Страшный суд

Архангел грозно вострубил в трубу. Эхо отозвалось по всей земле, и не было под небом уголка, где не слышали бы этот суровый звук. И те,  кто жил, бросили все свои дела и пошли на зов трубы, и те, кто уже почил, встали из мест своего последнего пристаниза и потянулись вслед за ними. Настал час Страшного суда.
Раскрылись небеса, и сам Господь явился людям. И море народа заполнило землю, и каждый ждал своей участи. И нельззя было скрыть ни один грех, ни одну провинность, и каждому присуждалось то, чего он был достоин. И каждый подходил к Господу, и каждому Господь выносил приговор, а Сын Его, сидящий годесную от отца, помогал Отцу Своему.
И предстали перед Господом двое - он и она. И спросил Господь Сына Своего:
- Чем славен этот человек и чем он грешен?
И посмотрел Сын Его в книгу, где записана вся правда обо всём, что когда-либо случалось в мире, и возрадовался:
- Праведную жизнь вёл этот человек! Был он добрым и честным, не желал зла ближнему своему и не делал ему того, чего не желал бы для себя. И бывало ему трудно, и снисходили на него испытания, но не ожесточил он сердца своего и не стал притеснять и унижать ближнего своего.
И возрадовался Господь, и сказал:
- Хвалю тебя, праведный человек! Ты достоин вечного блаженства, и войдёшь ты в Цанрствие Небесное, и будешь пребывать там во веки веков. Иди же, Ангелы ждут тебя!
Но сказал человек:
- Позволь мне, Господи, дожэдаться жену мою, поскольку не хочсу я разлучаться с нею даже на то короткое время, пока Ты будешь судить её.
И спросил Господь Сына Своего:
- Чем славна эта женщина и чем она грешна?
И посмотрел Сын его в книгу, и опечалился:
- Неправедную жизнь вела эта женщина! Завидовала она ближним своим, и невалась на них, и злословила на них, и не поступала с ними так, как хотела бы, чтобы поступали с ней.
И огорчился Господь, и сказал:
- Порицаю тебя, грешная женщина! Недостойна ты Царствия Небесного, и не могу Я тебя впустить в него. Иди же в преисподнюю!
Но сказал ждавший жену человек Господу:
- Господи! Молю теба - не разлувчай нас! Дозволь жене моей блаженствовать вместе со мною в Царствии Небесном, поскольку трудно будет мне без неё!
И ответил Господь человеку:
- Не могу Я выполнить твою просьбу, ибо грешна она. Иди же один, и найдёшь ты там общество людей,раведных, чем эта женщина, и будешь ты с ними более счастлив, чем с нею.
Но возразил человек Господу:
- Не  смогу я быть счастливым без неё, потому что это - жена, которую Ты дал мне, и которую я люблю. Можно ли быть счастливым в вечной разлуке с любимой женщиной, зная, что она страдает в преисподней? И буду ли я достоин Царствия Небесного, если буду радоваться, когда ейт плохо? Не вечное блаженство ты предлагаешь мне, Господи, но вечную тоску и печаль.
И сказал Господь человеку:
- И снова говорю тебе: нельзя впустить жену твою в Царствие Небесное! Не сможет она блаженствовать вместе с праведниками, ибо на ней - грехи зависти и гневливости, и будет она завидовать другим праведникам и гневаться на них, и её пребывание в Царствии небесном будет отравлено. И будет она донимать остальных праведников злыми словами и напрасными упрёками, и отравит пребывание в Царствии Небесном и им. Не для того создал Я Царствие Небесное, чтобы в нём, как и на земле, происходили склоки и ссоры. И не случайно заповедовал Я  людям жить в мире и любви, поскольку мир и люборвь - это прообраз Царствия Небесного, и достоин его только тот, кто умеет нести людям радость и счастье.
Но сказал человек Господу:
- Прости, Господи, но не нужно мне Царствие Небесное, если не будёт в нём той, ктороая несла мне счастье на земле.
И спросил Господь чнеловека:
- Неужели ты хочешь пойти в преисподнюю, чтобы не разлучаться с этой грешной женщиной?
И ответил человек Господу:
- Нет, Господи, не хочу я в преисподнюю. Но и Царствие Небесное, где я буду печалиться и тосковать, не лучше преисподней.
И сказал Господь человеку:
- Я милостив, и не могу лишить праведника заслуженной им награды. Я справедлиы, и не могу даровать незаслуженное блаженство грешнице. Что же ты, человек, посоветуешь мне делать?
