Превращение.

— Жабка! Ты видела? Дождь пошёл! Гоу гулять! — мальчишка, громко топоча по ступенькам босыми ногами, спустился со второго этажа. Девочка сидела за большим обеденным столом в гостиной. Перед ней лежала Маска. Указательным пальцем она вела по гипсовому носу, затем по еле заметным впадинам под вырезанными глазами, трогала её холодные, белые, гладкие щеки.
— Ну, чего расселась? Там дождь!
Молча подтянула резинки на запястье, задрав рукава чёрной кофты, посмотрела в окно, за ним серые капли били по ветвям.  Вскочила и как раз успела к открытой мальчишкой двери. Пошла по ещё мертвой, прошлогодней апрельской траве, откидывая голову назад, под ливень. За забором одинаковые дома, к ним надстройки кажутся неродными, будто пенсионерке воткнули новые сиськи.
— Ну? А ты, дура идти не хотела. — Фиш приплясывал.
— Мне не нравится, когда меня называют Жабой. — Развела широко руки, жалея, что нельзя снять все, полностью подставить тело под капли, затянула потуже узелок платка на голове.  Стройная, прозрачная, нескладная так, как можно только в пятнадцать лет.
— А как тебя ещё называть?  Как тебя зовут? Меня — Фиш.
Счастье от воды было сломано этим вопросом:
— Я не помню.
Жабка пошла к воротам, потянула за створку и вышла на асфальт.
— Да ладно тебе. Я ж не со зла. — Мальчик тронул её за плечо. — Хочешь, поцелую?
— Ты? — Засмеялась, специально из мести растягивая смех. — Допрыгнешь, малявка? И не имя у тебя, а прозвище! Как у всех. Свое- то помнишь? — ростом мальчишка был ей по плечо.
— Сама малявка. Мы ровесники.  Я не виноват, что мы по- разному меняемся, огрызнулся тот.
— Я хотя бы могу тебя чмокнуть и не блевануть.
Девочка рефлекторно закрыла лицо рукой, собирая внутри себя обзывательства и проклятия. Но не успела придумать.
— К нам гости. Беги в дом за маской. И Деду скажи! Шнелль! — Фиш гаркнул.Дернулась уже к дому, но остановилась:
— Ты хорошо рассмотрел? Может Очкарики вернулись?
— Вот дура! Они пешком уходили.
Жабка посмотрела туда, куда показывал мальчик. По дороге медленно  шла лошадь, тащила за собой телегу. На облучке сидел кто- то в черном.
×××
Маска легла привычным холодком.
— Дед! Там приехали! Фиш встречает! — кричала уже  из прихожей, замерев на секунду на пороге. Подоспела как раз, когда незнакомец стоял у распахнутых ворот. Поздоровалась. Натянуть успела только одну перчатку. Протянула в ней ладонь:
— Рады вас видеть, если пришли с миром. Гость был высоким, одет в шерстяную сутану, пах собакой.  Лицо круглое, дружелюбное, домашнее, усы вниз по щекам, глаза голубые с длинными ресницами, короткие мокрые волосы петельками на лбу. Поклонился:
— И я рад вас видеть, Леди! Дождь- то, похоже, зарядил на весь день. Так бы с улицы и не уходил. Но у меня есть дело к вашей семье. Жабка посмотрела на Фиша. Он кивнул. Посторонилась, пропуская во двор. По садовой дорожке шли рядом. Под ногами шептала галька : « Не к добру этот визит! Не к добру!»
— Разрешите представиться. Меня зовут Сом! — сказал мужчина, усевшись в столовой,— Я прибыл из города с важным объявлением. Скажите, вы вдвоём здесь живёте?
— Нет. Ещё Очкарики. Они скоро придут. И Дед, но он в своей комнате и не выйдет. — ответил мальчик. Он сел на стул напротив Сома.
— Дед? То есть, вы хотите сказать, что с вами живёт Взрослый? — чёрные рукава плеснули удивлением.
— Да. А что тут такого? — спина Фиша была такой прямой и напряжённой, что Жабке стало страшно:
— Может вы проголодались с дороги? — она попыталась разрядить обстановку. — Только скажите, что…
— Простите! Я не догадался! Думал по кличке поймёте. — быстрые пальцы разомкнули белый ободок сутаны, обнажив шею с двумя нежно-розовыми рубцами по бокам. Не до конца сформировались ещё, — мужчина смутился, — имя- то само за себя говорит. Вы встречались с хищными?
