Мужчины выглядели удивленными и русскими: выцветшие галифе (у второго - заношенные брюки), заправленные в кирзовые сапоги, рубахи на выпуск. Оба при кепках, на одном - пиджак, на втором затасканная кацавейка.  У каждого лопата. Пройдя в залу остановились у порога, разглядывая посетителей. Батя за стойкой усмехнулся: за столами набирались сил в дальнюю дорогу римские легионеры и греки. Для человека двадцатого века зрелище впечатляющее, но, скорее, маскарадное.
Мужики стащили кепки и один пробормотал "Здрас-сте". Никто не обратил на него внимания, кроме одинокого римлянина, держащегося особняком от остальных. Он поднял глаза на вошедших и, окинув их грустным взглядом, вскинул руку в приветствии:
"Аве!"
Мужики вздрогнули и забормотали между собой. Батя разобрал только "я тебе говорил" и "ссука".
- Нам бы это, - заговорил тот, что поздоровался, - дорогу бы подсказать, заплутали мы...
Но легионер потерял к ним интерес, переключившись на кувшин с вином.
- Мужики, идите сюда, - позвал их Батя, - что вы у дверей, как не свои? Проходите! Хотите за стол, хотите здесь у меня за стойкой. Вам водки налить или...
- Мне водки нельзя, - вдруг просипел второй, который носил галифе, - у меня - того, печень.
Батя смерил его внимательным взглядом и пожал плечами:
- Сейчас-то можно уже, - негромко произнес он, - если есть желание.
Мужики, как были с лопатами, так и подошли к стойке, друг за другом. Батя налил две рюмки и достал блюдце с нарезным соленым огурцом:
- Да мы, это, - начал заново первый, глядя на водку голодными глазами, - нам бы только дорогу узнать, заплутали...
- И денег нет, - вторил ему второй, сипатый. Он тоже неотрывно смотрел на рюмки.
- Это бесплатно, - улыбнулся Батя, - за знакомство, так сказать.
Мужики переглянулись:
- А себе? - поинтересовался сипатый. - Мы-то давно знакомы, это тебя не знаем.
Отпираться Батя не стал, достал третью рюмку и до краев наполнил её "Столичной":
- Ну, вздрогнули? - предложил он.
Мужики разобрали рюмки, и каждый опрокинул свою в рот.
- Хороша, злодейка, - улыбнулся первый и потянулся за огурцом.
- Нормально пошла, - согласился второй, но закусывать не стал.
- Меня все Мазаем зовут, - вдруг представился первый, жуя огурец. - Всю жисть, как себя помню, Мазай и Мазай.
- А меня Хрыч, - свистнул сипатый.
Они обменялись взглядами и вопросительно уставились на Батю. Тот неторопливо наполнил рюмки:
- Вот и познакомились, - добродушно прогудел он, - а чем занимаетесь, ребята? Куда шли?
Мазай потянулся было к водке, но Хрыч пнул его под стойкой и Мазай неохотно убрал руку.
- Рыбаки мы, - просипел Хрыч, - к реке шли, заплутали. А тебя-то, хозяин, как звать?
- А как хотите, так и зовите, - ответил Батя. Он встретился взглядом с Хрычом:
- Рыбаки, значит? С лопатами?
Хрыч, немигая, пялил зенки:
- Рыбы много, - проговорил он, - а река - мелкая. Ручей.
Батя покачал головой и обратился к Мазаю:
- Ну а ты, Михаил Игнатьевич, тоже про рыбу говорить будешь?
Мазай оторопело приоткрыл рот, но тут же закрыл его и покосился на Хрыча:
- Ну, да, - промямлил он, - рыбу... да. Рыбаки мы.
И вдруг Хрыч исчез. Просто не стало ни его, ни лопаты.
- А-а-а, куда? - промычал Мазай, ошарашено вертя головой по сторонам.
- Обратно, - пояснил Батя, - на довоспитание.
- А... а... а я?
- А ты, Михал Игнатьевич, теперь здесь, - вздохнул Батя, -  время твое там закончилось.

***

Светало. От земли медленно поднимался туман, трава намокла росой. Хрыч открыл глаза и, замычав, пополз, вцепляясь в грунт скрюченными пальцами. Вскоре силы оставили его, и Хрыч ткнулся лицом в траву.
"Сходили... "порыбачили", мля...", - пронеслось в его голове. Что это было, он не знал, но слышал от других, что так иногда бывает. Подавив приступ рвоты, он заставил себя оглянутся. Там, из разоренной могилы торчали обутые в кирзачи ноги Мазая.

Тяжелая дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в нее смогли протиснуться новые посетители. И захлопнулась, едва не прищемив куртку парня, появившегося вторым.
Худенькая светловолосая девушка практически тащила его на себе. Тот с трудом переставлял ноги, ничего не видя и бессильно уронив голову на плечо спутнице.
- Помогите, скорее, он ранен! – в голосе звучало справедливое возмущение.
Трактирщик, неторопливо протиравший стойку, залитую пивом, отозвался спокойным голосом:
- Это шок, не волнуйтесь, он сейчас придет в себя.
- Он истекает кровью! Нужен врач!
- Девушка, успокойтесь, у нас здесь никто не болеет и не умирает. – Хозяин заведения бросил полотенце и наконец-то подошел к столу, за который уселись новенькие. Девушка все еще поддерживала парня, который практически лежал на длинной скамье.
- Ну-ну, хватит притворяться. Уже ничего не болит, никакой крови и … - Осекшись на полуслове, он вытаращил глаза и с чувством произнес несколько непонятных слов. На губах парня пузырилась кровавая пена, а по рубашке расползалось темное пятно.
Рванув со стола скатерть, трактирщик ловко и без особых усилий располосовал крепкое льняное полотно  и, уложив раненого на спину, осмотрел рану, безжалостно разорвав одежду. Сложив из ткани плотный квадратик, накрыл им рану и приказал девушке прижать изо всех сил. Приподняв парня, который, похоже, окончательно потерял сознание, начал бинтовать, плотно наматывая повязку. А затем усилил ее длинным полотенцем, на котором затянул тугой узел.
Подозвав двух солдат, сидевших за соседним столом, приказным тоном велел отнести больного  в комнаты на втором этаже. Девушка очумелыми глазами уставилась на солдат. Только сейчас она заметила их необычные одежды. Синие мундиры и белые штаны, заправленные в подобие гольфов, вызвали с памяти фильм «Гусарская баллада». И говорили они, похоже, на французском. Вот только почему-то, Аля, русская девчонка, не знавшая языка, понимала все. Оставив трактирщика, она бросилась вслед за солдатами, суетливо пытаясь им помочь.
Трактирщик, с сожалением глянув на остатки скатерки, бросил тряпки в корзину под стойкой и подошел к столу, где сидели французские офицеры. Быстро выяснив, что молодой черноволосый мужчина – военный фельдшер, он попросил его о помощи, и они вместе поднялись наверх.
Осмотрев раненого, врач подтвердил, что у того пробито легкое. Подробно объяснив, как нужно ухаживать за больным, он направился к выходу, но внезапно растаял в воздухе. Аля остекленевшим взглядом уставилась на пустое место, где только что стоял человек:
- Ч-ч-что это? Как это?
Трактирщик, тяжело вздохнув, присел на стул около кровати:
- Понимаешь, этот трактир – очень странное место. Сюда попадают те, с кем на Земле случилось что-то плохое. Вот ты помнишь, что было с вами?
- Да. – Девушка даже зажмурилась от страшных воспоминаний. - Я шла по улице, просто шла и никого не трогала. Вдруг этот парень, - она указала на раненого, - бросился ко мне и сильно толкнул. Он что-то кричал, но я не поняла ни слова. Потом увидела, как взорвался автомобиль, стоявший у обочины. Он закрыл меня, и в него попал какой-то осколок.
- А в тебя?
- Что, в меня? – растеряно произнесла она и тоже исчезла.
***
Наутро, когда трактирщик зашел к раненому, тот сидел на постели, озадаченно ощупывая повязку на груди.
- Лежать! – по армейской привычке скомандовал бывший старшина, бросаясь к парню, который, похоже, собирался сорвать бинты.
- Зачем? – спокойно спросил тот. – Я уже выспался.
Ни красных глаз, ни затрудненного дыхания, вообще никаких признаков воспаления… А Батя, бывший старшина, хорошо знал, как наутро должен был выглядеть этот бедняга. Тем более, что антибиотиков, этих чудодейственных препаратов, о которых рассказывали посетители,  у них не было. Да и вообще никаких настоящих лекарств.
- Ложись-ложись, - снова скомандовал он, и уже сам размотал повязку. И ошарашенно уставился на чистую кожу, без малейшего следа вчерашней раны. М-да, такого он еще не видел.
- Почему ты так волнуешься? Все хорошо.
- Но, твоя рана?
- Она зажила, все в порядке?
- Но вчера…
- Да, вчера я не успел. Слишком много крови потерял. При этом все лилось внутрь. Пришлось много вычищать. – Спокойные серые глаза странного парня смотрели без малейшей насмешки.
- Да-да, конечно… - Совсем сбитый с толку, Батя не нашел ничего лучшего, как предложить: - Тогда, может, поешь? Принести?
- Зачем приносить? – Вчерашний умирающий бодро вскочил на ноги, с явным удовольствием потянулся. – Пошли вниз.
- Погоди. – Открыв шкаф, трактирщик протянул ему рубаху, взамен той, что вчера выбросили. Запас простой одежды всегда был в каждой комнате, пополняясь сам собой по мере необходимости.

