Дезертир
   
     Эта история случилась с Колькой Свиридовым во время службы в небольшом городке в центре Ростовской области. Прикинув по памяти топографический образ нашей родины сразу представится мягкий южный климат, относительная близость к цветущему Краснодарскому краю, солнечные летние и слякотные зимние месяцы, и наконец абрикосовые сады и укутанные виноградом заборы казачьих хуторков. Все в сущности верно.
     Но вывод все же ошибочный.
     Лютые степные зимы с пронизывающим ветром; чадящие трубы оборонных фабрик; поля сжигания заводских отходов; угрюмые, мигающие красными огоньками россыпи ветряков до самого горизонта – такие картины рисовала Колькина память, когда он нехотя и со стыдливой, вымученной улыбкой думал о своей срочке.
     Еще он думал о четвероногом солдате - Люське. Это была замечательная собака. От обычной овчарки она взяла то всего-ничего. Те вытянутые, низенькие. А эта мощная, огромная, грудь развернутая, пасть страшная. Видать смесь какая-то. С густой короткой шерстью, обожженной переливами от черного к ярко-рыжему цвету. И как оказалось впоследствии – с очень непростым характером.
     ...
     Началось все с дембельского аккорда Тагира и Сявы. Парочки старослужащих, которым оставалось неделя до отправки домой. По негласной традиции перед дембелем неплохо было бы сотворить что-то этакое, что надолго еще останется в пределах части с печатью памяти о рукастых и смекалистых солдатиках. После недолгих раздумий и настоятельных советов старшины они взялись за новые будки для питомника служебных собак. В карауле по охране оборонного завода, куда помимо остальных нарядов заступала Колькина рота, такие будки были просто необходимы. Старые жестяные коробки, установленные на постах, имели прискорбный вид и требовали немедленной замены.
     Тагир и Сява расстарались на славу. У них получились два широких трехстенных домика с небольшими верандами. Из теплых и крепких, плотно подогнанных и даже заботливо залакированных досок. Красота, да и только. Деды посмеивались, потирая рабочие ладони, а вечно занятой молодняк, проходя мимо псарни давился искренней завистью к собачьей службе. А что? Ешь и спи себе без забот и хлопот, еще и под такой шикарной размашистой крышей.
     Отвозить в караул и устанавливать эти шедевры зодчества на постах выпало салабонам Кольке Свиридову – сбитому квадратному пеньзюку, и Женьке Вахину – долговязому пугливому ростовчанину. Кряхтя и охая, то и дело соскальзывая с тропы наряда в глубокие сугробы они в сопровождении разводящего дотянули до места первую и с трясущимися от усталости руками принялись мучиться со второй. Собачки, предусмотрительно прицепленные вожатыми на глухую привязь к столбам, с интересом следили за их манипуляциями и удивленно погавкивали, наблюдая демонтаж старых жестяных коробок. Закончив со второй будкой, Женька с Коляном решили перекурить. А разводящий тем временем побрел вперед за часовым, пообещав вернуться через десять минут.
     И вот тут-то Колян и слепил тот самый снежок. Люська, привязанная к столбу метрах в тридцати от них переминалась от холода с ноги на ногу, с любопытством поглядывая то на новую будку, то на солдатиков.
     - Смотри, ща точно между ушей влеплю, - она показалась Кольке отличной мишенью.
     - Вот сержант увидит и тогда тебе между ушей прилетит, - тут же распереживался Женя.
     Колян спрятал снежок и опасливо огляделся. Убедившись, что на горизонте чисто, раздухарился пуще прежнего.
     - Не дрейфь, Женёк, - буркнул он, широко размахнулся и запустил свой снаряд по скоростной, почти прямой траектории.
     Снежок угодил в Люськин бок. Несмотря на неслабый удар, собака не шелохнулась, не визгнула даже. Она перестала переминаться, закрыла рот, навострила уши и замерла на месте, молча уставившись на пацанов. На черном боку осталось белое снеговое пятно.
     - Че то вялая какая-то эта псина, - захихикал Колян и повернулся к Женьке, не выдержав собачьего взгляда.
     …
     Случай с Люськой быстро выветрился из его головы. Жизнь молодняка в армии богата на события разного толка. Когда самыми сладкими мечтами становятся сон и еда, память превращается в подобие рыбьей. День прошел и слава богу. Значит дембель стал ближе.
     После развода дежурный по батальону зачитал приказ и рота, гремя касками, броней и автоматами начала грузиться в газоны. Скользкая зимняя дорога вела к огромному, площадью с небольшой городок оборонному предприятию. Солнце стремительно катилось за горизонт, вокруг уходящих чернотой в небо, труб загорались заводские огни. Одинокий завод в бесконечной заснеженной степи ждал смены караула.