— Мы не знаем, кто такой сом. — сказал за двоих Фиш. Жабка пошла в кухню, закричала оттуда:
— Я такую пшёнку запариваю, пальчики оближешь.
×××
— Мама, папа! Мы дома! — Очкарики едва не снесли входную дверь, разноцветным кудлом прокатились туда-обратно по прихожей, споткнулись об Жабку и развалились на двух отдельных:
— Во! Смотри! — ей в руки впихнули железное маленькое ведёрко, наполненное до половины червями, — видела сколько? А если б он не жрал, то больше было бы! Да кто жрал? Сам жрал! Я говорил, что домой нести надо! Нет, я говорил! — голоса не разделились, и все ещё были в кучу.
— Ну-ка, стоп! Стоять! — Жабка выхватила ведерко, — у нас гость. Идите поздоровайтесь!
— Гости? Круто! Где?
Вихрь пронёсся и успокоился на Фише. Один сел ему на колени, второй встал сзади, обняв, положив голову на плечо.
— А вот и наши Очкарики. — Фиш одной рукой обнял одного, второй прикрыл ладонью ладонь второго.
— Очень рад знакомству! — Сом улыбнулся широко, от души, глядя на эти маленькие морковки в больших пластиковых, лыжных одинаковых очках.
— Вот и ужин! — пропела Жабка. Расставила тарелки, разогнала мелюзгу по местам, положила всем каши.  Ели жадно и молча. Собрав посуду со стола, принесла ведёрко:
— Я их мыть не стала. Так вкуснее. Угощайтесь!
— Простите, но я — пас. Жабры, как вы видите, не до конца открылись, и со вкусом ещё проблемы. Ешьте.
Когда Фиш сыто рыгнул, а детки одновременно откинулись на спинки стульев, Жабка сказала:
— Весь ритуал гостеприимства соблюден, пора спросить, зачем пожаловали. Есть в маске было невозможно. Поэтому она исходила голодом и злостью.
— Разговор будет долгим. И, как мне сказали, в семье есть ещё Взрослый…
— Дед не выйдет. — перебил его Фиш.
— Можем ли мы пойти к нему? Все вместе! Это очень важно! — Сом сложил чёрные рукава в молящем жесте. Из столовой выходили гуськом: Фиш первый, за ним Сом, после Жабка и Очкарики.
×××
В маленькой спальне было жарко и накурено. Шторы не давали ход сизому весеннему дню. Лишь свечи, посаженные на зелёные бутылки, освещали кровать, перед ней две  картонных коробки, темень лица на подушке пятном. Все стояли какое-то время, привыкая к сумраку.
— Что пришли? — Дед заворочался и закашлял.
— Здравствуйте! Меня зовут Сом. Нам поговорить надо. — он огляделся, куда присесть.
—??? — синхронно пискнули дети, унеслись и вернулись каждый со стулом. Жабка принесла с подоконника керосиновую лампу, подожгла фитилек, пристроила ее на коробке, отступила на шаг, пододвинула стулья вперед мужчинам. Сама осталась в тени позади. Жёлтый огонёк озарил лицо старика снизу, ещё больше состарив, сделав все впадины худого лица ещё контрастнее,  страшнее. Верхняя губа поползла вверх, обнажив алую десну:
— Рады вас видеть! С чем пришли?
— Сейчас. Минутку. Я сейчас. — Сом достал из кармана прямоугольник бумаги, — Городское общество Волна приглашает всех рыб и рептилий на общий сбор. На повестке : план эвакуации в родную стихию, психологическая помощь не до конца измененным, ответы на вопросы : как определить черепаха я или карась?. Небольшой фуршет. Он сунул брошюру обратно в карман. Все молчали, переглядывались.
— Это будет такое сообщество, — начал Сом елейно, мягко, — определят генотип, лучшее место для жизни, возможность… ээ …размножения…
— Что определят? — девочка сделала шаг вперёд, — нечего определять. Так все видно. — она сняла маску. — Когда определите, то что сделаете? Рыб налево, рептилий направо? Меня куда? За белым гипсом скрывалось месиво из прыщей и бородавок. Небольшая их часть уже стала ровными холмиками, большая пульсировала гнойниками, ломалась, текла тонкой юшкой.