После плотного завтрака, Батя решился расспросить небывалого постояльца. Тем более, что отправляться дальше, как все остальные, он, похоже, не собирался. И еще одну странность отметил трактирщик – тот совершенно не удивлялся необычным костюмам других посетителей «Адмирала». То есть, он просто не обращал на них внимания.
Выяснилось, что зовут его Дрого (имя странное, но Батя уже не впервые сталкивался с вычурными иностранными именами). Он был из Виерры. Вернее «с Виерры» - так сказал сам постоялец. «Странно, - мелькнуло в голове старшины, - у меня с политграммотой, вроде, всегда хорошо было, а такой страны не помню.» Но признаваться в собственном невежестве не стал. Тем более пришла здравая мысль о том, что это может быть новое государство, образованное после войны.

Хлопнула дверь, впуская невысокую фигуру в черном. Батя нахмурился, а Дрого с интересом разглядывал девушку в черной развевающейся хламиде и черной же шляпе, практически закрывающей лицо широкими полями. С громким возгласом:
- Холла, бамбине! – она направилась к ним. Но, внезапно остановилась и, резко свернув, села за пустой стол, не сводя глаз с Дрого. А тот, опустив глаза, неожиданно произнес:
- А где Аля? Я ее не чувствую.
- Кто?
- Аля. Девушка, с которой мы пришли.
- Она ушла. – Батя не знал, как объяснить ему, где  Аля сейчас. Он и сам не очень хорошо понимал, куда все уходят и что там с ними случается. Но, как сказать этому парню, что они никогда уже не увидятся?
У Дрого был странный вид. Он будто прислушивался к чему-то неслышному, чуть поворачивал и наклонял голову. Старшине внезапно вспомнились  радиолокаторы прошедшей войны. Их антенны так же поворачивались и покачивались, ловя невидимую цель.
Внезапно парень встал и произнес скороговоркой:
- Я пойду отдохну. Что-то голова кружится. Может, посплю.
Кивнув, Батя подумал «Еще бы тебе не устать после такой раны». И обернулся к Эль, почти бесшумно севшей за стол. Вид у нее был еще более удивительный. Пожалуй, за все время их знакомства, он не видел эту непутевую девицу в таком виде. Даже представить, что она могла чего-то испугаться, было сложно. Однако, потемневшие расширенные глаза и чуть дрожащие губы говорили сами за себя.
- Кто это, Иван? – впервые она назвала его по имени. – Я его не чувствую. Такого быть не может.
Батя с удивлением заметил, что Эль говорила без малейшего акцента и не пересыпала, как обычно, речь испанскими словами.
- Он не мертвый и не живой. Я сначала подумала, что он в коме. Ну, там, на Земле. Но тех я просто иначе ощущаю. А этого нет, понимаешь? Я его вижу, слышу, но его ведь нет! – Ее карие блестящие глаза излучали недоумение и растерянность, в голосе проскальзывали истерические нотки. Это было странно и тревожно.
Внезапно, Эль поднялась:
- Я скоро вернусь. Ничего не делай, но будь поосторожнее.
Такая неожиданная забота так же была необъяснима.
***
Вернулась Эль неожиданно быстро – Батя не успел протереть и пары кружек, размышляя о странностях нового постояльца.
Оглядев цепким взглядом зал, она уверенно направилась в самый пустой угол, призывно махнув трактирщику. Захватив начатую бутылку рома и два стакана, тот присел напротив. Он знал, что Эль не 17-18 лет, несмотря на легкомысленную внешность девчонки- раздолбайки. Он знал, чувствовал, что она гораздо старше и его, и самого древнего посетителя их трактира. А разговор обещал быть нелегким.
Глотнув янтарный напиток, Эль серьезно глянула поверх стакана:
- Его в самом деле нет. Понимаешь, Иван, нет. Морриган тоже не знает, как это. За все века такого ни разу не было.
- Что значит, нет? – осторожно спросил Батя.
- Нет. Нет нигде. Ни в Книге Мертвых, ни в Книге Живых. Ни в одном списке. – Карие глаза девушки лихорадочно блестели. – Мы с Морриган просмотрели все. Нету!
- Баста! – она решительно поднялась. – Пойду к нему, узнаю. И пусть попробует не ответить! – что-то в ее голосе заставило Ивана внимательно вглядеться. Он вздрогнул: глаза Эль горели багровым пламенем, кожа лица отсверкивала металлическим блеском. Ему даже показалось, что во рту девушки мелькнул раздвоенный язык.
Изменения продержались мгновение и моментально исчезли. А за спиной Бати прозвучал спокойный голос:
- Добрый день. Вы позволите к вам присесть? – Дрого опустился на скамью и представился. Эль машинально назвала свое имя, не сводя глаз со странного парня. Он отвечал ей таким же пристальным взглядом. Потом произнес, безошибочно обращаясь к девушке:
- Где Аля? Как ее найти? Мне нужно с ней увидится.
- Это невозможно.
- Почему?
- Она далеко. Никто не может туда проникнуть.
- Я смогу. – в голосе Дрого звучала спокойная уверенность.
- Зачем?
- Она удивительная. Я понимал все ее мысли и чувства, как свои. Когда я заслонил ее от взрыва, она очень боялась. Не за себя – за меня. И потом тащила меня из последних сил. Маленькая, хрупкая, откуда только силы взялись? И слово такое странное произнесла. Как это? «Не брошу!» Будто я вещь, которую можно бросить. Я должен ее найти. Я хочу, чтоб мы были вместе.
- Ты не сможешь. – В голосе Эль звенела сталь, ледяной тон не оставлял надежды.
Дрого встал и спокойно посмотрел в багровые глаза собеседницы:
- Я ее найду. – И, окончив разговор, направился к выходу. Эль шагнула за ним и остановилась в распахнутых дверях. Сквозь них пламенело заходящее солнце. «Разве уже вечер?» - растерянно подумал Батя.
Дрого уходил все дальше - прямой, уверенный и непреклонный. Его фигура четко очертилась на фоне заката, и исчезла из вида.
Эль обернулась. На длинных ресницах дрожали слезы. Раздраженно смахнув их, она сказала:
- А, ведь, и вправду найдет! Каррамба!

