Дом Старого Шляпа |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Дом Старого Шляпа » Бар » Стихи, которые нравятся
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"
Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!
Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я.
Анна Ахматова
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Еще и холоден и сыр
Февральский воздух, но над садом
Уж смотрит небо ясным взглядом,
И молодеет Божий мир.
Прозрачно-бледный, как весной,
Слезится снег недавней стужи,
А с неба на кусты и лужи
Ложится отблеск голубой.
Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона,
И сладко слушать у балкона,
Как снегири в кустах звенят.
Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
И.Бунин,1901
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
и сыр
Сы-ы-ы-ы-ы-р!!!
Удобная штука - фальшивая репутация:
всегда с собой и не оттягивает карман при ходьбе.
Не обижайтесь, если я молчу…
И в трубке телефонной – тишина.
Я просто вас тревожить не хочу
Печалью, от которой я больна…
Я навещаю тихо вас в сети,
Листаю фотки в тишине ночной.
Пытаюсь что-то светлое найти
В той мгле, что вдруг скопилась надо мной…
Не злитесь, что молчание дарю
Взамен привычной фразе: «Ну, привет…»
Внутри меня пожар и я горю…
Молчу в реале, смолк и интернет…
Уже за тридцать лет, но до сих пор
Никак не разучусь любить мечты…
Я прячусь за вуалью тёмных штор,
Чтоб не летать, не падать с высоты…
На острове невыплаканных слёз
Я научилась боль в себе держать.
Мне ветер тишину на крыльях нёс,
А мне хотелось от неё бежать…
Бывает, помогает тишина…
Больной души не вылечить врачу…
Я здесь, у электронного окна…
Не обижайтесь, если я молчу…
Автор — Ирина Самарина-Лабиринт
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
И закрылась она на тринадцать замков,
Чтобы душу никто не топтал.
Нет, она никогда не боялась волков,
Ведь страшнее не волк, а шакал…
Было время, и душу открыв нараспах,
Доверяла, стараясь помочь.
Но как только она оставалась в слезах,
Все сбегали отчаянно прочь…
А она улыбалась весенним лучам,
Вытирая слезу рукавом…
Слабой женщине, видимо, всё по плечам…
Даже быть иногда мужиком…
Не скулить и не ныть, а себя отобрать
У депрессии и у тоски.
Жить сложнее, чем, руки скрестив, умирать.
Шрамы сердца её глубоки…
Эту душу сверлили обманом не раз,
Подло в спину толкали, смеясь…
Но алмазом всегда остаётся алмаз,
Даже если испачкают в грязь…
Обозлиться бы ей, стать гораздо черствей,
Только сердце — котёнком слепым
Также верит в любовь, в доброту и в людей,
Небесам улыбаясь седым…
Столько бед и проблем, вроде не до стихов…
И устав от судьбы передряг,
Закрывалась она на тринадцать замков,
Ключ оставив снаружи… в дверях…
Ирина Самарина-Лабиринт
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Зимняя ночь.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
© Борис Пастернак
1946 г.
Всё течёт... Иногда меняется.
Зимняя ночь.
Люблю это стихотворение...
Z
Люблю это стихотворение...
И я очень люблю его. Оно снисходит как благодать.
Всё течёт... Иногда меняется.
Если кто обидел тебя, отомсти мужественно. Оставайся, спокоен – и это будет началом твоего мщения, затем прости – это будет концом его.
В. Гюго.
Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице —
Тонкий звон
Старинных часов — как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня не любили…
__________
Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце — корабль. —
А в единственном окне —
Снег, снег, снег.
Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.
Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком — пепел.
Вам даже лень его стряхивать —
И вся папироса летит в огонь.
10 декабря 1916
М. Цветаева
Отредактировано Мария (2024-02-29 16:03:08)
Всё течёт... Иногда меняется.
Ещё бы раз влюбиться до удушья,
до взрыва сердца. И окостенеть.
Душа пуста, как высохшая лужа.