— Вот именно. Что нам делать в Городе? Это в какую родную стихию меня хотят вернуть? — закричал Фиш.  Он дёрнул Жабку, пригибая к себе, и звучно поцеловал в щеку, — Размножение, говорите? Сами решим, когда и с кем…Вы, Сом, точно икры не наметаете! Жабры и те не отрастил! Червей не ест!— мальчик отпустил из объятий Жабку. — Гадость! Да вы…
— Тихо тут! — Сказал Дед. — Идите на улицу, дождь же. А я поговорю с гостем. Потом решим…про размножение.
Очкариков не пришлось просить долго, унеслись, чуть дверь с петель не сорвали. Фиш и Жабка выходили вместе общим, одним.
×××
— Помоги, я сяду.  — Дед стонал, принимая вертикальную позицию. На простыне было пятно. — Плавник лезет. П….ц, как больно. Мне малые вон, — он пнул коробку — таблеток обезбола понатащили. Чуть-чуть полегче.
Сом хмыкнул неопределенно.
— Можешь хотя бы почесать. Детям не даю. Испугаются. — повернулся, гостю пришлось сесть на край постели.  Спину ровно по позвоночнику точно ножом консервы вскрыли. Где позвонки  были торчало жёсткое сквозь плоть. Кожа вокруг поднималась буграми.  Не принимало тело инородное, отталкивало. Сом пальцами чесал вокруг этих твёрдых новообразований.
— Хорош! А то сейчас прибалдею и засну. Расскажи ты мне теперь по-человечески, зачем приперся. 
—  Ох. Даже не знаю с чего начать. На Взрослых речь не рассчитана. Волнуюсь.
— Решим вопрос. У меня под кроватью…ты руку протяни. Там бутылки с водкой. Они мне на обезбол нужны, а тебе от волнения пригодятся. Только стаканы организуй. Здесь в комнате не найдёшь, свистни Жабку, она принесёт. Девка хорошая, хоть и нервная бывает.
— Нашёл!
— Вот теперь говори, что именно от нас хотят. А не эти твои писульки.
Выпили. Потом по второй. Сом поплыл.  Тощий, умирающий Дед погрезился ему тем, чей облик он видел распятый в церквях.
— Как на духу. — закаялся Сом, — Послали информацию собирать и агитировать, конечно. Смотреть, кому чего не хватает, и, прямо скажу, – соблазнять.  Вам вот такой  подарочек, — протянул маленький пакетик с белым порошком тонкой ниткой на дне. — И шприц есть.
— Что это?
— Хмурый.  Будете? Или я поехал?
— Куда это вы собрались? Информацию же не собрали. Что же вы за собиратель такой? — Дед ухватил пальцами пакетик. — Вы уж побудтьте… — он окунулся лицом в картонную коробку, достал вату, щедро полил кусок водкой. — Я не наркоман, но что-то мне подсказывает, что нужна еще ложка и вода. Жабка!
— Не кричите. У меня все с собой.
— Может и пропорции знаете? А то отъеду.
— Знаю. Сделаю. Руку давайте.
×××
Мир пришёл и покой. Чёрная бездна без краёв потащила сознание  Деда вниз, головой к ногам, согнула пополам. Сом сидел молча, ждал, пил водку маленькими глотками.
—   Отче! Сигаретку бы еще…
— Пожалуйста. Из сутаны показалась початая пачка и зажигалка.
— Есть же счастье даже в такой жизни! — мужчина распрямился, — ты на малых не обижайся. Сам понимаешь, переходный возраст. И переходят они не просто во взрослую жизнь, а фиг его знает куда. Даже слова такого нет.
— Мутация. — сказал Сом тихо.
— Жабка это превращением называет. Мне тоже  так больше нравится. Ведь не мутанты же мы… Я тебе постараюсь объяснить. — Дед говорил, прикуривал сигарету от сигареты, не смотрел в глаза, и сам не очень понимал — это он говорит или строит картинки  истории у себя в голове. — У  родителей  Жабки дача рядом была. С вот таких ,— он показал на уровне своего колена, — ее знаю. Да и всех  местных мальков. Я сюда  после развода переехал. Моих детей мне бывшая из вредности не давала. А чужим полюбился. Будто смородина у меня слаще. А на деле... я разговаривал с ними. Ведь кажется, что у деток все просто, вопросы глупые, и сами они не знают, как ответственность нести, как заработать, как коммуналку платить. Это ж главное! У нас в  садовом кооперативе еще один скульптор был. Мировая величина! Он тоже с детьми дружил, учил их рисовать, лепить. Я с ним " Привет",— пока был. — Дед взял короткую паузу. — Ох ты ж. Как хорошо, когда не болит. И много у тебя таких пакетиков?