Отчаянный женский визг всколыхнул округу и ворвался в открытое окно трактира. В этот час посетителей там было немного: трое  пиратов, изрядно захмелевших за столиком у двери. О том что они сидели тут давно говорил огарок свечи, который уже коптил в основании подсвечника. Но крик женщины с улицы их не побеспокоил. Напротив их в темном углу жадно ел какой-то бродяга в оборванных одеждах, и тоже не среагировал на посторонний шум. Возле барной стойки сидела пара: щеголеватый молодой человек, в камзоле и белом трико, и дама в шляпке с перьями и пышном платье с креолином. Дама на секунду прикрылась веером, и тут же его убрала, её лицо все так же не выражало никаких эмоций, а щеголь, щелкнув пальцами, заставил трактирщика обратить на себя внимание и жестом указал на опустевшую бутылку вина.
Старшина, кивнув, взял бутылку вина, но  тут же отставил её и взволнованно бросив взгляд на окно, зашагал к дверям трактира.
- Гарсон, - раздражительно окликнул его щеголь, - наше вино!
Бездельники – подумал трактирщик и распахнул дверь трактира.
На дороге активно сопротивлялась молодая женщина, на неё нападал мужчина, нанося удары по лицу, а она его отталкивала и звала на помощь. Нападавший схватил  женщину за волосы и поволок, но не пройдя и пары шагов остановился. Женщина вырвалась из его рук, но мужчина уже не обращал на неё внимания, он ошарашено уставился на старый трактир с обшарпанной вывеской «Адмирал».
- Это что такое? – прогнусавил он.
- Эх ты, герой,  женщину бить! – укоризненно проговорил трактирщик.
- Не твое дело! – мужик обернулся на поднявшуюся на ноги женщину, та отшатнулась от него в сторону и тут же побежала в сторону трактира.  – Беги, беги, от меня не убежишь!
- Пожалуйста, помогите! – женщина подбежала к Бате. - Он совсем сошел с ума! -  она замерла, оглядывая гимнастерку старшины.
Оглядевшись, молодая женщина застыла с выражением вопроса на лице.
- Проходите, - Батя учтиво указал гостье на дверь трактира.
- Ещё один ухажор! -  воскликнул мужик и сжав кулаки попёр на трактирщика. Но Батя даже не шелохнулся, женщина проскользнула вовнутрь заведения и медленно прошла к барной стойке. За её спиной она услышала гулкий удар, и возня стихла. Следом за ней послышались шаги, она испугано обернулась.
- Не волнуйтесь, с вашим э-э-э спутником  уже ничего страшного не произойдет.
- А со мной? – прошептала женщина, косясь на пиратов, которые с интересом рассматривали молодую женщину в короткой юбке и разодранной блузке,  покуривая свои трубки.
- И с вами тоже ничего страшного не произойдет, - спокойно ответил Батя.
- Гарсон, моё вино! – прокартавил снова щеголь.
Батя криво усмехнулся, взял бутыль и со стуком поставил её перед щеголём.
- Позвоните в полицию, - попросилась молодая женщина.
Старшина отвёл взгляд от неё, в дверях уже стоял её спутник и удивленно разглядывал постояльцев в трактире..
- Черт вас всех побери! Что происходит? – осведомился он.
- Уже все произошло, - спокойно ответил Батя. – Присаживайтесь. Надеюсь, уже ваши страсти улеглись?
Женщина отрицательно замотала головой и боязливо покосилась на  своего обидчика. А мужчина уселся за свободный столик, пошарив по карманам, вытянул тысячу, небрежно бросил её на поверхность стола:
- Двести грамм беленькой! А то мне что-то худо, может, в себя приду? А ты, тварь, погоди! Я до тебя доберусь ещё.
- Ваши деньги не нужны, - отшвырнул их старшина и поставил перед мужиком гранёный стакан. – И в себя уже не придешь, и лучше уже не станет. А пока… пока ещё наслаждайся.
- Внятней говори, - фыркнул мужик и осушил стакан.
- Куда ещё внятней, - вдруг засмеялся старшина.
- Скажи, Марине, пусть извиняется, пока я добрый! – прогнусавил мужик.
Но Батя не обращал внимания на него, он подал стакан воды молодой женщине:
- Не бойтесь, ваше время ещё не пришло, идите домой.
- Куда? – испугано спросила она.
- До-мой, - протянул старшина и  указал ей на дверь.
- Мне бы полицию, - умоляюще смотрела женщина.
Со стороны столика пиратов раздались звуки лопающихся пузырей.  Глянув туда, в дымовой завесе растворялись моряки. Молодая женщина машинально присела на стул и схватилась за грудь.
- О Боже! Это, наверное, сон! – она встала, медленно пошла к выходу. - Это сон, - твердила она, проходя мимо странного трактирщика,  - это сон, - повторяла она, осматривая даму в шляпке.
- Это сон! – выкрикнула она в лицо сожителю и  выскочила на улицу.
- Страшный твой сон, - прогнусавил сожитель и пошел за ней.
- Увы, - бросил ему в спину Батя, - страшный сон начался для вас, не для неё.

- Вот здесь, подпишите.
Тонкий указательный палец с черным лаком на ногте отчеркнул невидимой линией последнюю строку в договоре. Пенсионерка баба Маня близоруко сощурилась и потянулась было шариковой ручкой, но замерла на полпути.
- Ну, что же вы? - элегантная девица в удлиненном жилете и стильном тёмно-синем с искрой галстуке, перетягивающем ворот белоснежной сорочки, умело скрывала раздражение. Её терпение было бесконечно, хотя и подходило к своему пределу.
- А вдруг вы меня обманываете? - плаксивым голосом прогундела баба Маня. - Что это за место, где меня будут кормить, поить и обслуживать - вечно? Да и не проживу я вечность-то!
"Конечно не проживешь, жирная глупая плебейка!"- хотелось крикнуть девице, но вслух она мило улыбнулась:
- Не понимаю ваше недоверие ко мне. Что мне сделать, чтобы вы уверовали? Накормить пятью хлебами голодных или пробежать по воде?
- А пенсию... прибавку, можешь? - глаза бабы Мани загорелись молодым задорным огнем.
"Эге, - подумалось девице, - да ты еще и так можешь? Престарелая кляча... Да на тебе пахать можно!"
- Конечно, - мяукнула она.
в туже секунду зазвонил телефон. Баба Маня вздрогнула и, отложив ручку, взяла трубку:
- Да? Аллоу?!
- Матвевна, пляши! - раздалось на том конце линии. - Прислали разнаряд новый! Пенсию подымают ажно с ентого месяца... Матвевна? Матвевна! Алё, шоб тя!
Баба Маня ошалело смотрела на доброжелательное личико юницы, и ей вдруг привиделся золотой обод нимба над иссиня-черной её макушкой.
- Свершилось, - пробормотала пенсионерка и схватила авторучку:
- Где подписывать?

   В телефонной будке, напротив окна бабы Мани, закрывая рот платком, хрипела в трубку рыжая девица в синей джинсе:
- Ал-лё! Матвевна? Ты слышь меня? Та шоб те поперхнуться... Алё-у!?
Едва подпись бабы Мани появилась на Договоре, рыжая бесовка повесила трубку на рычаги и медленно растаяла в воздухе.
***

К демонам Батя относился сдержанно, не величал по ихней иерархии, но и в шею не гнал. За то они платили ему той же монетой - еще ни разу в "Адмирале" не было ни пожара, ни буйства.
Темная княжна Шельма возникла на пороге в языке пламени, которое тут же угасло. Но бесовка в этот раз была не одна - за собой она вела старуху в вязаной юбке и пальто.
- Приветствую, - сухо и даже с нотками превосходства бросила Бате княжна. - Вот, принимайте постояльца.
Она кивнула на старуху.
- Надолго? - нахмурил седые брови старшина.
- На первую вечность, для начала, - ядовитая улыбка растянула тонкие губы Шельмы, - а там, спросим... может будут иные пожелания.