Не лезет в рот изысканная снедь:
ни рябчики, ни пенье менестрелей…
Ещё бы раз — щемящий лёт крыла!
Чтоб от восторга перья обгорели,
чтоб с тела кожа старая сползла.
А если нет… Тогда надеть галоши,
Найти в саду холодную скамью…
Какой мечтой, какою сладкой ложью
сманили годы молодость мою?
* * *
Я отвык от людей, от нежданных общений,
от негаданных встреч и мудрёных бесед,
от взаимных терзаний и нравоучений,
источающих чаще не радость, а бред.
Я сижу, поджидая последний автобус.
На моей остановке — покой, тишина.
Я успел обогнуть этот призрачный глобус,
на котором испил вдохновенье до дна.
А теперь наступило последнее в жизни:
отвыкать от себя, превращаться в туман
и рассеяться утром над милой отчизной,
израсходовав правду в душе и обман.
Глеб Горбовский (4 октября 1931 — 26 февраля 2019)
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
БОЛЬНОМУ
Есть горячее солнце, наивные дети,
Драгоценная радость мелодий и книг.
Если нет — то ведь были, ведь были на свете
И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…
Есть незримое творчество в каждом мгновеньи —
В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.
Будь творцом! Созидай золотые мгновенья.
В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…
Бесконечно позорно в припадке печали
Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.
Разве Новые Встречи уже отсияли?
Разве только собаки живут на земле?
Если сам я угрюм, как голландская сажа
(Улыбнись, улыбнись на сравненье моё!),
Этот чёрный румянец — налёт от дренажа,
Это Муза меня подняла на копьё.
Подожди! Я сживусь со своим новосельем —
Как весенний скворец запою на копье!
Оглушу твои уши цыганским весельем!
Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.
Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…
Оставайся! Лишь в них оправданье земли.
Адресов я не знаю — ищи неизвестных,
Как и ты, неподвижно лежащих в пыли.
Если лучшие будут бросаться в пролёты,
Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!
Полюби безотчётную радость полёта…
Разверни свою душу до полных границ.
Будь женой или мужем, сестрой или братом,
Акушеркой, художником, нянькой, врачом,
Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом.
Все сердца открываются этим ключом.
Есть ещё острова одиночества мысли.
Будь умён и не бойся на них отдыхать.
Там обрывы над тёмной водою нависли —
Можешь думать… и камешки в воду бросать…
А вопросы… Вопросы не знают ответа —
Налетят, разожгут и умчатся, как корь.
Соломон нам оставил два мудрых совета:
Убегай от тоски и с глупцами не спорь.
Саша Чёрный, 1910
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Мадам!
Держите вертикаль.
Ну, в смысле – спину поровнее.
Былое бросив на алтарь,
Сожгите молча... не жалея.
Мадам!
Походкой от бедра,
Ступая медленно и плавно,
Пройдите в завтра из вчера
По пеплу бывшего пожара.
Еще печет?!
- Не может быть…
Вам это просто показалось -
Исчерпан там огня лимит.
Мадам! С лица сотрите жалость…
Мадам, улыбку!
А в глаза
Добавьте чёртиков игривых,
А ну-ка, гляньте в зеркала -
Не правда ли, мадам, вы диво...
Мадам! Идите не спеша,
Куда спешить, пожар потушен.
У Вас болит еще душа?
А вы вуалью скройте душу...
Слезинка - каплей на вуаль...
Смахните слабость побыстрее,
Мадам!
Держите вертикаль,
И спину, спину поровнее!..
Ника
Не плыви по течению вместе с мусором!
Памяти Ахматовой...
Ахматова двувременной была.
О ней и плакать как-то не пристало.
Не верилось, когда она жила,
не верилось, когда ее не стало.
Она ушла, как будто бы напев
уходит в глубь темнеющего сада.
Она ушла, как будто бы навек
вернулась в Петербург из Ленинграда.
Она связала эти времена
в туманно-теневое средоточье,
и если Пушкин — солнце, то она
в поэзии пребудет белой ночью.
