По пожжжеланию Прынцессы выкладываю вновь.

Наш с тобой литуал

Меня осторожно теребили за плечо. Я открыла глаза в темноту и не сразу поняла, кто прервал мой сон. Возникший лучик света прояснил причину. Надо мной стоял Сашка и светил себе в лицо прямоугольным фонариком. Лицо было сосредоточено и насторожено, и даже шапка-ушанка, с торчащими вверх ушами, намекала, затевается что-то особенное и тайное.

– Юлька, опять ты плоспала, – недовольно залопотал шепотом Сашенька. – Всегда на тебя надежды нет. Пола уже, пола, вскакивай да одевайся быстлее, – настойчиво картавил он, озираясь по сторонам, будто боясь, что нас застукают.

Я сразу поняла, зачем он меня разбудил и почему надо спешно одеваться. Сегодня утро Того дня. Я откинула теплое одеялко и меня сразу же коснулась легкая прохладца, которую Санька запустил из коридора, не закрыв дверь в комнату.
Мы жили в большом деревянном доме разделенном пополам: в одной половине – я со своими, в другой – Саня со своими. Наши родители были очень дружны, праздники и выходные проводили вместе, словно одна семья. И мы с Сашкой как брат и сестра всегда делали всё вместе.

– Сколько сейчас? – спросила я.
– Почти шесть.
– Да ты сам проспал, – игриво налетела я на него.
– Не шуми, лазбудишь всех.

Сашка подсвечивал мне и всё озирался на дверь, пока я всовывала себя в теплые, с начесом, рейтузы поверх пижамных штанишек. Нетерпеливо качал луч света, пока натягивала пару свитеров, перекидывала через шею резинку от варежек и засовывала в них руки, а затем принялась упаковываться в шубку.
– Да что ж ты всё возишься, – зашипел он, не выдержав, и, схватив последние детали одеяния, подлетел ко мне. – Копуша ты, Юлька, до лассвета не успеем из-за тебя, – сказал угрюмо, сунул в руки фонарь, а сам нахлобучил шапку на мою голову и деловито завязал шарфик на шее поверх ворота шубки. – Пошли уже, – отобрал у меня фонарь и потащил за руку к выходу.

Осторожно ступая, стараясь не скрипнуть половицами, мы прокрались по коридору, разделявшему наш дом на две половины. Открыли первую дверь, Санька толкнул меня вперед, в небольшой тамбур, а сам аккуратно притворил её обратно, чтобы не хлопнула и не запела петлями. При свете фонарика мы отыскали свои валеночки и сунули в них ноги. Вторая дверь выпустила нас на улицу, в морозную утреннюю тьму, нарушаемую лишь отдельными светящимися точками, висящими перед домами, стоящими в ряд длинной цепочкой улицы. Наш общий дом находился на самом пригорке, который позволял смотреть на остальные постройки немного сверху. И теперь эта цепочка лампочек смахивала на спустившиеся звездочки, пытавшиеся хоть как-то вырвать жилища из объятий зимней ночи.

Сашка взял пригоршню снега и помял в руке.
– То что надо, – довольно произнес он, посмотрев на меня с улыбкой и слегка приморщив картофельный носик. Из-под шапки у него торчал вихор каштановых волос, который он постоянно отдувал в сторону. – Юлька, то что надо! – потряс он меня за плечи. – У нас всё получится.

На Саньке, помимо шапки с торчащими ушами, было клетчатое пальтишко, чуть выше коленок, и шарф, повязанный как и у меня. Из-под пальтишки в валенки уходили ватные штаны.

– Варежки, ты почему без варежек? – сказала я недовольно, 
– Здесь они, пошли, – ответил Саша, доставая их из кармана и устремляясь за дом.

Мы прохрустели снегом в самую дальнюю и самую высокую часть нашего участка. Кроме кустарника, там росли березка и дубок. Их посадили наши родители, когда мы появились на свет. Разница с Санькой у нас всего в четыре месяца. Он постарше меня. Только вот моя березка за девять лет вытянулась высоко-высоко, а его дубок всё еще был низенький. Здесь наше любимое место, где мы всегда с ним играем.

Санька воткнул фонарик в снег и направил луч на деревья.
– Ну чего ты стоишь, начали, – сказал он, натянул варежки и набрал руками снег.

Сделав комочек, он бросил его на снег и потолкал вдоль луча. Докатил до деревцев, развернулся и покатил обратно.

– Плеклащай филонить, Юлька, – строго посмотрел он, дойдя до меня.

Я улыбнулась его напускной серьезности, так забавлявшей и радовавшей меня, и взялась катать свой снежный шарик по другую сторону от лучика.

Вскоре Саньке пришлось переставить фонарь в другое место, потому что здесь мы скатали почти весь снег. Будущие части снеговика потихоньку росли. Мы старались изо всех сил. Сашка уже сбросил с себя шарф и пальтишко, оставшись в свитере грубой вязки. Одно ухо ушанки у него упало, а сама шапка слегка уехала на затылок. И я, глядя на него, скинула шарфик и расстегнула шубку.