— Хватает.
— Вот! И в этом мы от них отличаемся. Они не продадут, а я их с радостью. За пакетик. — Дед вытянул вперёд ноги, скрестил их.— Ты напомни, о чем я.
— Жабка.
— Знаком был лично с её родителями. Такие нежные люди, музыканты. Может поэтому так легко померли от мутации?
— На самом деле данных нет, кто умирал быстро, кто долго. — Сом почесал бровь, — Есть один общепризнанный факт— дети до восемнадцати лет выживали, старше — нет. Чем младше, тем безболезненнее.
— А ты можешь себе представить боль, когда растёт плавник? Меняется тело, ноги срастаются в хвост, у глаз опадают веки , вылезают волосы, утром просыпаешься, а между пальцев перепонки? Ты Очкариков видел? Им пять лет. Тоже соседи мои по огороду.  Папка – алкаш. Где сдох— не моё дело. А мамка у меня на руках. От боли как и все. Кричала как чайка. А мелкие сидели и смотрели.  Трансформация у них была совсем лёгкой. Пока что похожи, думаю ближе к черепахам,—   Дед закричал:  Мелкие!
Прибежали.
— Очки снимите.
Послушно сдернули. Показали круглые зрачки в обёртке желтоватых вен среди глубоких, жестких морщин. Из глаз медленно текли густые слезы. До шеи не достигали. Высыхали на щеках, оставляя желтоватый песок.
— Можно мы к Уродам сходим? — спросил один из них. Выглядели они абсолютно одинаково: одного роста, лысые. Голос, как у больного гайморитом.
— Бегите.
— Я, если вы не забыли, тоже меняюсь. — Сом обиделся. — Но в целом вы правы. У зрелых людей уже все состоялось: мышцы, кости, мозг. Поэтому трудности. Но мы от темы отклонились.
— Сейчас я все по порядку расскажу. Это было… ну скажем, год назад. Я в числах давно потерялся, так что может и пару лет. Все уже почти умерли… А ты же помнишь, что нам всем вещали? Сначала про вирус, потом про ГМО. — Дед усмехнулся и подобрал краем ладони капельку слюны.
— И про электричество, что диверсии, и про интернет. — Сом кивнул.
— Жабка с Фишем к моим воротам, видимо, по старой памяти пришли, выли, как волки, потом мы  младших нашли, когда  по округе живых искали. Я тогда ещё ходил.  Ну в общем, ломало меня сильно с самого начала. Больно не было особо, но слабость. Я на вирус все валил. Стольких перехоронил,  думал, меня не коснется. Все в тумане … Короче, однажды  пока я на кровати дрых, пришли двое, «нашептали» что-то Жабке, она открыла дверь, и пошли «мести» все в доме. Магнитофон старый хапнули, ещё по мелочам что-то. Брать -то было нечего. Ко мне в комнату зашли, из- под меня подушку выдрали. Жабка на них кинулась. А один ее по лицу приложил. Сом поморщился. — Не это страшным было. Второй сказал: « Заткнись, а то трахнем!» А тот ему: « Кто её трахнуть то сможет? Ты рожу её видел?» Они ушли. Та села на пол к моей кровати, трясется вся. А я лежу, все плывет перед глазами. Думал, испугалась. Вру : « Ты их хоть запомнила? Мы  найдём!» А она : « Зубы у них были треугольные!»  И ревёт! Мне рукой не пошевелить, хочу погладить, а все — мимо. И тут она выдает: « Меня никто никогда не захочет! Я — морда! Страшила!» То есть, ты понимаешь? И у неё тогда прыщей меньше было.
— Но..
— Сом, ты не перебивай. Давай налей. И новую порцию божественной лирики мне в вену приготовь. Давно я так хорошо не говорил!
×××
— Я такая! — между всхлипами говорила девочка, — что меня даже …. Не хотят!
—  Я ! Я хочу!  Они дураки просто, да и слава Богу. — перебил её Фиш и смутился.
— Она махнула рукой хлестко, не подпуская, не допуская до себя его жалости.—   Ты видел моё лицо? Уродство это видел? Я же была другой. Не помню точно какой, но другой! Родилась бы жабой, мне было бы пофиг, но — нет!