И ответил человек Господу:
- Я не знаю, что делать, Ты Господь, а не я. Ты сделал нас такими. И прости, Господи, но неправильно Ты нас создал, поскольку не обрела милость у Тебя та, которая мне дороже всех на свете.
Но спросил Господь человека:
- Почему же ты полюбил именно эту женщину? Разве мало Я создал других? Разве не мог ты полюбить другую, с которой тебе не пришлось бы на Страшном суде расставаться навеки?
Но ответил человек Господу:
- Ты, Господи, даровал нам свободу выбора и поступков. Ты дал нам волю любить тех, кого мы полюбим. Ты устами Сына Своего учил нас любить, в первую очередь, грешных людей, поскольку какой прок любить праведного? Ведь гораздо труджнее любить тех, кого любить трудно, а я полюбил именно такую. И не только обидные слова я от неё слышал, но и слова любви, и не только оскорбления от неё видел, но и ласку, и не нуждна мне другая, потому что не было бы ей места в моей жизни. Господи! Ты, наставлявший нас, как жить, как любить, неужели Ты сам не понял, что Ты нам дал? Неужели Ты сам не знаешь, что такое любовь? Не ищет она выгоды и не выбирает, кого следует любить, а кого - не следует. И горько плачет она, когда любимому человеку плохо. Вот и сейчас плачет моя любовь от участи, которую Ты ей уготовил - расстаться навеки. Неужели Ты, любящий нас, можешь допустить, чтобы мы стали несчастны?
И сказал Господь:
- Я люблю вас, дети Мои, творения Мои, создания Мои! И гррько Мне каждый раз, когда вы не оправдываете Моего доверия и печалите Меня непослушанием. Ради того, чтобы вы были подобны Мне, Я создал вас свободными и дал вам право выбора. И Я надеялся, что вы сможете правильно распорядиться этой свободоой, но вы распоряжаетесь ею по-своему, подчас во вред себе. И трудно Мне сделать сейчас выбор, потому что как Я ни поступлю, всё будет неправильно...
И сидел Господь в смущении, и растерянно смотрел на Сына Своего, но и Сын Его не знал ответа...

Отредактировано Юрий Шевцов (2019-04-09 15:35:27)

Возвращение Ассоль 

Выйдя из магистрата, бургомистр снова увидел эту женщину.
Она стояла под фонарём в круге света, уставившись невидящим взглядом в афишу с программой завтрашнего праздника, но, услышав стук двери, спешно обернулась и подалась навстречу бургомистру. Бургомистр взглянул на часы - было уже без четверти час ночи. Женщина с мольбой смотрела на чиновника, её лицо, когда-то, видимо, красивое, было выцветшим, подобно увядшему васильку.
Бургомистр уже видел её днём в коридорах магистрата, когда бегал по кабинетам, утрясая детали предстоящих торжеств, и женщина при встречах так же порывалась подойти к нему. Не будучи бюрократом, но будучи человеком достаточно доброжелательным, в другое время он, конечно, выслушал бы её и охотно выполнил, о чём она просила бы. Тем более, что такие женщины, регулярно приходящие к нему на приём, многого-то и не требовали. Большинство их проблем вполне могли быть решены на уровне мелких чиновников в приёмных - посодействовать в назначении пенсии за не вернувшегося с моря мужа-рыбака, поспособствовать ремонту начавшейся разваливаться хижины, закрепить на рынке постоянное место для торговли овощами и зеленью со своего огородика, но просительницы считали, что бургомистр, являясь самым главным начальником в городе, решит их вопросы гораздо быстрее и надёжнее, к тому же было общеизвестно, что взяток он не брал. в отличие от  клерков на местах, то и дело норовивших тайком, озираясь и снижая голос до шёпота, намекнуть, что определённое пожертвование (нет, не в их карманы - на приобретение новой мебели, а то, вишь, стул совсем уже развалился, да и стол окончалельно рассохся, или на пересылку прошения срочной почтой, а не обычной) - что это пожертвование значительно ускорит решение вопроса.
Но сегодня у бургомистра действительно не было ни секунды свободной. Шли последние приготовления перед намечающимся праздником, надо было всё ещё и ещё раз проверить и перепроверить, предусмотреть каждую мелочь, убедиться, что завтра не произойдёт ни малейшей накладки.
