннолетия жил он в Чаплыгине, с родителями. Отец его служил в пожарной охране, мать работала библиотекарем. Рос Борис ребенком застенчивым, что одногодками воспринималось, как слабость. Смеялась над ним ребятня, пока не приклеился ярлык "юродина". Смеятся перестали, а со временем, к облегчению Бориса, внимание сверстников сошло на нет, и никто после школы уже не докучал ему.
После школы Синичкин поехал в Москву, поступать в университет. Поступил на исторический факультет, успешно проучился  шесть лет и вернулся обратно в Чаплыгин. Вся родня только руками развела: ну как так! Из столицы вернулся обратно! Сам! Ну и впрямь -  "юродина".
А дальше - полетело времечко, года, десятилетия.  И вот Борис Васильевич уже завуч в Чаплыгинской школе, а все по-прежнему живет в родительском доме, совсем покосившемся и обветшалом, совсем один. С семьей у него не сложилось, родители внуков так и не дождались.
Однажды, в самом начале учебного года, когда по классику пора очей очарования, возвращался Синичкин из школы. Рано шел, еще засветло. И увидел, как какой-то дряхлый дед пытается в почтовый ящик у калитки засунуть клочок бумаги. В его, Синичкина, ящик!
- Бог в помощь, отец, - поприветствовал Борис деда.
Тот от неожиданности вздрогнул и чуть не выронил листок.
- А-а-а, - словно меха  гармошки просипел он.
Борис Васильевич  отметил неопрятный вид незнакомца. Одежда - умопомрачительные лохмотья, седая, клоками борода, переходящая в шевелюру с огромной лысиной на темечке. Лицо сморщенное, темное, как печеное яблоко. Глаз не видно в кожаных складках.
- Это тебе-е-е, - просипел дед и протянул Борису письмо.
Синичкин взял листок и осмотрел. Бумага - обрывок газеты, на которой карандашом были нарисованы деревья. Листва у всех деревьев была заляпана желтым, кроме тех, которых нарисовали по середине. Там разлилось пятно от зеленки.
- Что это? - удивился Синичкин.
- Неизменный лес-с-с, - прошипел дед. - Туда тебе надо.
Борис пожал плечами:
- Зайдете? - неохотно пригласил он, толкнув калитку.
Но неприятный дед помотал головой и поковылял прочь.

В другой раз Борис спалил бы рисунок в печи и  выбросил из головы всю эту историю, но сейчас машинально оставил письмо на столе и вспомнил только когда ужинал. Он снова взял его, разглядывая странное изображение.
"Неизменный", - подумал он, ощущая какие-то смутные воспоминания.
Да! Точно! В детстве двое пацанов решили поймать Шишигу - местную Бабу Ягу, и сорвались из школы в лесу. Пошли и пропали. Милицию вызывали, поисковые группы ходили с собаками, а бабка Бориса только головой качала:
- Заплутали ребятки в неизменном. Когда вернутся, жди теперь.
***
Лес Борис Васильевич любил, но заядлым грибником или ягодником не был. Не одобрял он и охотников, которых в Чаплыгине находилось предостаточно. Били в основном уток, реже - кабана.
А "юродина" Борис по лесу обычно гулял. Нравилось ему слушать могучий шепот листвы, вдыхать кружащие голову ароматы, наслаждаться величественным покоем.