— Мама! — Очкарики облепили её  всю, прижалась.
— Они тебя мамой назвали— сказал Фиш, — это важнее.
— Нет! — закричала девочка и заплакала ещё горше. Села, поставила локти на колени, ладонями закрывала уши, острые лопатки в небо.
—  Ну, если это так, то пошли. Здесь не далеко.  — мальчик рванул её за  рукава толстовки, поднял на ноги.
— Куда это вы? — спросил Дед.
Ушли молча, не оборачиваясь. Через пятьсот метров разных заборов  участок. За домом в пластиковом пруду лежал парень. Он был красив так, что  Жабке, непомнящей свое имя, вспомнились  музыкальные клипы по телевизору. Даже подойти неловко.
— Здорово! — Фиш пожал парню руку. — Я слышал, ты рисовать умеешь. Нам бы маску.
— Тебя рисовать, малыш?  С удовольствием. Иди ко мне. Здесь мокро и прохладно. Серебристый хвост ударил по воде и скрылся.
— Не меня. Её.
— Ох ты ж… — красивый скривился. — Ну и морда. А рисовать как сейчас есть или какая бы была без…?
— До превращения, пожалуйста! — Жабка сделала шаг вперёд и почувствовала запах гниения. Воняло так, что подступили рвотные спазмы.
— О! Девочка впервые видит хищный вид? — парень засмеялся. Зубы во рту были треугольные. — Не бойся! Я ещё немного человек. У меня моральные принципы. А вот дружка бы твоего я с удовольствием покусал. Хочешь, сладкая булочка?
— Не сейчас. — откровенно соврал Фиш. —Ты девчонке сделай, а то толку от неё нет. Вчера дачу пришлые обнесли. Она была дома. По ходу за ними ходила. — Фиш мерзко тянул в словах гласные, подражая парню в  воде, — С такой физиономией её за человека принять сложно. Ты сделай, брат!
Жабка перестала дышать, в голове не укладывалось, ломалось воспоминание о зубах об чарующую красоту парня, тягучесть гласных  в подражании Фиша.
— Это я могу. Сейчас набросаю по – быстрому. — парень в пруду развернулся, чтоб лучше было видно девочку. — Эй! Уроды! Принесите мне бумагу, уголь и полотенце! — закричал он в сторону дома. Не прошло и минуты, как мимо пробежали трое существ. На паучьих длинных ногах странным образом держался панцирь, округлый внизу и плоский сверху. Откуда-то из под него росли с правой стороны клешня, с левой розовая, пухлая ручка младенца, вся в складочках и перевязках. Было ли там лицо не успели увидеть, так быстро пронеслись они мимо. На первом, как на столе, лежала бумага, на втором куски угля, а у третьего до самых ног свисало оранжевое полотенце.
— Самые что ни на есть мутанты! — хихикнул парень, глядя на вытянувшиеся лица Жабки и Фиша,. — Я кладку яиц нашёл на компостной куче, когда ещё ходить мог. Из интереса принес три яйца, положил под лампу. Вылупились не пойми кто. Жрут дерево. Любое. Меня понимают, а между собой молчат. Но может и говорят ультра-звуком каким- нибудь или  напрямую, из мозга в мозг. Хрен их знает, — он вытер руки полотенцем.— Иди Жаба сюда! Рисовать буду. Набросок нужен.
Девочка подошла, села на корточки.
— А ты, животное, наклонись! — велел он тому, что с бумагой. — Линии вел уверенно, размышляя вслух: — Может они тупиковая ветвь эволюции? Я их рассматривал. Никаких половых органов не нашёл. То есть плодится не смогут, но кто-то ж яйца отложил? У тебя, Фишечка как с потенцией? У меня ого-го. Я рыба совсем ниже пояса. И с мутацией приобрёл не только хвост, но и пристрастие к мальчикам. У тебя, брат, такого нет? — кусок угля сломался под нажатием. Парень взял другой кусок. — Всю библиотеку перерыл, у бати моего тут целая библиотека, все искал, могут ли быть рыбы пидо.. ми. И не нашёл. Собаки могут. Но какая ж из меня собака?— он вытащил из тёмной воды серебристый, рыбий хвост. — А ты, красавчик, как уже изменился? — уголь звучно чиркнул по бумаге.
— Я ? — Фиш потёр нос,— да ну как? Жабры, между пальцами во— он показал перепонки, — Червей люблю. Чо ещё?