Ровно двадцать лет назад в местную бухту, на берегу которой располагался в те времена ещё не город, а небольшой рыбацкий посёлок, деревушка, даже, вошёл никогда не виданный ранее корабль под алыми парусами. Алыми парусами брелила тогда Ассоль, дочь местного мастера игрушек Лонгрена, считавшаяся среди большинства жителей деревни дурочкой. Когда-то, когда она была ещё маленькая, ей в лесу повстречался бродячий сказочник. Он с ходу сочинил девочке байку о том, что когда-нибудь в бухту войдёт корабль с алыми парусами под командованием смелого капитана, который заберёт Ассоль и увезёт с собою в сказочные края. То, что в эту, как все тогда думали, выдумку, поверил ребёнок, было вполне естественным, но поистине неноральным оказалось то, что и, ставши уже взрослой девушкой, в то время, как её сверстницы вовсю занимались хозяйственными делами - солили пойманную мужчинами рыбу, возделывали огороды, ходили в город на подёнщину, Ассоль продолжала часами просиживать на берегу, вглядываясь в туманный горизонт и терпеливо ожидая, не блеснёт ли там алый парус. Люди посмеивались над ней, подшучивали, но старались особенно не обижать - природа и так её уже обидела, зачем же ещё подбавлять?
Но каково же было всеобщее изумление, когда однажды утром деревня была разбужена доносящейся с моря музыкой, а посреди бухты люди увидели корабль под алыми парусами! Дальше было в полном соответствии со всем знакомой сказкой - молодой капитан (его звали Грей), забрал Ассоль и старого Лонгрена себе на корабль, закатил по случаю свадьбы пир на всю округу, и алый парус навсегда скрылся за горизонтом.
Первым среди всеобщей растерянности - ну, шутка ли, не каждый же день самые неправдоподобные сказки вдруг сбываются! - сориентировался местный трактирщик Хин Меннерс. Дружбой с Ассоль он никогда похвастаться не мог, наоборот, при каждом удобном и неудобном случае он всегда напоминал, что Лонгрен, отец Ассоль. в штормовую ночь утопил его, Меннерса, отца за то, что жена Лонгрена во время отлучки мужа пришла к Меннерсу-старшему попросить взаймы, но её не устроили условия, предложенные тогдашним трактирщиком. Но сейчас Хин вдруг вспомнил, как он и Ассоль якобы часто гуляли вместе у моря, как Ассоль рассказывала ему о своей мечте, и как, прилегая отдохнуть, просила его смотреть на бухту, дабы не прозевать появления алого паруса на горизонте. Купив за бесценок опустевшую лачугу Лонгрена, где ещё оставались незавершённые игрушечником модели парусников, Меннерс скупил также все сделанные им игрушки, владельцев которых смог разыскать, расставил их на полках и стал за плату впускать в лачугу приезжих, которые иногда даже специально заглядывали сюда, чтобы собственными глазами посмотреть на места, где произошло столь удивительное событие.
Идея оказалась плодотворной. Туристы охотно потянулись в безвестную до сих пор деревушку, чтобы проникнуться самой атмосферой, где жила счастливая мечтательница и послушать рассказ о ней от непосредственного друга её детства (то, что рассказ был по большей части вымышленным, никого не смущало, да и мало кто об этом догадывался - настолько вдохновенно врал Хин Меннерс).
Видя, что дела пошли в гору, Хин взялся и за переустройство своего трактира. Бывшие жареная рыба, рыбацкая уха и ром получили названия соответственно "Секрет" (по названию корабля капитана Грея), "Мечта Ассоль" и "Алые паруса", цены, понятно, поднялись втрое. Втрое выросла и плата за размещение в номерах трактира, для увеличения числа которых Меннерс выстроил ещё одно здание. Чтобы надёжнее заманивать туристов на осмотр "Музея "Алых парусов" (так Меннерс стал называть своё предпритяие), трактирщик открыл в Лиссе своё представительство, затем в деревушке появились почта, отделение банка, пошли даже разговоры о строительстве сюда железнодорожной ветки. Через пять лет деревня была официально признана городом Грей-Ассольском, новый город стал затмевать собой даже Лисс и Зурбаган если и не по числу жителей, то хотя бы по масштабам идущей о нём славы.
Меннерс охотно стал бы бургомистром нового города, но даже для такого дельца, как он, невозможно было совмещать сразу решение вопросов городской жизни и получение дальнейшей прибыли от выгодного дела, поэтому он не без сожаления отдал бразды правления городом в руки присланному из Лисса чиновнику, утешаясь, впрочем, тем, что любая заработанная городом копейка проходила сперва черед хваткие руки Меннерса, а потом уже, если тому было выгодно, шла в казну.