Решение сходить в воскресение в лес пришло неожиданно, за завтраком. Синичкин быстро собрался и, словно подчиняясь чужой воле, положил вчерашний рисунок в карман куртки.
До леса надо было идти через поле, но Борису повезло, его догнал однокашник Петрович на УАЗике.
- Василич, здорова! - окликнул он Бориса. - Гулять идешь? Залезай, подброшу.
Ехали молча. Рассказать про странного деда и рисунок Синичкин не решался. На другом конце поля, где начинался лес, УАЗик притормозил:
- Мне дальше, - пояснил Петрович, - на делянку еду.
- Спасибо, - пробормотал Борис, смущаясь под снисходительным взглядом однокашника.
УАЗ еще не успел отъехать, как вдруг из леса послышались крики и к машине выбежала пара ребят-школьников. Они бежали и кричали не переставая, пока не преградили УАЗу путь, распластавшись на капоте.
- Чего это, а? - Петрович высунулся из кабины в окошко. - Ох ё...
Синичкин тоже ошарашенно рассматривал ребят. Они были одеты в синюю школьную форму советского образца и у каждого на шее был повязан красный пионерский галстук...
***
О судьбе двух мальчиков, пропавших в лесу более тридцати лет назад и внезапно появившихся совершенно не повзрослевшими, гудел весь Чаплыгин. Всех интересовало - как так могло получиться, и мало кто задавался вопросом, как теперь этим пацанам жить дальше.
После утомительной беседы с участковым, а потом инспектором ювенальной полиции,  подписав протокол, Синичкин вернулся домой. В лес, конечно, он не попал, от всей кутерьмы начала болеть голова, возникло ощущение разбитости. Возможно по этому он не удивился тому что в его доме находился гость.
Огромный бородатый( в пояс) мужик, в просторной белой рубахе, полосатых портах до колен и в валенках сидел на стуле по середине комнаты. Увидев входящего Бориса, он поднялся, машинально оправил ладонями бороду и улыбнулся:
- Здравствуй, мил человек, - прогудел он басом.
- Здравствуйте, - прошелестел Синичкин.
Он настолько устал, что безучастно скинул обувь и только сев на диван спросил:
- Вы как сюда попали?
- Да мне запоры и двери - не помеха, - чуть заметно дернул плечами гость. - Я предупредить хотел. Тебе О-Бака письмо приносил, так ты лучше сожги его и забудь.
- Кто, простите? - Борис недоуменно хлопал глазами, разглядывая мужика. И тот стал казаться не таким плотным и материальным, как обстановка комнаты. Выделялся он чуть заметным белым свечением.
- А вы вообще, кто? - наконец, спросил Синичкин.
Мужик, казалось, ждал именно этого вопроса. Он еще раз не без удовольствия оправил бороду и выпятил внушительную грудь:
- Парамон - я, - сообщил он. - Банник от рождения...

***
Судьба Парамона оказалась не шибко радужной. Он и впрямь был банным духом и когда-то жил в бане одного из домов Чаплыгина. Потом дом продали, баню сломали и стал Парамон безбанным. Помыкавшись по соседям, подался он в лес, где прибился к лесной братии и стал типа лешего. Не профильного, конечно, но так как отличался от остальных обитателей добротой и силой, то решили пусть будет такой леший, а навыков наберется.
Борис Васильевич сидел на диване и слушал, а Парамон с явным удовольствием рокотал о своей судьбинушке.
"Какой сегодня день... странный" - крутилось в голове Синичкина. Будучи человеком образованным, не верил он ни в леших, ни в банников. Но и глазам своим Борис привык доверять. Мало того,что Парамон светился, так еще и впрямь был полупрозрачным.  Это впечатляло.
- А О-Баку не слушай, - в заключении своей истории заявил Парамон. - Недоброе он затеял, ненужное.
- А это тот старик - О-Бака? - уточнил Борис Васильевич.
- Он, - согласно кивнул Парамон, - старый очень.
- А он... кто? Тоже банник?
Предположение Синичкина развеселило Парамона. Он задрал голову и громогласно захохотал , уперев ручищи в бока:
- Не, - помотал он головой, когда отсмеялся, - этот лесной. Он - злыдня.
***