— Кто ты — рыба? Точно знаешь? Давно? У родителей крылья расти начали. Прикинь? И быстро так. Я вот, что ноги в хвост растут переживал, а они орут, потому что крылья… И чо? Мать от боли там на кухне свалилась. Батя до неё не дошёл. Зато я… Плотоядный же. Об маму зубы и стесал. Были же обычные. Нес её вниз, в подвал, похоронить хотел… Отец жилистый был... Его  мутация как куклу расперла, а мама мягкая была, нежная. — Он откинул уголь— Вот рисунок! Восхищайтесь!
На бумаге было лицо юной девы с капризным, изысканным ртом.
— Нравится? Маску хотели? — художник впился взглядом в Фиша, — на это время пойдёт. И цена другой будет.
Фиш поставил перед собой мешок пшенки:
— Столько хватит?
— Вот ты дебил! Куда мне эту кашу?  Я мяса хочу! Дорогу к ферме знаешь? Там через футбольное поле. Помнишь? — парень замахал руками, чтобы построить из взмахов, оборотов длинной шеи, путь.
— Помню. — Фиш сжал кулаки,— и там что, на ферме?
— А там свинки. Ничейные свинки. Урода с собой возьмёшь, он тушку дотащит.
— Ты гонишь? Все передохли уже. Мы сами на ферму ходим. Нет там свинок.
— Это у вас нет. Я пока ходил…После « своих» жалости — ноль…
— Это там, где трупы хозяев накиданы грудой. Вся семья, судя по количеству? — перебила Жабка.
— Ну да.  И работники. Я всех собрал и навалил у свинарника кучей. Тогда сам не знал зачем. Чтоб все боялись. Противно же через мертвецов лазить вам, черепашкам. Самому противно было. Я их складывал, жрал и блевал тут же, — парень засмеялся, на солнце разлетаясь из мутного серебряным. Потом Уроды свиней кормили.
— В смысле— тушку? — Фиш говорил таким тоном, будто железо лязгало. 
— Прекрасно ты все понял. Один Урод с тобой пойдет.  Остальные тут пригодятся. Давай! Иди!
— Я не умею резать свинью. — Фиш сказал с вызовом, пряча за ним свою неуверенность.
— Не надо её резать. — И парень улыбнулся по-змеиному. — Я тебе пистолет дам. Батя у меня охотник был заядлый  и вообще любитель огнестрельного. В дом зайди, прямо и налево. Шкафчик увидишь.
Фиш сбегал, потом крутил револьвер на руке, не мог удержаться, вскидывал руку, крутил его на пальце. Мальчишка!
— Дай покажу, как с предохранителя снимать. — парень с хвостом дернул затвор —вот. Головами сблизились, без слов объединенные металлической смертью.
Фиш хотел попрощаться, повернулся к девочке. Та не видела его, смотрела на рисунок. Вышел за калитку на асфальт. Думал повернуть домой, но Урод боднул широкой головой в правильную сторону.
×××
— Ложись поближе на край.. Платок сними! Послушно стянула, он тронул короткие пучки волос в чешуйчатой оправе. — пальцы парня  побежали раскладывать ткань, сверху холодную жижу, по лицу Жабки. Было приятно и мерзко одновременно. Закрыла глаза— Ты рыжая была, помню. Приходила к папе лепить из пластилина. — Подушечки без ногтей шлепали по щекам, вода бежала тонкой струйкой к спине. — Я в тебя тогда влюбился. — Парень говорил мерно, в такт движениям. — Футболка с Микки Маусом. Все спрашивал, когда придёшь снова. Рисовал тебя по памяти. В доме рисунки. Маленький был. И подрос, каждое лето ждал, чтоб тебя увидеть. Сам себе обещал, что подойду. — он  провел рукой вдоль по телу Жабки, сверху вниз от лица по груди до живота. — Она зажмурилась. — Не дергайся. Я не чувствую ничего. На мальчиков теперь встает. А я не хочу мальчиков. Хочу, как раньше — сидеть на подоконнике в мансарде, смотреть на дорогу, ждать футболку с Микки Маусом.  Чтоб пластилин, мама блины печет. Ты не помнишь? С вареньем. Я тебе все варенье подкладывал на тарелку, пока банка не кончилась. Мама потом сказала, что я настоящий джентльмен.  А я маму съел совсем не по –джентльменски. И знаешь, никакого сожаления! Только голод! Постоянный голод каждый день! — Жабка лежала молча, не шевелясь. Ведь сказал же, не дёргаться.