     Караул обещал быть спокойным. Вечером из части позвонил зампотыл, предложил начкару самому накарябать ночную проверку. А уж с утра перед службой он обязательно заедет и поставит в журнале роспись. На радостях помощник начальника караула заполнил до утра книгу учёта прозвонов с постов и с лёгким сердцем отправился в комнату отдыха смотреть телевизор. Перед этим он предусмотрительно навинтил вручную счётчик звонков и предупредил часовых, чтобы не тревожили докладами их с начальником чуткий сон.
     А часовые, в свою очередь, прониклись уважением к порядочным командирам, избавившим их от назойливой беготни к постовой телефонной мачте.
     Кольке выпало заступить на самый дальний и протяженный пятый пост. Ребята этот пост недолюбливали именно из-за его необычного расположения. Если на остальных за забором еще можно было расслышать хоть какую-то заводскую деятельность, речь рабочих, рев двигателей, то пятый пост в этом смысле был белой вороной. Здесь нужно было провести четыре часа в полной тишине и лицом к лицу со степью, раскинутой до самого горизонта.
     Как оказалось, Колян к этому был совсем не готов.
     Мороз опустился крепкий. Он легко пробирал сквозь белугу, заставляя ежиться и трястись от холода, и еще от воспоминания о ватных штанах, оставленных по рассеянности в казарме.
     Ускоряясь по тропе наряда туда-обратно, Колька то и дело передергивал плечами. Его вдруг начал донимать не столько холод, сколько ощущение странного безмолвного одиночества. От этой степи, распластанной до горизонта, щемило внутри. Корявые черные силуэты деревьев на белом снегу стояли не шевелясь. Где-то у них, наверное, были глаза, ноги и руки. Ему мыслилось, что стоит отвернуться на мгновение, затем повернуться вновь и все эти силуэты в насмешливо угрожающих позах выстроятся вплотную к запретке. Только посмотри: одно по-пацански уложило лапу на плечо соседнего; другое вцепилось в колючую проволоку, собираясь залезть прямо на пост и придушить часового в изломанных колючих объятиях. Черные деревья были на ночном посту страшнее всего. Наверное, потому что напоминали людей.
     Кроме них больше ничего не напоминало о людях. Странные голоса будто механических птиц, которым кто-то задал до миллисекунд равные интервалы между криками. Птицы - роботы, перекликающиеся друг с другом в мертвой тишине, прятались где-то в неподвижности сучковатых деревянных фигур.
     Да, четыре часа не пролетят незаметно. Он посмотрел на часы и крепче вцепился в ремень калаша. Надо же. Целых пять минут прошло, как разводящий скрылся за поворотом.
     Колян принялся по памяти повторять табель. Начкар пообещал веселую жизнь, если, вернувшись в караулку он не доложит хотя бы близко к тексту.
     «Пост номер пять. Под охраной и обороной участок периметра, протяженностью...» Черт, какая же у него протяженность? Ладно, дальше: «Особое внимание при несении боевой службы обратить...» На эти паршивые черные деревья, черт бы их побрал.
     Колян вновь вгляделся в степную бездну. А был ли тот куст на своем месте пару минут назад? Не факт. А эта дикая абрикоса вроде как дальше стояла. Степной сыч вдруг подал голос. Резкий, насмешливый. Ледяные мурашки тут же заплясали под тельником.
     Ну уж нет! Вы как хотите, а он сейчас подойдет к телефонной мачте и позвонит в караул. Кольке просто необходимо было сейчас услышать чей-нибудь голос. Пусть сонный начкар его обматерит и в хвост, и в гриву, пусть потом деды заставят весь день простоять в «полтора». Пусть. Зато он сейчас, эти полминуты хоть с кем-то поговорит.
     Колька уже приблизился к мачте, зажмурился, представляя, что сейчас услышит и потянулся было к тапику, как вдруг неподалеку раздался короткий собачий лай. Он вспомнил о четвероногом часовом, что тут же рядом нес службу и чувство одиночества отступило на задний план.
     Стандартный блокпост представлял собой два крепежных столба на расстоянии около ста метров друг от друга. Между ними натягивался трос, а на него цеплялось кольцо, с прикрепленной к нему цепью. Гроза нарушителей могла свободно носиться вдоль охраняемого участка контрольно-следовой полосы и отдыхать или пережидать непогоду в будке около одного из столбов.
     Служебные собаки были приучены относиться к часовым спокойно, без лишней нервозности. Любой из состава караула мог не боясь погладить, почесать за ушком четвероногого сослуживца. Колька об этом знал, да и гладил их частенько, поэтому без тени страха подошел к будке и притулил пятую точку аккурат на лакированную деревянную крышу. Собаку Колян не видел, только слышал, как она звенит цепью где-то у противоположного столба. Черт ее разберет, зачем гавкала, может зайца приметила.
     Часовой взглянул на часы и вздохнул. Времени прошло совсем чуть-чуть, а к морозу прибавился еще и пронизывающий ветер. Страх одиночества уступил место дикой, невозможной сонливости.