Всю следующую неделю Борис Васильевич размышлял о событиях прошедшего воскресения. Никто больше не тревожил его покой, разве что в школе он кратковременно стал чрезвычайно популярен у ребятни. Еще бы!  Человек, который нашел пропавших во времени школьников! Ходячая сенсация!  Но к концу недели страсти и восторги поутихли. Листок-приглашение Синичкин так и не решился сжечь, хотя Парамон горячо советовал. А в пятницу вечером решился Борис Иванович на экспедицию. Что-то подсказывало ему, что тайна появления мальчиков плотно связана с появлением О-Баки и его письмом. И отгадка лежит в лесу.
Рано утром в субботу Синичкин вышел из дома и направился по дороге к лесу. В комнате на столе он оставил подробное изложение всех событий и своего намерения - обойти лес.
В одиночестве он пересек поле и вступил под порыжевшие кроны берез. Лес встретил Бориса тревожным шорохом, но Синичкин не обратил на это внимания. Он сориентировался на местности и взял примерно то направление откуда неделю назад бежали школьники.
Бодрым шагом Борис Васильевич ачал углубляться в лес. Однако, спустя полчаса он заметил, что находится все так же вблизи поля, которое просвечивало за деревьями.
- Шалишь, брат, леший, - хмыкнул Борис Васильевич и присел на траву - переобуть обувь. Как только он надел на правую ногу левый сапог, а на левую - правый, из-за ствола ближайшего дерева вышел Парамон.
- Не внял ты моим словам, - без предисловий пробасил он, - так послушай, что они тебе уготовили!
Парамон подошел к Синичкину и присел рядом:
- Давно, когда я еще в бане жил, здесь всем заправляла Шишига. Была она старая и уже немощная, но лес держала. Меня она в лешие и определила. А ушла она только тогда, когда появилась маленькая Шига. Конечно, ребенок еще, лес держать не может, но старая Шишига была уж шибко старая, устала. Приставила к Шиге злыдня, а мне наказала лес держать. Стараюсь, как выходит, но все ж я банник...
Парамон вздохнул и замолчал.
- Ну, ну, - поторопил его Синичкин. - И чего?
- Ну, чего, - пожал плечами банник, - злыдни народец хитрый и ленивый. Не посмел О-Бака нарушить слово, данное Шишиге, но и с Шигой заниматься не хочет. Сперва он ей игрушек утащил, чтобы той не скучно было. Ребятки бойкие попались, весело им было, пока Шига не подросла. Теперь злыдень решил, что хватит ей играться, надо учиться. Смекаешь?
Борис Васильевич неопределенно хмыкнул:
- Так пусть в школу ведет, у нас по конституции...
Парамон засмеялся, гулко, раскатисто. Казалось, деревья вокруг подхватили его смех и понесли по лесу.
- Мил человек, ну где ты видел, чтобы чудище лесное в человеческую школу шастало? - с некоторой укоризной спросил он. - Эх, ты, учитель, а простых вещей не разумеешь.
- Нет, ну я понял, - возразил Синичкин, - О-Бака хочет заполучить меня в учителя этой...м-м-м девочке?
- Ну да, дитё оно, хоть и подросшее, - согласно кивнул банник, - одни забавы на уме. Только учти, если к ним попадешь, то считай полвека, век промотаешь. В Неизменном лесу время не идет.
- В неизменном? - уточнил Синичкин.
- Там Шига живет, - кивнул Парамон и, схватив Бориса за плечо, горячо заговорил:
- Не ходи, человече! Все  потеряешь, зачем ей ученой быть? Рисунки рисует, и ладно. А вырастет, опыта наберется, обучим уж как-нибудь. Не губи себя-то!
Синичкин молчал, разглядывая широкое, отливающее белым сиянием лицо Парамона. Потом он аккуратно отцепил руку лешего от своего плеча:
- Знаешь, что, - пробубнил он, смущаясь собственной смелости,  - никакой ты не банник, а самый настоящий злыдня. Сгинь!
***

Неизменный лес выделялся зеленью в обрамлении желтеющих берез. Может, потому что это был ельник, а может и вправду время не имело  власти над этим местом.  У крайней ели Синичкина встречал О-Бака. неприятный старикашка улыбнулся и просипел:
- Мы уж и надежду терять стали. Думали, отговорил Парамон.
- Он пытался, - кивнул Борис. - Я только не понял, зачем?
- Ну как же, - сипел О-Бака, ведя через ельник за собой  гостя, - он же хозяин леса, зачем ему растить того, кому лес принадлежит по-праву?
Ели услужливо поднимали лапы, пропуская злыдня и педагога.
- Добрым был, - продолжал О-Бака, - но со временем меняться стал. "Юродина".
- Подковерные игры,  - усмехнулся Синичкин, вспомнив свое детское прозвище.
- Забавы такие, - вздохнул О-Бака.