×××
— И к чему ты мне это? — Сом  разлил по рюмкам. — Бедные детки, все меняются не одновременно. Подростки. Пубертат. Зачем?  Волны задача именно всех привести к общему знаменателю. Так же проще всем будет! Ты пока здесь отсиживался, знаешь, что в Городе было? Все взрослые сдохли! — Сом говорил с паузами между словами, чтоб дошло лучше, — мы их …лопатами…вонь пи…ц, машины все встали. Я с бабкой жил. Родоки без меня померли. Она померла, а мне её не вынести, потому что вся дорога в телах. И что ты мне про этих « превращенных»  говоришь? Они же ничего не помнят!
— Верю. Понимаю. Мы все прошли через это. И мне пришлось хоронить соседей. Бог уберег, что родных не хоронил. Но я же знаю, что все умерли. Дело прошлое. — Дед помолчал, чтобы подчеркнуть. —Мутация не завершена полностью. — смотрел в глаза. — Вчерашний рыб послезавтра станет собакой. Как тебе такое?
— Да бред!— Сом ухмыльнулся не веря.
— Бред? Правил больше нет. Почему у детей, у тех кто остались, так травмирована память? А? Расскажи! Они имён своих не помнят!  А есть как ты. Ты читаешь? – Дед наклонился вперёд.
— Да.
— А они — нет. Хотя умеют.
— Мутация затрагивает мозг тоже. Не зря же говорят: память, как у рыбки. — Сом засуетился , покраснел. — Нам только предстоит это выяснить!
— А может, кому-то надо, чтоб не вспоминалось, как подключать атомные электростанции, интернет и так далее? — Дед подался весь вперёд. — Не просто же так Взрослые все сдохли? 
— Кому?
— Природе. Планете. Да назовите это как хотите. И вообще… вы знаете когда мутация завершится? Когда эти дети все переживут, и станут по- настоящему другими?
— Нет, но...
— Но вы уже готовы— прервал Сома Дед, — их различать по группам: кто рыбы, кто рептилии?
Свечи на бутылках плыли рыбкой надежды. Черно – белый дом становился все более серым, тонул в сумерках.
— Убил Фиш свинью? — Сом уже сам разливал по стаканам.
— Убил. Даже две. — Дед обжег пальцы, туша сигарету, — Жабка к сыну скульптора ходила три раза. Все маску расписывать. Приходила белая, как смерть. А, если ты не слепой, то увидел, что Фиш..
— Влюблён в девочку?
— Не сказал бы, что прям любовь. Кого ему ещё, баб -то нет больше в округе, а характер требовал. После третьей их встречи она принесла маску, и Фиша послала матом. Этот дурак нет, чтоб отстать, довёл её, что она разоралась, мол, кто ты мне такой? Ты мне никто и так далее.
— И наш Ромео пошёл на разборки? 
Дед кивнул.
×××
Пруд совсем обмелел, хвост стал больше. Парень ел кровавое, держа одной рукой миску, другой кусок. Кивком поприветствовал Фиша.
— Не рад тебя видеть, но что приперся? — он хохотнул, по подбородку потекла кровь.
— Я насчет Жабки, — стоя рядом, нужных слов не находилось, — ты что с ней сделал?
— Я? — парень облизнулся, — показать тебе?
Фиш очень старался разговаривать, не срываться, — да, ты.
Парень поправил золотистую прядь чёлки на идеальном лице,  поманил его пальцем:
— Я её рисовал. Голую. В разных позах. Знал бы ты, какая она там внизу красавица! — он выплюнул кусок мяса, оперся руками о бортик — всю себя мне раскрыла, пока ты там клинья подбиваешь. А знаешь почему? Да потому что ты никто! Карась жалкий! И я бы мог твою бабу уже десять раз трахнуть. А ты ходи дальше. Рисунки подарить, чтоб не по памяти, а на портрет? — Парень скалился, тянулся губами. В их уголках кипела пузырьками розовая пена. Блестел идеальным торсом и синими глазами. Слишком красивый, неправильный.
Было три выстрела. Столько после свиньи осталось. И все врут, что второй раз убивать проще. Фиш взял лопату и тачку. Землю с компоста накидывал будто на белую маску с кровавыми губами с горкой, она растворялась в воде. Рисунки не выкинул,положил в карман. Уроды помогали копать.