Над смертью и бессмертьем, вне всего,
она лежала, как бы между прочим,
не в настоящем, а поверх него,
лежала между будущим и прошлым.
И прошлое у гроба тихо шло
не вереницей дам богоугодных.
Седые челки гордо и светло
мерцали из-под шляпок старомодных.
Да, изменило время их черты,
красавиц той, когдатошней России,
но их глаза — лампады доброты —
ни крутоверть, ни мгла не загасили.
Шло будущее, слабое в плечах.
Шли мальчики. Они себя сжигали
пожаром гимназическим в очах
и в кулаках тетрадочки сжимали.
И девочки в портфельчиках своих
несли, наверно, дневники и списки.
Все те же — из Блаженных и святых —
наивные российские курсистки.
И ты, распад всемирный, не убий
ту связь времен,- она еще поможет.
Ведь просто быть не может двух России,
как быть и двух Ахматовых не может.
II
Ну, а в другом гробу, невдалеке,
как будто рядом с библией частушка,
лежала в белом простеньком платке
ахматовского возраста старушка.
Лежала, как готовилась к венцу,
устав стирать, мести, скрести и штопать,
крестьянка по рукам и по лицу,
а в общем, домработница, должно быть.
Быть мертвой — это райское житье.
За ней так добро люди приглядели,
и словно перед праздником дите,
и вымыли и чисто приодели.
Цветами ее, правда, не почли,
но был зато по мерке гроб подогнан,
и дали туфли, новые почти,
с квиточками ремонта на подошвах.
Была она прощающе ясна
и на груди благоговейно сжала
сухие руки, будто бы она
невидимую свечку в них держала.
Они умели в жизни все уметь
(писали, правда, только закорюки),
тяжелые и темные, как медь,
ни разу не целованные руки,
И думал я: а может быть, а вдруг,
но все же существуют две России:
Россия духа и Россия рук —
две разные страны, совсем чужие?!
Никто о той старушке не скорбел.
Никто ее в бессмертные не прочил.
И был над нею отстраненно бел
Ахматовой патрицианский профиль.
Ахматова превыше всех осанн
покоилась презрительно и сухо,
осознавая свой духовный сан
над самозванством и плебейством духа.
Аристократка? Вся оттуда, где
под рысаками билась мостовая!
Но руки на цветах, как на воде,
покачивались, что-то выдавая.
Они творили, как могли, добро,
но силы временами было мало,
и, легкое для Пушкина, перо
с усмешкой пальцы женские ломало.
Забыли пальцы холодок Аи,
и поцелуи в Ницце, Петербурге,
и, на груди сведенные, они
крестьянскою усталостью набухли.
Царица без короны и жезла,
среди даров почтительности тусклых,
была она прощающе ясна,
как та старушка в тех дареных туфлях.
Ну, а старушка в том, другом гробу
лежала, не увидевшая Ниццы,
с ахматовским величием на лбу,
и между ними не было границы.
Евгений Евтушенко. 1966 год
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Роберт Рождественский
Помните (отрывок из поэмы «Реквием»)
Помните!
Через века, через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда, —
помните!
Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!
Вечно
достойны!
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
Люди!
Покуда сердца стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полет, —
помните!
О тех,
кто уже никогда не споет, —
помните!
Детям своим расскажите о них,
чтоб
запомнили!
Детям детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена бессмертной Земли
помните!
К мерцающим звездам ведя корабли, —
о погибших
помните!
Встречайте трепетную весну,
люди Земли.
Убейте войну,
прокляните
войну,
люди Земли!
Мечту пронесите через года
и жизнью
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придет никогда, —
заклинаю, —
помните!
Ты поздно встал, угрюм и вял,
И свет тебе не мил.
А я ещё зарю застал
И с солнцем в день вступил.
К тебе, несвежему со сна,
Никто не подходи.
А мне на редкость жизнь красна
И - радость впереди.
Я утро на день запасал,
Его вбирая в грудь.
Теперь за стол, как за штурвал,
И снова - в дальний путь.