Сейчас Меннерс с бургомистром разрабатывали очередную прибыльную идею - проведение торжеств по случаю двадцатилетия с того дня, когда "Секрет" капитана Грея под алыми парусами вошёл в местную бухту. Мероприятие обещало задаться масштабным - число гостей праздника, ожидалось, должно было втрое превысить население самого Грей-Ассольска. Намечалась грандиозная ярмарка, на которую собирались приехать торговцы и ремесленники со всей округи, вечером планировался карнавал, поучаствовать в котором изъявили желание актёры лучших столичных театров. Само собой, один только жетон на право торговать или выступать на празднике стоил немалых денег, не говоря уже о налогах, которые участники мерприятий должны были выплатить с каждой сделки, так что поступление в казну, а, значит, и в карман Хина Меннерса, ожидались немалые.
Гвоздём же праздника должно было стать театрализованное предствление, во время которого зв восемнадцатью невестами, ждущими своих капитанов на берегу, в бухту должны были войти восемнадцать кораблей под алыми парусами - пусть каждая пара почувствует себя Ассолью и Греем! И не беда, что из новобрачных с морем не был связан практически никто - сочетаться таким романтическим браком предстояло банковским клеркам и актрисам, торговцам и хозяйкам салонов красоты. Главное ведь - сама атмосфера сказки и сбывшейся мечты! Правда, возникло затруднение - среди сочетающихся пар оказались сын губернатора и дочь министра, несолидно оказалось бы, если эта пара стала всего лишь одной из восемнадцати. Но выход был найден быстро - представление решили провести в два этапа: сначала за семнадцатью парами пришли бы небольшие шхуны, а затем, в честь высокопоставленных брачующихся, прибыл бы красавец-галеон.
Вот этими заботами и была полна голова бургомистра, когда ночью, на выходе из магистратуры, его дождалась наконец очередная просительница. Она подбежала к чиновнику, схватила его за руку и стала торопливо о чём-то рассказывать. Выражение вежливого соучастия на лице бургомистра сменилось изумлением, потом задумчивостью, потом раздражённостью. Они говорили тихо, так что их речи не были слышны, но видно было, что бургомистр недоволен всё сильнее и сильнее, женщина же, похоже, впадала в отчаяние. Наконец бургомистр достаточно невежливо оттолкнул женщину от себя, тут же, словно по команде, рядом появились двое людей в чёрном, они подхватили женщину под руки и увели куда-то в ночную тьму.
За этой сценой наблюдал вышедший покурить на крыльцо своего трактира Хин Меннерс.
- Что, дружище, - подошёл он к бургомистру, - ни днём, ни ночью от просительниц отбоя нет?
- Это была Ассоль, - лаконично сообщил бургомистр.
- Ассоль? - круглое лицо трактирщика вытянулось.
- Да, Ассоль.
- И что ж ей надо было?
- Хотела снова поселиться в нашем городе.
- Ну и ты что?
- Отказал.
- Отказал? Живой сказке - и отказал?
- Хин, то, что с ней произошло после свадьбы - это уже далеко не сказка. Да, вначале всё у них складывалось, как нельзя лучше - влюблённые не могли наворковаться друг на друга. Грей затеял было кругосветное путешествие, но Ассоль забеременела, а корабль, прокладывающий курс в малярийных жарких странах - не лучшее место для беременной, а затем и молодой матери с новорожденным. Грей отвёз Ассоль в своё родовое поместье, а саам ушёл в очередное плавание. Когда он вернулся, первенец уже выговаривал: "Мама". Побыв пару месяцев дома, Грей опять ушёл в море, а Ассоль, снова уже беременная, опять осталась ждать его. Так прошло лет пять. Грей ходил по морям, Ассоль - рожала. Домашние заботы, управление имением оставляли Ассоль слишком мало времени для романтических мечтаний. Понимаешь, ни Грей, ни Ассоль, когда женились, об обычных буднях моряцкой семьи и не подумали, хотя стоило бы. Особенно паре, которая по сути, познакомилась в день собственной свадьбы. Должны ведь были понимать, что всю жизнь, восторженно глядя друг на друга, они рядышком не просидят. А вскоре её ждал удар - Грей ведь, всё же, понимаешь, хоть и любящий муж был, но всё же мужчина, и долгие месяцы в море вообще без женского общества порой заставляли забыть любимое лицо при виде смазливой потаскушки из портовой таверны. Короче, из очередного плавания Грей вернулся с постыдной болезнью. Он вылечился, но следы болезни остались у него навсегда.