×××
Сом выпил залпом.:
— Я понял.
— Че ты понял? — Дед неживыми глазами смотрел снизу вверх.
— Пацан специально так сделал. Чтоб убили. Ведь так? — сутана была псевдотерпеливой.
Дед протянул руку, побил пальцами  об сгиб, подсунул её прямо под нос Сому:
—  Коли.
Сом нежно, как юная медсестра, загнал зелье под кожу.
— Ты почему одет так? В Бога веришь? — губы слиплись, их хватило на шёпот только.
—  Да не то что бы. Бог он же у каждого свой.  — вновь елейно, аж свечи встрепенулись. — Эти и Бога- то не знают!
—Вот ты вроде умный человек. — Дед стойко держался на краю бездны. — Какой у них Бог?  Кого знать? Тот, что создатель? Так хреново он все заново создаёт, если честно. Ты меня возьми, например. Вот ты смерти боишься?
— А кто же не боится? — теперь огоньки освещали все по-другому.
— И я боюсь. — Дед положил локти на колени, чтоб ближе быть, — Мне больно, ем я пшенку, сдохнуть боюсь.  Хоть вроде и знаю, что за « тем берегом» воскрешение и новая жизнь. А все равно же страшно.  А эти дети? Они не умирают, но тоже не знают, кем станут. Не хуже ли это классической смерти? Так ты мне объясни, в какой такой Город Жабку везти? Я про Фиша молчу. А Очкариков? Чтобы с ними что сделали? По породам определили? Кто? Ты, у которого жабры толком не отрасли?
— А ты мне это брось! — Сом вскочил, —чтоб ты знал — Волну такие как я и создали, те, кого мутация почти не коснулась. Пока вы « превращаетесь» — это слово он выплюнул — кто -то должен руководить. И ты, Взрослый, сдохнешь, а я останусь!
— Кто же против? — Дед развёл руками. Вам нужно руководить, так идите — руководите!
— Я правильно понимаю, вы детей не отдадите? — Снизу было хорошо видно толстую шею в белом воротничке. Сом достал из кармана ещё пакетик.
—  Я ими не командую. Идите, спросите. Разговор закончен. Дверь — там!
Сом чёрным всполохом длинной рясы растворился за дверью. Про себя ругался, бесился: « Как так?» Не видел, как Дед длинной дланью вскинулся ему в спину, чтоб остановить, но его голос сомлел и стерся. Уже совсем стемнело, и до ворот дачи Сом шёл, глядя под ноги. Сразу и не заметил, как подошёл Фиш:
— Я с вами! — сказал он.  В правой руке он сжимал револьвер.
— Верное решение, сынок!— вся неуверенность  и злость пропали. — В Волне  таких, как эта Жаба…
— Вы не понимаете. Я вернусь!
×××
Дед откинулся назад, уперевшись плавником об стену. Девочка вошла бесшумно, отодвинула  коробку, села спиной:
— Фиш уехал. — сказала она.
— Знаю. — Дед положил ей руки на плечи. Ты переживаешь?
Жабка сняла маску, положила её рядом с собой. Не показывала, плачет или нет, Ему надо.  Я не могу дать, что ему надо. — пауза. —  Знаешь, почему я рисовать себя « такой» давала? Там, тому парню.
Проверить хотела? – Дед говорил тихо, бережно. И весь дом будто наклонился к ней сочувственно.
— Он себя. Ему так хотелось, чтоб все было как раньше. — пауза.
— Не получилось. — это был не вопрос. — эхо заметалось между свечей.
— Нет. — девочка начала стягивать кофту через голову, — Я тебе кое-что покажу. — она наклонилась вперёд, — тебе не кажется. Это крылья.
Дед тронул кожистые наросты с длинными стрелами будущих перьев. Слов не было.
— Никому не говорила. Стеснялась. Все же рыбы. — Она развернулась к нему, — Мне не нравится, когда меня Жабка называют.
— Как тогда? — он был способен только на два слова.
— Жар-птица! — Девочка мягко поднялась и закружилась по комнате, — Меня зовут Жар-птица!
Дед поймал её за руку без перчатки. На ней были острые когти, а между ними перепонки.
— Стоит ещё пожить, — сказал он,— для того, чтоб увидеть, чем дело кончится.

31.05. 2025. Франкфурт- на- Одере

Подпись автора

Мария, Германия.
Репетитор по такту и его отсутствию.