Тебе в унынье не понять,
Как полон мир красы,
Как стыдно попусту терять
Заветные часы.
И все тебе нехороши,
И сам ты нехорош:
Мол, хоть пиши, хоть не пиши -
И так, и так умрёшь.
И всё вокруг - до тошноты,
Всё повод для нытья...
Как горько мне, как жаль, что ты -
Ведь это - то же я.
Я все твои ношу в себе
Повадки и черты.
Ещё спасибо той судьбе,
Что я - не просто ты;
Что я - в тебе таком - не весь
Отнюдь, скажу любя:
Я - это я, каков я есть,
За вычетом тебя.
Александр Трифонович Твардовский (1910-1971)
Любовь - это когда оба любят взаимно. Когда любит один - это болезнь. (Рэй Брэдбери)
Это на меня совсем не похоже:
сдирать под утро тонкую кожу,
открывая свету чешую драконью,
{осторожно, она режет легко ладони},
чтобы она расправилась и сияла,
на фоне неба оттенка розового коралла.
Ветер силой мои наполняет крылья,
и из легенды я вновь становлюсь былью.
Я покидаю и комнату, и квартиру,
вырываюсь в воздух, объятья открыв миру.
Внизу вижу парки, улицы, крыши.
Мы, наконец-то, с небом синхронно дышим.
Знаю, по следу идут и рыцари и бродяги,
только свободу мою не удастся отнять им.
Не дамся живой в их грязные руки,
{потому и меняю вещи, не трогая сути}.
Они не получат ни чешуи, ни скелета.
Встречаю весну, у двери поджидаю лето.
Птиц провожаю, насколько хватает взгляда,
тенью скольжу над городом, не веря, что это правда.
Играю с солнцем, прячусь за облаками...
В себя прихожу отчаянными рывками:
- Забыть про небо, забыть про чувство полета.
Плевать, что меня видели из самолета.
Забыть про русалок, магию и про птиц,
забыть, что могу не знать никаких границ.
Забыть про Силу, про облака и крыши...
Я на кухне кричу, но едва ли меня слышат.
Мой крик разбивает стекла, стремится к звездам.
В нем боль и надежда: «может, еще не поздно»?
Но время любую веру жестоко душит.
Мимо прошли засухи, ливни, стужи;
эпоха ушла, люди про нас позабыли,
хоть мы были Первыми и их, как детей, любили.
Нас теперь единицы, ловко мы прячем когти,
сидим на работах, бываем порой на курорте.
Под куртками прячем крылья, меняем лица,
в прокуренных барах пьем, мечтая забыться.
Ухмыляемся, рыцаря встретив в метро,
{за, почти сотню лет, они поймали лишь одного}.
Все драконы надежно спрятались под личины.
Я кричу, повторяя, что должна
оставаться
сильной.
Но жить не смогу под человеческой кожей.
Для любого дракона Свобода всегда дороже.
ГрафЭст
Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.
Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промокашках, вымазанных в земле.
Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».
Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».
Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».
Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.
Дина Сидерос
О, високосный год – проклятый год
Как мы о нем беспечно забываем
И доверяем жизни хрупкий ход
Всё тем же пароходам и трамваям
А между тем в злосчастный этот год
Нас изучает пристальная линза
Из тысяч лиц – не тот..., не тот..., не тот...
Отдельные выхватывая лица
И некая верховная рука,
В чьей воле все кончины и отсрочки,
Раздвинув над толпою облака,
Выхватывает нас поодиночке.
А мы бежим, торопимся, снуем, -
Причин спешить и впрямь довольно много -
И вдруг о смерти друга узнаем,
Наткнувшись на колонку некролога.
И стоя в переполненном метро,
Готовимся увидеть это въяве:
Вот он лежит, лицо его мертво.
Вот он в гробу. Вот он в могильной яме...
Переменив прописку и родство,
Он с ангелами топчет звездный гравий,
И все что нам осталось от него, -
С полдюжины случайных фотографий.
Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг -
И Смерть бы проиграла в поединке...