Бургомистр закурил. Закурил и Меннерс, ожидая дальнейшего рассказа.
- Сам понимаешь, - продолжил бургомистр, отбрасывая спичку, - от былых чувств после такого у Ассоль остались только воспоминания. Она перестала гулять, наряжаться, следить за собой, углубившись в воспоминания и отводя душу лишь с детьми. А потом началась война. Грей ушёл на неё и там погиб. Впрочем, это для Ассоль ударом уже не было. А очередной удар ей нанесли дети. Старший связался с дурной компанией и надолго угодил за решётку, остальные - одна тайком сбежала из дома с заезжим музыкантом, другая после первой неудачной любви ушла в монастырь, двоих младших унесла эпидемия оспы. Объявившийся же недавно какой-то родственник Грея сумел доказать свои права на имущество покойного, и Ассоль оказалась на улице с одним саквояжем в руках. Тут она и вспомнила про свою родную деревню...
- Скажу честно, дружище, - прервал бургомистра Меннерс, - ты-то уж знаешь, что мы с Ассоль никогда друзьями не были, но твой рассказ растрогал даже меня. Неужто наш город не мог бы выделить ей угол да пенсию, ведь, что ни говори, но именно Ассоль сделала нас тем, чем мы стали...
- Тем, чем мы стали, нас сделала та Ассоль, что дождалась Грея и уплыла с ним под алыми парусами! - воскликнул бургомистр. - А не разочаровавшаяся и постаревшая раньше срока женщина, которой она стала сейчас! Думаешь, мне её не жалко? Да сердце просто кровью обливается! Но сам подумай - станет известен конец этой истории. И какое напутствие мы дадим завтра, прости, сегодня уже, дочке министра, за которой так же под алыми парусами приплывут? Мол, плыви себе, дорога, навстречу девяти месяцам одиночества в году и мужнему сифилису в остальные три месяца? Мол, сказка кончится, когда ты вступишь на палубу корабля своего избранника, а потом начнётся до скукотищи банальная правда? Что всё это - вера в мечту, ожидание её и радость от её свершения - всё это затянувшееся детство, которое ничего, кроме разочарований потом не принесёт? Что весь этот мир Алых парусов, созданный в нашем городе - не что иное, как обычный обман? Нет. я распорядился выдать Ассоль денег на дорогу и отправить в Зурбаган с рекомендательным письмом к одному своему знакомому - ему нужна прачка, так что без крыши и куска Ассоль не останется. Здесь есть ещё те, кто смогут её в лицо узнать, а для Зурбагана я на всякий случай в письме предупрежу приятеля, что, мол, у женщины была абсолютно бесцветная и пустая жизнь, вот она и придумала себе, что когда-то за нею капитан под алым парусом приплывал, да сама в свою выдумку и поверила... Ну, это так, чтобы и в Зурбагане лишнего переполоха не наделать. Кто-то. случается, мнит себя Наполеоном, а эта, соответственно, пусть думают, что Ассолью. Сейчас её, наверное, уже везут.
Бургомистр чиркнул спичкой и прикурил снова. Некоторое время они стояли молча. Затем бургомистр сказал:
- Понимаешь, если сказка кончается алыми парусами - продолжения у неё быть не должно.

Значит, не донёс что хотел сказать. Прошу прощения, но принципиально не объясняю, что имел в виду. Значит, моя вина, надо было понятнее писать. А разъяснять - так это, как говорил один мой знакомый, "мы в аннотации напишем".

Спасибо. Я ж профессиональный журналист. Правда, в отставке уже - по первоначальному образованию химик, работал сперва по специальности, здоровье посадил, потом в журналистику перешёл и работал там, пока не ушёл на инвалидность из-за работы в своё время на вредности.
Просто сразу разъясняю, чтобы потом понятно было, если вопросы возникнут.

Внимание!, кто тему уже читал!
Второе сообщение, после рассказа про негра, исправлено. Первоначально по ошибке было продублировано первое, сейчас помещён тот рассказ, который и планировался.

Спасибо за отклик. Болезненным авторским самолюбием не отличаюсь, так что страдать не собираюсь.