Сельский огород, еще не вспаханный, понемногу обрастал Красным Корнем. Его зеленые тучки медленно окутывали сухую, измученную майским солнцем землю. Было светло и тихо.

— Тоска, — подумал про себя Илья Семёнович, глядя на то, с чем он совсем скоро должен будет расстаться. Он скрипнул новыми галошами и пошел через весь огород к большим и старым березам.

Сделав несколько шагов, он заметил, вернее почувствовал, что земля попала ему в обувь и облепила носки. Стопы окутала до боли знакомая сырость. Но в этот раз Илья Семенович даже не огорчился. Сегодня ему было на это все равно.

Он знал каждую кочку, каждый уголок и по пути несколько раз останавливался, припоминая: «Здесь я садил картофель», «А здесь выросла моя тыква-рекордсменка», «А тут я когда-то нечаянно срубил совсем молоденькую жимолость».

Старик шел и думал, и с каждым шагом становилось всё тяжелее. Душа маялась.

— А может все-таки не идти? — спросил он вслух.

<…>

— Надо. Кто же тогда с ним попрощается? — ответил сам себе Илья Семенович.

Поляна, к которой он шел, была сегодня уж слишком красива и спокойна. Юная зеленая травка радовалась теплому дню. Две березы, еще не осыпанные листвой, сурово тянулись ветвями вниз и казалось, что они, словно стражники, охраняют королевские покои.

Старику думалось, что этого никогда не случится, что прощанья не будет, но жизнь медленно, хладнокровно вела его к самому ценному месту.
Вот он и добрался. Тут вдруг Илью Семеновича скривила какая-то неведомая сила и он, не выдержав, упал на колени.

Перед ним была еле заметная постороннему глазу ямка. Рядом с ней росла невысокая яблоня.

— Ну здравствуй, мой дорогой, — горько вытянул из себя старик, понимая, что на прощанье ему сказать нечего.

Тут был Васька. Васька лежал в сибирской земле давно, шестьдесят два года. Он прожил большую и счастливую жизнь: четырнадцать лет для кота - приличный срок. Эти четырнадцать лет были первыми и в жизни Ильи Семеновича.

Васька был всеми любим, добр и нежен; до самого конца оставался с семьей и даже смерть принял на родном крыльце. Никто не знал, от чего точно умер Василий. Старик помнил только, что последние дни своей кошачьей жизни Васька кашлял, не мог есть и пить. Он умер у него на глазах в страшных муках. Измученное звериное тело тогда растянулось во всю длину, то ли пытаясь обнять весь мир, то ли до самого конца надеясь зацепиться, остаться. Вся семья пришла с ним проститься в тот августовский день. Его положили в тканевый мешок и унесли за огород, где он был предан родной земле.

Но не так важна была смерть, как жизнь, ведь жизнь была у них, у Васи и Ильи Семеновича, общая.

Васька был тем котом, которого считали в семье человеком. Он учил жить. Молчал, когда маленький Илья сжимал ему хвост; отгонял чужих котов от дома; воровал со стола так, что невозможно было привести хоть какие-то доказательства его вины. Он был всем. Он был детством.

Илья взрослел, обретал принципы, влюблялся, обижался, находил себе приключения, пока Вася, крепкий полосатый кот, всегда оставался Васей, то есть добрым и милым. Вася забрал детство с собой, оставив Илью один на один с жестокой, сложной и непонятной штукой — жизнью.

Илья Семенович тихо плакал. По старческим морщинам давно не катилась слеза.

Он лежал, прильнув к ямке лбом, ещё долго, пока не затекли ноги.

— Старый я стал, много чего забыл, дорогой, — поднимаясь, говорил старик, — Да только не память, наверное, права, а любовь, мой милый. Хоть я почти ничего не помню, но жил всю жизнь, храня теплоту о нашем с тобой времени. Жаль только, что уезжаю.

<…>

— Дети меня с собой забирают, болезнь лечить, а усадьбу мою - на продажу. Я то все понимаю, милый, им там легче за мной смотреть. Да только что нам делать с тобой?

Старик отвлекся.

— Надо же, какая красивая выросла.

Он провел рукой по веткам молодой яблони, растущей рядом с ямкой.

— Надо же, сколько я ни подсаживал тебе деревьев, за всё это время ничего ни взросло. Я уж, Вася, начал думать, что ты на меня в обиде. А тут смотри-ка! Дичка выросла!

Он улыбнулся. Ему неожиданно стало легче.

Время шло, а старик все ходил и ходил вокруг юного ствола и что-то бубнил себе под нос. Под конец он перестал плакать; даже о чем-то смеялся у ямки.

Но настала пора прощаться.

Старик снова упал на колени, поцеловал землю, встал и посмотрел на небо. Оно было синим. Буйное солнце залило глаза.

— Прощай. Даст Бог, свидимся.

Он тихо побрёл. Дойдя до калитки, Илья Семенович развернулся, чтобы снова посмотреть на свой огород. Родной огород.

— Обязательно свидимся.

Щелкнул крючок и ворота закрылись. Старик шел в дом, к детям, и думал о том, что и яблоня когда-нибудь тоже умрет.

Отредактировано Вячеслав Галюкшев (2025-05-05 09:11:47)