Она б она взяла за воротник,
А мы бы ухватились за ботинки.
Но что тут толковать, коль пробил час!
Слова отныне мало что решают,
И, сказанные десять тысяч раз,
Они друзей - увы! - не воскрешают.
Ужасный год!.. Кого теперь винить?
Погоду ли с ее дождем и градом?
...Жить можно врозь. И даже не звонить.
Но в високосный год держаться рядом.
Леонид Филатов, 1980
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Молитва
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.
Пока Земля еще вертится, Господи, — твоя власть! —
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.
Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим!
Господи, мой Боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
пока ей еще хватает времени и огня.
дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.
Булат Окуджава, 1963
Любовь - это когда оба любят взаимно. Когда любит один - это болезнь. (Рэй Брэдбери)
Мне кажется, огонь 
Джим.
Родился, чтобы умереть,
Смерть, ожидая, жил,
Как мог - старался петь,
И кое-кого зацепил.
Жизнь была на колесах,
Бутылка виски у рта,
Много ненужных вопросов,
А в целом вокруг – пустота.
Кругом пустыня, агамы,
Старик-индеец и кровь,
И в бубны долбят шаманы,
Беспокоя спящих богов.
Со смертью шаманские пляски,
Хороводы голых тел,
И без малейшей опаски
Он уйти хотел.
Изучая границы и двери,
Танцуя на грани всего,
Во что-то свое он верил,
Но мало кто понял его.
***
Знаешь, Мэри,
в моей голове
звери.
Они бы тебя
съели,
если бы я разрешил.
Но я их гоню из прерий,
на ключ закрываю двери.
Сидят на цепях звери,
на ржавых цепях души.
А звери мои
ночью,
рвут кожу и плоть
в клочья.
И каждый их клык заточен.
Играют на струнах жил.
Но все-таки,
между прочим,
/пусть я и обес
точен/,
ты вся,
до ресниц и точек —
причина того, что я жив.
Беги от меня, Мэри,
/прижмись же ко мне теснее/.
Спасайся скорей, Мэри,
/ничто тебя не спасет/.
Коснувшись тебя, Мэри,
попробовав раз,
звери,
живущие в моем теле,
хотят еще и еще.
Ты знаешь, Мэри,
есть истина в вине и теле,
религии и постели.
Но я отыскал в тебе.
И пусть сегодня
другой одеяло грею,
но спят мои злые звери,
тебя видя в каждом сне.
Поверь,
я больше не буду зрителем,
скрываясь в своей обители,
до самых последних дней.
Я прилечу с Юпитера,
в квартиру твою в Питере.
Мэри,
стань укротительницей
моих
диких
зверей.
© Джио Россо
Отредактировано Соломея (2024-03-14 13:20:15)
Всё течёт... Иногда меняется.
Мне кажется, огонь
и автор нам знаком 
Я заведу будильник на апрель,
Когда уже магнолии в цвету.
Когда весенних красок акварель
Напомнит про забытую мечту...
И я проснусь от нежности лучей,
Касающихся губ моих и глаз.
И о любви несбывшейся моей
Я напишу мурашками сейчас....
И в городе его цветы взойдут
Так непривычно, раньше, чем всегда.
И на рассвете птицы запоют
Сквозь расстоянья, дни и города...
Я постучусь к нему в окно дождём,
Ворвусь с весенним запахом цветов.
О чём молчать мы запросто найдём...
К чему слова, когда в душе любовь?!
Он будет знать, что это я его
Целую утром солнечным лучом...
И нет дороже в мире никого,
Чем он, влетевший в сердце мотыльком.
Возможно, сбившись с курса, ну и пусть,
Прогнавший, из души моей, метель...
И чтоб убрать сомнения и грусть,
Я заведу будильник на апрель...
Ирина Самарина
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Я видел пьяниц с мудрыми глазами
И падших женщин с ликом чистоты.
Я знаю сильных, что взахлёб рыдали
И слабых, что несут кресты.
Не осуждай за то, в чём не уверен;
Не обещай, если решил солгать.