Проснувшись утром, Батя прошел на кухню трактира. Одобрительно кивнул бабе Мане, которой ничего не оставалось делать, как работать  в трактире посудомойкой после  категоричных слов старшины.
«Довольно с меня дармоедов! Целую вечность кормить и терпеть вас тут не собираюсь, хотите тут жить, назначаю старшей по тарелочкам. А нет? Дверь открыта»
А куда же бабе Мане идти? Так и согласилась отрабатывать за койку и еду.
Японец в черной бандане мастерски орудовал широченным большим ножом у стола. Снимая большие полоски рыбного филе, и метко отправляя их  в медный таз, что стоял на другом столе. Баба Маня уже привыкла к тому, что повара тут менялись изо дня в день, вчера был кондитер короля Генриха 4, перед ним кухарка самого Ивана Грозного, а сегодня этот ускоглазый. Ну, хоть лягушек не будет готовить, как недавний француз!
Батя поприветствовал обоих, Баба Маня улыбчиво ответила, а японец отложив нож, сложил руки ладошками перед собой и несколько раз поклонился.
Нечего уже не радовало старшину, все повторялось раз за разом, даже посещения демониц уже не  будоражило его, все опостылело, и он просто служил своему делу.
В трактире никого не было, и старшина  отрешенно опустился за один из столов и достал свой кисет, стал скручивать самокрутку.
- Это ещё что такое? – на пороге появился старик в больничной пижаме.
Батя вздрогнул и с сожалением посмотрел на рассыпанный по столу табак, потом  перевел взгляд на старика:
- Проходите, садитесь.
- Как я сюда попал? - напирал старик, оглядывая трактир.
- Дело нехитрое, - буркнул старшина, сгребая ладонью рассыпанный табак обратно на клочок бумаги.
- У меня процедуры! – не унимался старик. – Анализы!
- Завтракать будете? – спокойно спросил Батя прикуривая.
- Мне нельзя! Кровь ещё не сдавал.
- Много крови! Надо много крови! Очень много крови! – вдруг посреди зала возник воин, размахивая мечом.
За ним проявились две барышни в кружевных чепчиках на головах, они подошли к стойке:
- Нам две чашечки горячего шоколада, месье.
- А мне пинту пива! – выкрикнув за стариком косматый моряк и отодвинув того, прошагал к центру залы и плюхнулся за стол.
-Чертовщина какая-то, - возмущенно выдохнул старик. – Вам священник нужен!
- У же поздно, - ответил Батя, подавая шоколад барышням. – раньше думать надо было.
- Не поздно! – старик уцепился мыслью за священника. – Ещё пока не поздно… пока ещё не поздно.
Силуэт старика стал растворятся в воздухе. Моряк покосился на него, сплюнул.
- Вали давай к своему священнику, но не надолго. Скоро увидимся!

Стоя за стойкой трактира, Батя привычно протирал большим льняным полотенцем пивные кружки. Полулитровые и толстостенные, они смотрелись хрупкими игрушками в его больших  ладонях с короткими толстыми пальцами.
С самого утра настроение было ни к черту. Выйдя во двор, он наколол дров для печи – здесь это стало у него вместо зарядки, потом долго смотрел в небо. Серенькие тучки, из которых порой брызгал мелкий дождик, нагоняли уныние. Определить сезон года было невозможно – то ли ранняя весна, то ли поздняя осень. И так всегда, без изменений. Тоска…
Заглянув на кухню, бывший старшина чуть не плюнул с досады – опять восток! Китаец, кореец ли? Снова кланяется, как мартышка, и лопочет по-своему. Батя, конечно, разбирал все, что говорил этот Джунг Тхай (тьфу, язык сломаешь). Только до сих пор не мог привыкнуть к тому, что слышал-то он иностранную речь (все эти  мокта, альда, ёрихада), при этом полностью все понимая.  Но, вот чего он понять никак не мог – как есть то, что готовил этот великий повар (плохих сюда не посылали, это трактирщик выяснил давно). Батя заметил множество мисочек с какими-то зернышками, порошками и соусами самых разнообразных окрасок. Странные черные яйца и, как ему показалось, крохотные мышата заставили отвернуться, но пробкой он вылетел из кухни, когда понял, что лежит в большой деревянной миске - ножки кузнечиков и хвостики скорпионов были весьма узнаваемы. И теперь, занимаясь рутинными делами, Батя размышлял, что бы ему приготовить для себя – кашу или картошечку, ведь вкушать это восточное безобразие он, понятное дело, не будет.
Подняв глаза, трактирщик исподлобья оглядел зал. В дальнем углу, сдвинув вместе два стола, сидело почти тридцать человек, опять же, восточной наружности. Разодетые в живописные лохмотья, кое-где украшенные настоящими драгоценностями, вооруженные саблями и огромными пистолетами, они пили ром и вполне дружелюбно беседовали. Это было странно, ведь эти средневековые пираты попали сюда, после взаимной  драки при дележке территорий. Именно для них, очевидно, прислали этого повара, будь он неладен!
За другими столами сидели одинокие посетители из разных стан и времен. Кто-то пытался ковырять палочками рис, некоторые доедали вчерашние французские деликатесы.
Негромко хлопнула дверь. На пороге, внимательно оглядываясь по сторонам, стояла высокая полногрудая женщина. Одетая в длинную юбку с широкой оборкой и красную атласную кофту со стоячим воротничком и множеством мелких пуговичек, она излучала спокойную уверенность, схожую с высокомерием. Темные волосы, гладко зачесанные назад, были укрыты ярко расшитым платком, хитрым образом завязанным на затылке. Как правило, новички терялись в этом необычном месте, но женщина неспешно огляделась и прошла прямо к Бате, безошибочно определив хозяина. 
Не теряя достоинства, она отвесила поясной поклон и заговорила на русском языке мягко, по южному,  выговаривая слова. А Батя, тертый, битый жизнью мужик, глядел на нее во все глаза и млел, сам того не замечая. По одежке он узнал в ней казачку, правда не разобрался – с Дона или с Украины. Женщина поздоровалась и спросила чего-нибудь поесть.
Глядя на соотечественницу, трактирщик судорожно думал, чем же ее покормить. Он знал, что все, попавшие сюда испытывают сильное чувство голода – один из посетителей как-то пытался объяснить ему, что так может действовать переход сюда из реального мира. Бывший старшина запомнил слово энергия и понял, что при переходе сюда люди тратят много сил.
Он усадил казачку за ближний стол, и сам прошел на кухню, чтобы принести еду. К счастью, осталась вчерашняя привычная еда, не пришлось позориться с жареными скорпионами.
Когда гостья поела, Батя, спросив разрешения, подсел к ней за стол и завел разговор про ее прошлую жизнь.  Аксинья, в самом деле, оказалась вдовой-казачкой из донской станицы. Неожиданно, она спросила:
- А мы сейчас где? Я умерла, да?
Споткнувшись на полуслове, трактирщик спросил:
- Почему ты так думаешь?
- На меня напал медведь. Это последнее, что я помню…
Внезапно, позади раздались звуки громкого спора и звон металла. Оглянувшись, Батя увидел двух пиратов, выхвативших сабли и ножи. Сидевшие за столом моряки пьяными выкриками подбадривали спорщиков. Трактирщик давно уже не вмешивался в такие разборки – повредить себе  или другим мертвые посетители не могли – так пусть потешатся, выплеснут гнев. Но в следующее мгновенье увидел Аксинью. С решительным и злым лицом, она двинулась к забиякам. Ловким, почти незаметным движением она выхватила оружие у ближнего пирата, а тот от неожиданности только молча раскрыл рот. И тут же, получив увесистую затрещину, отлетел в сторону. Сильной уверенной рукой казачка крутанула саблю так, что лезвие слилось в мерцающее пятно, отделившее ее от второго противника. Тот отпрянул, выставив вперед свое оружие. Аксинья тут же направила саблю так, что она, как змея, обвила другое лезвие, выдернув его из рук остолбеневшего врага. Взлетевший клинок воткнулся в соседний стол, а казачка рубанула наотмашь, влепив саблю в лицо пирата.  Лезвие она умело направила плашмя и явно умерила силу удара. Поэтому, противник отлетел на руки собутыльникам, держась за щеку, на которой вздулась багровая полоса.
Кто-то за соседним столом восторженно произнес  «Ай, да баба!», на что Аксинья не обратила внимания. Она вернулась на свое место и чуть презрительно спросила улыбающегося Батю:
- Что, мужиков здесь нет?
Тот коротко объяснил ей, почему сам не бросился разнимать спорщиков.
- Вот, значит, как… Так что же с нами будет потом? – Аксинья удивленно оглянулась, поскольку шум пьяного застолья внезапно утих – пираты исчезли, отправившись дальше.
- Вот это и будет, – кивнул трактирщик, - а подробнее мне знать не положено.
- Ну, и… когда?
- У кого как. Некоторые, бывает, и неделю валандаются.
И, поднявшись, сухо и коротко произнес:
- Пойдем, покажу твою комнату.