Саша усердно подходил к делу, его комище рос прямо на глазах, превращаясь в основание нашего снеговика. Ведь Санечка знал, что сил у меня хватит едва лишь на один шар, а третий, как и первый, будет трудом его рук.

Сашка бесперебойно бубнил одну песенку. Эта песня одна из тех, частенько звучавших из комнаты Санькиного папы, что исполнял какой-то дяденька с металлическим или, нет, хрустально-серебристым, голосом.
–  Дети, дети, куда дети, зубаданокти, дикие иглы, содланалокти, – услышала я, когда мы прокатили снежные колобки навстречу друг другу.

Не знаю, сколько прошло времени, час или побольше, когда Санька довольно установил готовое основание снеговика между нашими деревцами и принялся за голову. У меня к тому моменту еще и полдела не было сделано.

–  Их не глели, не жалели и не пели люляби, люба, люба всех полюбит, пелелюбит, вылюбит, – раздалось над ухом, когда Саша догнал меня, тяжело пихающую значительно увеличившийся белый шар. Он играючи пролетел мимо меня, лишь бросив через плечо, – быстлее надо, Юлька, быстлее.

Я хотела заругаться, но он уже далеко отошел, даже выйдя за пределы луча фонарика, а кричать было нельзя. Я лишь вздохнула, подумав с улыбкой, какой он всё-таки деловой, этот Сашенька. Как же с ним хорошо играть. Или заниматься вот таким тайным делом. Как же хорошо, когда мы рядом – вместе.

– Коля, Коля всех поколет, пелеколет, выколет, знает, пузыли пускает, пускает, фылкает, – вырвал меня из мечтаний своей бубнилкой снова пронесшийся мимо Сашка.

Еще много раз я слышала эти строчки в разной последовательности, пока мы не закончили свои утренние труды.

Сашка водрузил комы друг на друга. Перед нами стоял белый человечек целым шаром выше нас на голову. Санька поднял пальто и вытащил из него мешочек, из которого вытряхнул на утоптанный под ногами снег несколько осколков зеленого бутылочного стекла и морковку длиной с ладонь.

– Юлька, там за делевьями пакетик с веточками и две лазвилистые палки, я заланее плиготовил, плинеси. Фональ возьми.

Я согласно кивнула. Вот такой он – Сашка – всё у него заранее заготовлено, всё продумано. И в темноте он не боится один остаться.

– Свети, – сказал он, как только я вернулась с пакетом и палками. – Да не на луки мне свети, а ему на голову, – возмутился Санька моей непонятливости.

Он воткнул морковку и у нашего человечка "вырос" нос. Следом "открылись" зеленые глаза, которые будут переливаться на солнце. Из более мелких осколков получился улыбчивый рот, который тоже заискрится от солнечного света. Развилистые палки Сашка приладил на место рук, а разными веточками утыкал голову снеговика, награждая его пышной шевелюрой.

– Сашка, – вдруг испуганно прошептала я, – мы же забыли, что хотели его морковкой на восток повернуть, чтобы он на восход вместе с нами смотрел.
– Кто забыл, а кто и не забыл, – серьезно пробубнил он. – Видишь, он молковкой плямо на наши делевья смотлит – там восток.

Я улыбнулась, снова поняв, что Сашенька никогда не подведет и почти всё знает.
Нам только осталось дождаться первых лучей солнца, чтобы завершить тайное дело.
Этот снеговик уже третий по счету. Первых двух мы лепили тридцать первого декабря год назад и два года назад.

– Юлька, это наш с тобой литуал, – Сашка взял меня за руку. – Солнце вот-вот покажется, я увелен.
Мы встали в одну линию со снеговиком и, как и он, повернулись лицом на восток.
– Это наш литуал, – повторил Саня.
Мы поднесли свободные руки ко рту, ожидая.
На варежках образовались ледышки, которые мы и принялись грызть, каждый со своей, едва на горизонте показалось еле видимая маковка солнышка. Мы хрустели "леденцами" и обсасывали их, загадывая желания. Ледышки были вкусные и холодные. Им не хватало только сладости. Но это не огорчало нас, мы знали, что всё загаданное сбудется, потому что в этом нам поможет снеговик. Он передаст желания кому надо.

С чувством выполненного таинства, мы поспешили домой, проверять елку. Точнее под елкой. Последние два раза подарки появлялись там, пока мы лепили нашего снежного человечка. И это были именно те подарки, что мы просили, призывая в помощь снеговика.
А днем нас снова спросят родители, откуда взялся снеговик во дворе. А мы хитро переглянемся и ответим, наверно его Дед Мороз оставил, на радость.

Не знаю, чего пожелал Сашка, а я опять загадала, чтобы мы с ним всегда-всегда были вместе. Ну и, конечно, куклу. Из-за которой я молчаливо расплакалась в магазине, когда мама прошла мимо, не купив её. Ту, что мне очень понравилась.