Не проверяй, когда уже доверил
И не дари, планируя отнять.
Молись тогда, когда реально веришь;
Живи лишь с тем, кого ты любишь сам.
Гони прочь тех, кого ты ненавидишь;
И доверяй глазам, а не пустым словам.
© Георгий Шелд
Любовь - это когда оба любят взаимно. Когда любит один - это болезнь. (Рэй Брэдбери)
Что есть любовь? — Отрада.
Что есть любовь? Отчаянье сердец.
Блаженство — скука и досада,
И жизни гибель — и венец.
* * *
Ouest ce qu’amour? — C’est le bonheur,
Le désespoir et l’aliment du coeur;
Cest l’epine attachée a la rose fleurie,
G’est le poison — le charme de la vie.
( дядя самых честных правил Василий Львович Пушкин).
Хулиган
Мамаша, успокойтесь, он не хулиган.
Он не пристанет к Вам на полустанке.
В войну (Малахов помните курган?)
С гранатами такие шли под танки.
Такие строили дороги и мосты,
Каналы рыли, шахты и траншеи.
Всегда в грязи, но души их чисты.
Навеки жилы напряглись на шее.
Что за манера - сразу за наган?!
Что за привычка - сразу на колени?!
Ушел из жизни Маяковский-хулиган,
Ушел из жизни хулиган Есенин.
Чтоб мы не унижались за гроши,
Чтоб мы не жили, мать, по-идиотски,
Ушел из жизни хулиган Шукшин,
Ушел из жизни хулиган Высоцкий.
Мы живы, а они ушли Туда,
Взяв на себя все боли наши, раны.
Горит на небе новая звезда -
Ее зажгли, конечно, хулиганы.
Валентин Гафт
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Самой нежной любви наступает конец,
Бесконечной тоски обрывается пряжа...
Что мне делать с тобою, с собой, наконец,
Как тебя позабыть, дорогая пропажа?
Скоро станешь ты чьей-то любимой женой,
Станут мысли спокойней и волосы глаже.
И от наших пожаров весны голубой
Не останется в сердце и памяти даже.
Будут годы мелькать, как в степи поезда,
Будут серые дни друг на друга похожи...
Без любви можно тоже прожить иногда,
Если сердце молчит и мечта не тревожит.
Но когда-нибудь ты, совершенно одна
(Будут сумерки в чистом и прибранном доме),
Подойдешь к телефону, смертельно бледна,
И отыщешь затерянный в памяти номер.
И ответит тебе чей-то голос чужой:
"Он уехал давно, нет и адреса даже."
И тогда ты заплачешь: "Единственный мой!
Как тебя позабыть, дорогая пропажа!"
А. Вертинский
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
СОТЫЙ
Бывает друг, сказал Соломон,
Который больше, чем брат.
Но прежде, чем встретится в жизни он,
Ты ошибёшься стократ.
Девяносто девять в твоей душе
Узрят лишь собственный грех.
И только сотый рядом с тобой
Встанет - один против всех.
Не обольщением, ни мольбой
Друга не приобрести;
Девяносто девять пойдут за тобой,
Покуда им по пути,
Пока им светит слава твоя,
Твоя удача влечёт.
И только сотый тебя спасти
Бросится в водоворот.
И будут для друга настежь всегда
Твой кошелёк и дом,
И можно ему сказать без труда,
О чём говорят с трудом.
Девяносто девять станут темнить,
Гадая о барыше,
И только сотый скажет, как есть,
Что у него на душе.
Вы оба знаете, как порой
Слепая верность нужна;
И друг встаёт за тебя горой,
Не спрашивая, чья вина.
Девяносто девять, заслыша гром,
В кусты убечь норовят.
И только сотый пойдёт с тобой
На виселицу - и в ад!
Редьярд Киплинг (пер. Г. Кружкова)
Пока вы не научитесь управлять веслами, бесполезно менять лодку (Шри Шанкара)
Вы здесь » Дом Старого Шляпа » Бар » Стихи, которые нравятся