Однажды в "Адмирале" было необычно тихо. Никто не гремел посудой, не вел разговоров за согревающим пуншем и не играл в карты.  Батя удивленно оглядывал зал и в который раз брался протирать чистые миски и стаканы. Старшина догадывался, что затишье бывает перед бурей, но что может случиться в трактире, представить не мог. "Адмирал" жил какой-то своей жизнью, временами становясь крепче гранита, а иногда регенерируя с потрясающей быстротой, отращивая новую мебель заместо разрушенной в потасовках.
И вот, буря началась: в каминной трубе недобро завыл ветер, за окнами потемнело и свечи в деревянных колесах-люстрах вспыхнули неестественно ярким огнём. Дверь трактира распахнулась, пропуская высокую даму в бордовом дорожном плаще.
"Принесла нелегкая, - подумал старшина, узнав в гостье Морриган. - Да еще и не одну!" Из-за спины дамы в бордо виднелись края черной накидки Эль. Через мгновение она высунулась и громко выпалила:
- Хола, Падрэ! Комо эстас? (* как поживаешь?)
Батя нахмурил косматые седые брови, но  широким жестом пригласил путниц в зал:
- Добро пожаловать, - с натугой произнес он, выдерживая пронзительный взгляд Морриган,- прошу, располагайтесь где вам будет удобно. Трактир в вашем распоряжении.
Он успел заметить, как удивленно вытянулось лицо Эль, недоуменно оглядывающей пустую залу. Но почти тут же Морриган решительно выступила в перед и, отмечая каждый шаг стуком высоких каблуков, прошла к камину:
- Еще бы,- буркнула она, протягивая руку в красной перчатке к  потухшим углям,- ненавижу человеческое отребье.
Тут же угли послушно раскраснелись и даже занялись призрачным синеватым огнем, потянуло ароматным дымком.
- Ой-ла! - внезапно выступила Эль, упирая руки в бока. - Чем это несчастенные альмас* (*души) есть отребье?
Морриган не шелохнулась, продолжая греть руки у камина. Лишь скорбно поджала губы и прикрыла глаза.
- Ойё! - напомнила о себе Эль. - Я есть говорить!
- Мон дьё, - пробормотала демонесса и обернулась, выжимая снисходительную улыбку:
- Иногда ты "говорить" слишком, - заметила она, - слишком много, слишком громко и слишком зря. Мы можем отдохнуть здесь без посторонних чавкающих лиц. Разве это плохо?
- Нье-ет, - пожала плечами ангел-дармоедка, - но...
- Бон! - тут же перебила её Морриган и властным движением руки указала на небольшой стол у стены. - Присядем?
Когда гостьи расселись, к ним подошел Батя:
- Чего изволите? - пробубнил он, стараясь не встречаться глазами с демонессой.
- Вина, сыр, зелень, - мягко произнесла Морриган, - и пару-тройку сплетен, поинтересней.
Старшина покорно кивнул:
- Княжна с четвертого круга недавно притащила постоялицу, - начал рассказывать он, - бабка, как бабка, свихнувшаяся на личном благополучии...
- Несчастная душонка, да? - фыркнула Морриган, награждая Эль насмешливым взглядом. - Что еще?
- Вторую комнату казачка заняла, - продолжил Батя, и уважительно покосился на второй этаж, куда выходили двери комнат. - Молится много, но пока здесь, дальше не идет...
- Монахиня? - в тоне Морриган прозвучало удивление.
- Казачка, - упрямо повторил Батя.  Сердито поднял глаза на демонессу и тут же угодил в ловушку её взгляда. Морриган не стала углубляться в сознание старшины, лишь посмотрела эпизод с дракой.
- Бой-баба, - она презрительно покривила губы. - Что-то одно отреб... - она замолчала и покосилась на Эль, - гм! Что-то одни "добренные альмас". Ни одного аристократа. Скука! Где моё вино?
- Сию минуту, - пробормотал Батя, стараясь удержаться от поклона. - А тебе? - он обратился к Эль,
- Ты сам знать, - подмигнула ему ангел. - Но, погодить секунда, порфавор! Скажи, что ты хотеть для себя?
Батя удивленно поднял брови:
- Что? Как? Это... В каком смысле?
Он недоуменно переводил взгляд то на Эль, то на Морриган.
Ангел насмешливо щурила карие глаза и озорно улыбалась, демонесса же сохраняла каменное спокойствие. Стащив с левой руки перчатку, она разглядывая кровавый маникюр.
- За все надо платить, - прошелестел трактирщик, - и если я попрошу... то цена может оказаться...
- Естественно, - холодно отрезала Морриган. - Свобода и смерть - очень близко ходят. Се врэ *(*это истина).
Она повернулась к Эль:
- Он тоже отребье. Все помыслы лишь о себе.
- Он просто не совсем понимать, - дернула плечами ангел, - Падрэ очен-но хороший посадеро* (трактирщик)
Морриган рассмеялась. Смеясь, она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди:
- Иван Порфирьевич, - обратилась демонесса к старшине, - не каждый день здесь спрашивают о ваших желаниях, а?
Батя молчал, крутя в плотную дулю столовое полотенце.
- Да так, Маргарита Федоровна, - тихо произнес он, - раз на раз не приходится... Поймали вы меня... снова. Замечтался о не сбыточном. Прощенья прошу.
Он повернулся и зашагал к стойке. Через несколько минут он вернулся с подносом:
- Вино, сыр, зелень, - бубнил Батя, расставляя бокалы и тарелки на столе.
- Падре, - выпалила Эль, - скажи, миг жизни посреди посмертия, это есть благо или мука?
Трактирщик забрал пустой поднос и еще немного постоял, размышляя. И Морриган и Эль внимательно смотрели на него.
- Вы что задумали? - наконец спросил Батя. - Жизнь это самое прекрасное, что есть у человека. Вы ею дразнить вздумали?
Демонесса и ангел перегелянулись. Морриган чуть изогнула левую бровь,  Эль моргнула и завозила указательным пальцем по виску:
- Но, не дразнить, - неуверенно начала она, - просто... мы разбирать кое-что в Лавке и найтить...
- Мы нашли час времени, - вступила в разговор Морриган. - Тот, кому оно принадлежало растворился, став единым со Вселенной. Он был очень, очень древним.
- Си! - подхватила Эль. - Но времь-я отличенного качества, прекрасенно сохранилось. Мы не есть уверенны, что если его дать кому-то, оно не быть во зло. Анимас в посмертии привыкать, как есть. И вдруг - ой-йя! Жизень! Свет, воздух, чувстенность, радость и слезы! И всего уна хора* (* один час), а потом - умирать опь-ять.
- И еще, - мягко проворковала Морриган, - было бы неплохо осчастливить жизнью кого-нибудь достойного: лорда, герцога, короля... а не отребье, вроде босяков, у которых ни гроша, ни связей...
Батя смотрел на эти две странные сущности, которые когда-то были одной единой душой, и вдруг поймал себя на мысли о том, что они лишь играют во взрослость. На самом деле тринадцатилетняя девочка, которая их объединяла, так и живет в каждой из них.
- Вот что, голубушки, - распорядился старшина, - давайте-ка эту бутыль с жизнью ко мне в погреб определим. Авось сгодиться кому, перед вечностью дела доделать. Если угодно, я этого вдруг очень захотел. Желание моё такое, понятно? И хватит посетителей удерживать, пускайте. Не побеспокоят они вас, ничего.
Морриган состроила оскорбленную мину и, протянув руку к бокалу, сделала глоток. Эль же наоборот довольно улыбалась, поглядывая то на демонессу, то на старшину.
- А бон, - неохотно проворчала Морриган и неуловимым движением превратила бокал с вином в причудливый флакон. - Вы, Иван Порфирьевич, сегодня подали определенные надежды. Пусть ваше желание исполнится.
Она протянула старшине ладонь в красной перчатке,  на которой таинственно искрилась необычная склянка:
- Ровно час жизни. Распоряжайтесь им по своему усмотрению.
Едва Батя взял флакон в руки, хлопнула входная дверь. В трактир вошел первый за сегодня посетитель....