     Снова зазвенела цепь. Колька с трудом разлепил закрывающиеся веки и различил в темноте собачий силуэт. Люська не спеша шла к будке. Приблизилась к часовому, ткнулась носом ему в коленку и скромно улеглась под крышей на краешке деревянной веранды. Колян примерился. Надо же, а будка-то огромная просто, а у него и рост подходящий. Метр с кепкой. Недолго думая, он опустился на корточки и по-гусиному пробрался на веранду, притулившись рядом с собакой. Так конечно, было потеплее, но ветер все равно настойчиво продувал нутро.
     Чертыхнувшись, Колян скукожился еще сильнее и под удивленный Люськин взгляд полез внутрь.
     …
     Колька проснулся, когда начальник караула вместе с тревожной группой уже прибежали на пост. Вокруг все еще было темно, но солнце уже настырно карабкалось через горизонт, цепляясь редкими и слабыми пока лучами за снежную степь. Командиры вовсю материли беднягу разводящего, что прозевал часового. Они успели два раза прошерстить периметр, но Кольки Свиридова и след простыл. Обрывов колючки и дыр в ограждении замечено не было, а ночной снегопад, видимо, засыпал все возможные следы. Майор – зампотыл, забивший на свою ночную проверку тоже был здесь. От его пухлой дрожащей физиономии шел пар. Он все бегал за схватившимся за голову начальником караула, упрашивая не докладывать пока комбату, а попробовать снова поискать своими силами. Начкар в истерике орал, что все сроки уже прошляплены и их с майором ждет трибунал и красная зона.
     Колька просыпался тяжело и вязко. До него долетали крики снаружи, только собрать из них что-то связное первые несколько мгновений не получалось. Колян лениво попытался взглянуть на часы, но в такой тесноте ничего не вышло. Ноги и руки намертво затекли и хорошенько промерзли. Он попробовал осмотреться и тут же столкнулся нос к носу с Люськой. Вот она. Рядышком. Лежит, голову держит, ушами словно локаторами вращает. Прислушивается к командирам, хвоста по деревянному полу дает, а глазюки карие… Столько в них веселья…
     И тут его проняло. Все сразу встало на свои места. В голове, словно на ускоренной перемотке замелькали страшные картинки ближайшего будущего. Колька всхлипнул, резко выдохнул и задергался, пытаясь вылезти наружу. В сознании промелькнула слабая надежда: вот сейчас он незаметно выползет из будки и сделает вид, что все вокруг идиоты, а он никуда с поста и не пропадал. Черт, он ведь и правда никуда не пропадал!
     Колян дернулся еще раз и тут Люська оскалилась и угрожающе зарычала. Лежать, мол, не двигаться.
     Ах ты ж! Пелена паники затуманила Колькину голову. Он начал кричать. Но не тут-то было. Собака вдруг залилась таким громогласным лаем, что уши заложило. Снаружи, кто-то из командиров прицыкнул на Люську, решив, что она нервничает из-за толпы на посту, и сложившись напополам, побрел дальше искать следы дезертира.
     Колян умолк. Люська тоже замолчала. Уложила умную морду на вытянутые лапы, навострила уши и уставилась своими глазюками прямо в Колькино сердце. Он снова попробовал закричать, но собака тут же залаяла, перебивая его голос своим луженым гавканьем. Вот ведь хитрая псина.
     Следующие несколько попыток успехом не увенчались. Ком обиды подкатил к горлу. Колька готов уже был расплакаться, как вдруг вспомнился ему тот самый снежок.
     - Ты это из-за снежка, да? Люська, из-за снежка, что-ли?
     Собака с любопытством смотрела прямо Кольке в глаза. Что-то еще было в ее взгляде. Что-то похожее на насмешку. Вроде как: "Ну - ну, правильно мыслишь, солдатик. Снежок-то большой был, плотный."
     – Люсь, - вложив в голос всю свою искренность, принялся всхлипывать он, - Люсенька. Ну прости. Прости, а? Сглупил я. Не буду так больше, правда. Честно, честно.
     Она еще несколько мгновений пристально глядела на раскаявшегося хулигана, словно убеждаясь в его искренности. Затем встала, вышла из будки и тихонечко пошелестела цепью к дальнему столбу.
     …
     Командование части решило не давать хода позорному инциденту. А как иначе? Кому нужны суды, увольнения и еженедельные окружные проверки?
     Дезертир – это прозвище намертво приросло к Кольке до конца службы. После месячной уборки уличных сортиров его перевели дослуживать срок на псарню. Люська, кстати была несказанно рада этому переводу. А обязанности пришлось выучить на зубок, потому как зампотыл при любой встрече с ефрейтором Свиридовым краснел словно рак, распушал щеки, будто морская свинка и вообще цеплялся к нему как пиявка до самого дембеля.