Ну, вот и всё. Комплекс космической станции медленно отдалялся, становясь большой блестящей точкой. Жирной точкой в жизни Степана Попова, космонавта, только что поставившего рекорд пребывания в открытом космосе. Как вышло, что расстояние между его скафандром и шлюзом превысило невозвратное? Сейчас Степан не мог сказать. В наушниках еще были слышны взволнованные реплики координаторов полета, обещания спасения и пожелания держаться до последнего. "Ну вы держитесь там, и хорошего вам настроения"- внезапно вспомнилось Степану, заставляя улыбнуться. Кислорода ему хватит еще очень надолго, неподвижному человеку много не надо, а регенератор еще протянет не менее суток. Сначала откажет система жизнеобеспечения и с одной стороны станет жарко, а с другой - очень холодно. "Этакий персональный ад в Артике: как раз к Солнышку задом, вот и пришкварит пятую точку", - продолжал размышлять Степан. Очень захотелось снять шлем и покончить со всем одним махом. Хотя и в этом случае махом не выйдет - в вакууме даже глубоком, космическом, человек может протянуть минуты две... Но это гораздо меньше, чем сутки поджаривания и одновременное замораживание.
"И хорошее настроение не покинет больше ва-а-ас", - Степан неуклюжими пальцами в перчатках попытался ухватить клипсы крепления.....

***

Батя набирал воду из колодца, выливая ведро за ведром в горловину большого бака из нержавейки. Бак стоял на тележке, которую потом старшина отвозил на кухню - поварам. Отчего-то ни один из постояльцев "Адмирала" ни разу не выразил желания натаскать воды. И дело было не в лени или боязни тяжелого труда. Однажды Батя спросил у Эль, отчего пришельцы боятся воды. "Анхель-гранде" секунду размышляла, потом состроила гримаску и протараторила на испанском о том, что темна вода в облацех.
- Да и не воды они боятся, - заявила в конце тирады Эль. - Они же пить и мыть в трактире, но проблемас. Би-й-ен (* колодец), вот что есть бояться. Эсто компрендо?
Про колодец старшина и сам догадывался. Поняв, что его "почему" остался без ответа, он промолчал и продолжил снабжать водой кухню самостоятельно.
  Бак был уже наполовину полон, как вдруг в колодце зашумела вода и фонтаном ударила в небо.
- Екарный бабай! - выпалил Батя и, закрывая голову руками, рванул под навес.
Струя воды била вверх метров на пять и в обхвате совпадала с диаметром колодца. Почти сразу вокруг стало очень мокро, утоптанная земля скрылась под толщей воды.
- А ну, хорош шалить! - потребовал старшина из-под навеса. - А то алебастром накормлю!
Фонтан дрогнул и выплюнул сперва круглый шлем, а затем и белый скафандр с человеком внутри. После этого безобразие вмиг закончилось, столб воды ушел в колодец. Пару секунд Батя прислушивался к тишине, в которой явственно проступало журчание и потрескивание впитываемой в почву воды. Внезапно человек в скафандре зашевелился. Выплюнув воду, он закричал - негромко, обреченно и устало, словно не от страха, а по принуждению. Батя всплеснул руками и решительно зашагал по воде на помощь пришельцу...

Степан некоторое  время приходил в себя, осоловевшим взглядом разглядывая распоротый на земле скафандр, зелень начинающейся весны и голубое небо. Он сидел под навесом в сухом исподнем, которое напялил с помощью Бати и пытался остановить галоп мыслей. Степан прекрасно помнил свою смерть: открыть шлем он так и не решился, но ему повезло - сдох регенератор и воздуха стало не хватать.  Что самое обидное, он не так уж далеко отдалился от станции, она так и маячила в визоре шлема жирной сверкающей точкой. Потом сознание покинуло космонавта, он провалился в черный колодец. Ощущение падения Степан помнил отчетливо, а вот дальнейшие события слились для него в радужный клубок.

- Посиди, посиди, - Батя заботливо накинул на плечи шерстяное одеяло. - Куришь? У нас это запросто...
- Не, - Степан покачал головой, - не приучен. Благодарствую, отец.
Отец... Старшина невольно дернулся. Так его не называли очень давно, он пристальнее взглянул на парня. Тот еще не отошел от хода, взгляд потерянный, но хоть дрожать перестал, согрелся.
- Напугал ты меня, малой, - добродушно заметил старшина, - как шарахнул, словно трехдюймовка пальнула....
Он замялся, понимая, что парень мог и не знать о ЗиС-3, особенно, если учитывать его необычный скафандр.
- Э-э-э, - промычал Батя, собираясь с мыслями, - ты сам-то откуда будешь?
Степан пожал плечами и кивнул на небо:
- Оттуда.
Как объяснить столетнему человеку, что ты - космонавт? Степан не знал, да и не чувствовал в себе сил что-то объяснять. К его удивлению, пожилой человек в линялой гимнастерке ничуть не удивился, лишь кивнул:
- Много вас, таких, с неба валиться, - пробурчал он и похлопал Степана по плечу: - Ну, идем, идем. Чайку попьешь, баранок пожуешь, глядишь и оклемаешься.

***

Трактир произвел на космонавта гнетущее впечатление. Он сел за предложенный Батей стол и закрыл лицо ладонями.
- Эй, Небеся, - шутливо окликнул его старшина, - ты что зажурился так? Али испугался чего?
Степан открыл лицо:
- Это - галлюцинации, - объявил он, - у меня агония от кислородного голодания, и мозг рисует картинки, которых нет.
- Ну-ну, так уж и нет? - хмыкнул Батя. - На-ка, чайку горячего глотни...
Он поставил перед пришельцем стакан в железном подстаканнике.
- Чая тоже нет, - упрямо проворчал Степан, - смерть это финал, потом личность разрушается вместе с носителем, перестает существовать.
- Но ты же существуешь? - возразил старшина.
- Этот означает, всего лишь то, что я еще жив, - пожал плечами Степа и машинально придвинул чай к себе.
Батя уважительно кивнул и, поставив блюдо с баранками, удалился за стойку. Степан тем временем, что-то для себя решив, пригубил чай и взял баранку.
- Пошло дело, - улыбнулся в усы старшина.
Стараясь не привлекать внимания он выскользнул на кухню, а оттуда - во двор. Прокравшись до конюшни, он оседлал пегую кобылу и тихонько вывел её на дорогу. Через мгновение старшина мчался в надвигающийся закат, не скупясь на шенкеля.

***
Батя гнал лошадь, стараясь сосредоточится на месте, куда следовало попасть. Но мысли разбегались, и дорога летела под копыта кобылы бесконечной лентой, пейзаж крутился по сторонам, словно намотанный на огромные валки. Зак атное солнце висело, как приклеенное, и резало глаза. Пот покатился со лба на брови, а потом и по щекам, гимнастерка потемнела. Батя почувствовал усталость, ослабил хватку и припустил повод. Лошадь охотно перешла с галопа на рысь. Пейзаж замедлился, но не изменился и старшина знал, что позади маячит черепичная красная крыша "Адмирала".
" К кому? Живая вода или мертвая? И почему даже здесь нет идеала?" - неслись вскачь мысли Бати. Он не заметил того момента, как кобыла оступилась, и сила инерции выдернула его из седла.
"П"№;ц!" - успел подумать старшина, прежде чем черный покров бессознания не накрыл его с головой. Очнулся Батя от холода. По привычке, старшина резко поднялся, и его мокрая гимнастерка захрустела корочкой инея.
- Ну, здрасте, приехали, - пробормотал Батя, обхватывая себя руками и выпуская изо рта облачко пара.
Старшина осмотрелся: он находился в кособокой комнате с огромным, во всю стену окном. Через пару мгновений Батя сообразил, что это мансарда. Комната не выглядела жилой - на полу валялись пыльные обрывки холстов, пустые банки из-под красок и засохших кисточек. Окно мансарды было открыто и в нем маячил знакомый черный силуэт с широкополой шляпой. Батя приблизился: дармоедка, упакованная в роскошный теплый плащ с меховым воротником, стояла на карнизе и кого-то пристально высматривала в бинокль.
"Десятикратный, морской", - на автомате подумал Батя и кашлянул. В мансарде теплее не становилось и  гимнастерка старшины с каждой секундой все больше и больше приобретала сходство с фанерой.
- Кар-рамба! - выпалила Эль,  едва не вывалившись с карниза от неожиданности. - Кто здесь?!
Оглядев замерзающего Батю она успокоилась и шагнула в комнату:
- Падрэ! Ты есть совсем снеговик здесь. Ки паса? * (что случилось?) Почему ты придтить? Тебя кто отпускать? Трактир провалить к Мо в Тар-тар? Что ты молчать? Ты мень-я напугал! Это не есть хорошо, это оченно даже плохо! Пугать мень-я, си!
Старшина кивал её болтовне и пытался не чихнуть. Но его попытки оказались тщетными и оглушительный его чих заставил нежно зазвенеть стекла в мансардном окне.
- Ой-ля... - пробормотала Эль. - Ты есть енфермо*! (больной*)
- Не, - Батя потряс головой, - я есть холодный. Можно сделать немного теплее здесь?
Ангел смерила старшину оценивающим взглядом, потом покосилась в окно мансарды, наконец, остановила взор на бинокле, что сжимала в руке:
- Эх-ххх, - тяжелый вздох сорвался с её уст, - люди всегда есть люди.... Ужасенно!
Совершенно не заботясь об оптике, она отшвырнула бинокль и шагнула к Бате. Вцепившись в его плечи обеими руками, она сжала пальцы так крепко, что даже бывалый старшина охнул. В тот же миг мансарда исчезла, и они появились у дверей "Адмирала".
- Э буэно, - довольно улыбнулась Эль, отпуская Батю и стаскивая меховые перчатки, - полагать, мне положен бокаль-ечик де рон карибьено*!(карибский ром). За спасение одного не оченно умённого Падрэ...
- Обойдешься, - буркнул старшина и решительно прошел в трактир.

***

В трактире все было без изменений, и у Бати немного отлегло. Все же оставить без присмотра трактир - огромный риск загреметь даже не в развоплощение, а куда-нибудь  к бесам, в прислужники. И те спуску давать не будут, уж эти натуры он изучил неплохо.
- А вот и хозяин пожаловал, - из-за стойки навстречу Бате двинулась Аксинья - казачка, задержавшаяся в "Адмирале", - ну, здравствуй.
- Здравствуй, - сразу севшим голосом выдавил старшина, соображая, сколько же времени он мог отсутствовать. Но Аксинья разрешила его замешательство:
- Что ж так вот, все бросил, побежал? - поинтересовалась она, сурово сдвинув брови, - Хоть бы сказал, уж присмотрела за хозяйством твоим. Хорошо, на час убежал, а как если бы на седмицу? Народец тут лихой, разберут хату, ей-же-ей. Или подпалят.
Батя обтер ладонью оттаявшие усы и выдавил "Спасибо". Аксинья еще секунду хмурилась, но тут в дверях появилась Эль. Казачка ожгла Батю яростным взглядом, развернулась на мысках и стремительно поднялась в свою комнату. Хлопнула дверь и брякнул закладываемый на скобы засов.
- Ой-ла, - хихикнула ангел-дармоедка, - э ки пасьонез* (какие страсти).
- Женщина - всегда женщина, - виновато пробубнил Батя, отирая лоб рукавом гимнастерки, - думал, сейчас врежет, ей-богу!
Эль в ответ засмеялась и уселась на высокий табурет у стойки:
- Аси, теперь рассказать, на кой дьябло тебе понадобить варить всю эту кашу?
Батя нашел глазами Степана за столом и, вздохнув, поставил на плиту турку с кофе:
- На кой, на кой... - проворчал он и улыбнулся Эль,- да вот на той. Потому и кофием тебя поить буду.
Эль Дьяболика картинно подперла рукой щеку и устремила озорные глаза к потолку:
- Кошмаренный ты человек, Падрэ, - притворно вздохнула она, - все про всех знать!
- Ну, а то ж, - продолжал ухмыляться старшина, - не первый день здесь.

***
***

Степан потихоньку втянулся и незаметно для себя прикончил все баранки на блюде. Спохватился лишь на последней. На станции рацион был скудный, космическая еда в тюбиках хоть и имеет вкус и даже запах, но все равно, когда ешь, ощущение что картон жуешь. А тут - баранки! Да еще чай крепкий, душистый, с сахаром!
"Весьма приятная галлюцинация", - усмехнулся про себя Степан и доел последнюю баранку. Самочувствие на удивление было хорошим, космонавт чувствовал себя свежим и бодрым. Он поднялся из-за стола и стал расхаживать вдоль прохода с интересом разглядывая остальных посетителей.
"Этого я представлял, когда читал Лондона, - думал Степан, классифицируя гостей трактира, - а эта парочка, похоже, из какого-то кино, сейчас не вспомню. По видику в детстве смотрел. Эта компания..."
- Эй, чувак, чего зенки пялишь?
Не шибко привлекательной внешности "браток", косая сажень в плечах, коротал время за бутылкой водки. Степан подошел к нему:
- Привет, - поздоровался он. - Я тебя знаю?
- Да мне до лампады твой привет и знания, - быканул "браток", - че ты тут трешься, высматриваешь?
- Ну,- космонавт пожал плечами, - знакомлюсь. Со своим внутренним миром.
- С че-е-м? - скривил губы "браток".
- Ну, с галлюцинациями своими, - - поведение этого агрессивного видения стало забавлять Степана. - С тобой, например.
- Чё сказал?! - "браток"поднялся, демонстрируя широкую волосатую грудь с золотой цепью в проеме распахнувшегося малинового пиджака. - Какой я тебе, кишка, пример?!
- Да ладно, ладно, - Стёпа поднял руки и сделал попытку отступить на шаг, но налетел на стол и что-то опрокинул.
- У-а-а-а-а-а-а! - взревели за тем столом и раздался грохот опрокидываемой мебели.
Степа обернулся и успел заметить, как одноглазый корсар, облитый пивом,  в бешенстве переворачивает стол и вытаскивает из-за пояса вполне настоящий хорошо наточенный тесак. Ошарашенный увиденным космонавт невольно попятился, и тут свет померк в ясных Степиных глазах. "Браток", воспользовавшись замешательством оппонента, с размаху приложил бутылку  о темечко непутевого космонавта. Тот рухнул, как подкошенный, а корсар и браток вдруг исчезли, лишь звякнула об пол пустая бутылка "Столички".

***

Сознание вернулось мучительно и больно. Голова гудела, перед глазами плыли разноцветные круги. Вокруг - чернота космоса. Там, в направлении ног, матушка-Земля, а чуть выше сверкает точка космической станции. Скафандр изрядно раскалился в своей задней части, и Степа, несмотря на общее контуженное состояние, начинал испытывать определенный дискомфорт.
"Галлюцинации, - вздохнул он про себя,  - а ведь почти поверил..."
Он грустно смотрел на сияющую точку, морщась от обжигающих прикосновений скафандра к телу. Вдруг где-то совсем рядом ему почудилось движение. Степан повернул голову и обомлел! Прямо на него мчалась всадница в черном, на вороной лошади.  Её длинные волосы и плащ развевались на несуществующем в космосе ветру, из ноздрей коняги клубами валил белый пар. Если бы Степан услышал цокот копыт, он тут же решил, что это очередное видение... Но всадница приближалась в полной тишине, как и положено в вакууме.
Приблизившись к Степану, она вскинула руку, и толстая плеть беззвучно рассекла пространство и обвилась, точно змея, вокруг ноги космонавта. Всадница поворотила коня и направилась к станции, волоча за собой на буксире потрясенного Степана. Пять, шесть, семь, восемь секунд и вот он - открытый приемный люк шлюзовой камеры! Внезапно плеть ослабла, и Степан по инерции влетел в шлюз. Сразу сработала автоматика, камера закрылась, началось заполнение. Но Степан, хоть изрядно и обессилел от приключения, собрал силы и подплыл к обзорному иллюминатору. Сейчас он думал только об одном - сошел ли он с ума или спасение случилось на самом деле?
За двойным толстым стеклом безразлично мерцали звезды и никого не было. Стёпа обреченно ткнулся забралом шлема в иллюминатор - все-таки, сумасшествие. Вдруг с той стороны стекла выплыло лицо его спасительницы. Она весело подмигнула Степану, и вскинула правую руку. Космонавт невольно отпрянул назад, в иллюминатор уставилось холодное дуло кольта. Звук выстрела слышен не был, но Степа видел, как яркая вспышка выстрела выталкивает из жерла оружия толстенькую острую пулю. Она вмазала точно в центр иллюминатора и не пробив его, отскочила в пространство, оставив на стекле заметный скол.
Степан заметил сигнал о заполнении шлюза воздухом. Он открыл клипсы и стянул с головы шлем. Потом скинул лямки и вылез из скафандра: "Надо сообщить в ЦУП о своем спасении, - подумал космонавт, - но, черт возьми, как его объяснить?"

***

Черный силуэт "анхель-гранде" маячил на карнизе мансардного окна. Вечерело и мороз усиливался, но от него Эль защищал добротный теплый плащ с меховым воротником и теплые перчатки. Дармоедка продолжала наблюдение используя военный бинокль, правда с уже треснутым стеклом. В мансарде теперь царил порядок и от буржуйки веяло жаром. Молодой мужчина в свитере и домашних тапках сидел за письменным столом. Перед ним стояла печатная машинка, заряженная чистым листом бумаги. Мужчина пригладил ладонью коротко стриженные абсолютно седые волосы и поднялся из-за стола:
- Сегодня суббота, - напомнил он Эль, подойдя к окну, - выходной.
Дьяболика кивнула:
- Си, и сторож делать обход на четверть часа раньше, чем на будень.
Мужчина смотрел сквозь стекло на улицу. На той стороне с потухшими окнами возвышалось здание Национального Банка.
- Зачем ты хочешь его ограбить? - спросил он. - Ангелы не грабят банки.
Эль фыркнула и слегка толкнув мужчину, шагнула в мансарду:
- Анхельс не грабят, - веско заявила она, - но я - анхель-гранде, и мне моженно!
- Хорошо, хорошо, - мужчина махнул на неё ладонями, и плотно затворил раму окна, - но зачем? Деньги, золото, драгоценности - они не имеют смысла.
Эль уже шагала к  дверям. На секунду она остановилась:
- Затем, чтобы купить все звезды!  Стьёпа, ты должен менья понимать, ведь звезды это самое прекрасенное, что есть. Или как?
Бывший космонавт Степан Попов отвел глаза, взглянул на пышущую жаром буржуйку в углу, на неначатый лист, торчавший в пишущей машинке, на старый торшер с выцветшим пожелтелым абажуром и опустил глаза.
- Адьос! - хлопнула входная дверь, в мансарде стало тихо и пусто. Стёпа вздохнул и прошел за письменный стол. Надо начать новый роман, потому что это и есть самое прекрасное в его теперешней жизни.

В это время Сергей всегда любил после работы наслаждаться закатом, он сидел у себя в саду за самодельным столиком и попивал из банки пиво. Одинокая жизнь наложила свой отпечаток на его характер. Сергей стал нелюдимым. Изредка  заходил к нему сосед Пашка, когда тому было охото выпить и навязчиво поговорить о пришельцах, на коих тот был просто помешан. Сергей усмехнулся, вспомнив о  Пашке и, посмотрел на звёзды.
    Верху неожиданно появился большой круглый шар, он ярким красным пятном на фоне черного безлунного неба летел в сторону Пашкиного дома. Сергей поперхнулся, встал, ему показалось, что над головой вертолёт, но никакого характерного звука не было слышно.
    Через несколько секунд загадочный шар ускорился и стал опускаться. Сергей не отрывая взгляда от странного объекта поспешил в туже сторону и со всего маху приложился головой об толстый сук яблони.

«»»
Батя, напевая под нос «Катюшу» самоотверженно крутил ручку колодца во дворе трактира. Будни старшины повторялись день изо дня, воды наносить, дров нарубить,  стаканы начистить до блеска…
- Надо же! А вы такие же как мы! – Сергей ошарашено смотрел на старшину, колодец и бревенчатый трактир за спиной Бати.
Старшина замер и оглянулся:
- Это почему я должен быть другим? Подай лучше ведро.
Сергей пожал плечами и шагнул в ведрам, одно  уже было наполнено водой, второе подставил  Бате, и тот проворно вылил в него воду из вытянутого ведра с колодца.
- Вот только не говорите, что вода вам нужна для полетов, - пробубнил Сергей.
- Для каких полетов? – удивился старшина, - вода нужна для многих целей, но чтоб летать…
- Как вы это сделали? – продолжал оглядываться Сергей
- Что?
- Вот это всё? Ночь-день, что это за сарай? – Сергей указал на трактир. - И где ваша ракета или что там у вас? Тарелка?
- А! Тарелки на кухне, - улыбнулся Батя, пройдемте.
Он подхватил вёдра и прошагал к трактиру.

Сергей провожал взглядом этого странного седовласого пришельца одетого в солдатскую выцветшую одежду и сосредоточенно соображал, почему инопланетянин выбрал именно этот образ. Не, он понимал, что предстать в образе зеленого человечка, или монстра с щупальцами, или как они там выглядят эти гуманоиды – пришелец не мог. Но, черт возьми, почему солдат, почему так изменил реальность вокруг? Что за  трактир, вода в вёдрах колодец этот… Сергей заглянул в нутро колодца, потрогал его за ручку, ничего необычного, провел пальцами по мокрому ведру, потом понюхал пальцы – никакого запаха. Лизнул руку – вода, как вода.
Скрипнула дверь трактира, спина старшины уже маячила в проёме.
- Эй! Зачем я вам нужен? – выкрикнул Сергей, но старшина исчез внутри трактира.
Он реально не понимал, чем он так понравился пришельцам. Жил себе никого не трогал, ладно бы к соседу нагрянули, Пашка все приманки  радиомагнитные для НЛО ставил, даже нацарапал какое-то послание  на крыше братьям по разуму. Может, соседа дома не оказалось? А Сергей под руку попался.
«Еще разберут на органы!» - пронеслась колючая мысль в голове, и все его тело покрылось ознобом. 
Сергей решительно двинул в обратную сторону от  трактира, к выходу со двора. У него сильно разболелась голова, дрожь в теле не проходила, ноги словно налились свинцом и стали тяжелые, но он упорно шагал, желая подальше удалится от странного пришельца. Теперь он  сам убедился, что пришельцы существуют, а ведь все время думал, что Пашка умом поехал, теперь не рехнуться бы самому…

«»»
Непонятная возня вокруг привела Сергея в чувство, он прислушался к шорохам – зверьки что ли какие шуршат? Тут же слышался шелест листвы и какая-то настырная птица  свиренчала  обрывочными хриплыми трелями. Он распахнул глаза, в луче света над ним склонилось оранжевое овальное пятно с большими, даже огромными глазами на фоне этого эллипса.
- Приветствую, - произнесло существо мягким приятным голосом, растягивая гласные звуки.
- З-здравствуйте, - с трудом выдавил из себя Сергей, всё еще не отойдя от шока.
Тонкая рука существо протянула Сергею  банку с пивом, тот уставился в немигающие глаза и отрицательно мотнул головой.
- Хорошая вещь, нам понравилось, - промолвило существо.
Сергей сел, ущипнул себя за руку. Он не мог допиться до таких чертиков, или белочки… или что это такое? То солдат с ведрами и странным трактиром «Адмирал», то это с пивом, с его собственным пивом, между прочим! А сад его, его яблоня, его край дома виднеется справа. Сергей теперь полностью рассмотрел существо, тонкие палки руки и ноги оранжевого цвета, торс вполовину толще, но обтянут чем-то серым, на фоне огромных глаз нос кнопочка и щель рта были почти незаметны, ушей не видно и тут Сергей увидел хвост!  Существо подняло хвост и тут же опустило, и мысль о белочке основательно засела в мозгу у него.
- Так вот ты какая белочка? – выдавил он из себя.
- Ты думал вылезет зелёный человечек с бластером, - усмехнулся пришелец, - но мы не такие.
- Откуда вылезет? Мне ещё зеленых человечков не хватало, мне помощь нужна! Я с ума сошел, сгинь! – Сергей активно замахал руками, пытаясь избавиться от наваждения.
Но тут увидел, что оранжевых трое.