Что может так завораживать и притягивать взгляд так, как пламя в темной ночи? Костер — согревающий и уютный, склоняющий к умиротворению и философской созерцательности, раскрывается алой розой, стараясь дорасти рваными лепестками до иссиня-черного неба. Настырно сыплет в него пригоршнями искр, и сидящие у огня внезапно стихают; на лицах танцуют багровые блики, тени фигур причудливо колеблются, ломаются, а глаза блестят неестественно, будто бы стеклянные. Неровный свет костра высвечивал косматого и бородатого мужика в черной вязаной шапочке, торчащей колпаком на его макушке, он сидел ровно в темной куртке и ломал сухую ветку, подкидывая щепы в огонь. Напротив него обхватив тощие коленки и уткнувшись в них носом, в короткой юбчонке и бежевой ветровке – сидела девушка. Изредка она промачивала, когда-то влажной салфеткой, а теперь скомканным пучком, вынутым из кармана глаза, щурясь не от света огня, а от того, что слезы разъедали клей наращенных ресниц и пекло. Девушка старалась не плакать, но борьба её не имела успеха, и глаза её все увлажнялись и увлажнялись.
- Ну? Перестала меня бояться? – прогнусавил мужик.
- Да, - тихо ответила девушка. – Спасибо вам.
- Спать захочешь, лезь в мою берлогу, - свет костра вырвал его блестящие глаза, указывающие на темное нагромождение веток.
- А вы?
- Я привык уже у костра ночевать. Там в берлоге моей покрывало есть, укутайся, замерзнешь же, голая почти, - укоризненно качнул бородой.
Девушка провела рукой по равным колготкам, потянула край юбки, криво усмехнулась, пошевелила озябшими пальцами в туфлях и вытянула ноги поближе к огню.
- Не голая я. А как вас зовут? Вы что тут живете?
- Матвей. Да, я тут живу.
- Катя.
Очень близко ухнул филин, чуть поодаль раздался дьявольский хохот. Девушка ойкнула и снова подобрала ноги под себя, глаза её расширились от ужаса.
- Не бойся, Катя, это птицы, - проговорил Матвей.
- Я домой хочу, - тоненько протянула Катя.
- Утром, - глухо буркнул отшельник, - сейчас иди, спи.
- А вдруг они нас найдут?
Матвей подтянул к себе ветвистый сук, разворошил им пылающие угли, сноп искр, завиваясь вихрем, взвился в черную бездну, словно хотел смешаться со звездной россыпью. Он поднял глаза к небу, Кате показалось, что он улыбается — по прищуру глаз и по движению бороды. Девушка тоже проводила искры взглядом и нерешительно заерзав, добавила:
- Вы тут живете один?
- Нет, не найдут. Да.
Брошенные в огонь ветки затрещали и задымили.  Ночная птица снова заухала, из леса донесся шорох.
- Страшно тут, – проговорила девушка.
- А в твоем мире не страшно? – спросил отшельник.
- В моем? Это и ваш мир тоже. В городе не страшно.
- Нет, мой мир тут. Не страшно? От зверя ты знаешь, что ожидать. А от человека? Почему ты здесь?
- Я? Вы меня сюда принесли.
Отшельник поднял вопросительно бровь.
- Ну... - Катя насупилась, - я хотела счастливой жизни, удачно выти замуж. Сашка мне нравился очень, я уже была у него на даче, и все было хорошо и друзья его были тоже. Он хорошо живет, машина у него.
Матвей нахмурился, и девушка замолчала, заправив русую прядь за ухо, и прочитав во взгляде мужика ожидание, продолжила:
- Сегодня он поехал другой дорогой, с Лёхой в лес. И если бы не вы, - она улыбнулась, вспомнив, как испугались все появления этого лесного медведя с палкой наперевес. И как её обидчики ломанулись со всех ног в разные стороны.
- Хорошо, что хорошо кончается. Что я услышал твой крик, - вздохнул Матвей, - счастливей жизни, чем у меня нет ни у кого. Завтра утром я выведу тебя на дорогу, сегодня быстро стемнело.
- Как же можно быть счастливым тут, в одиночестве?
- А я не один, - Матвей встал, залез в свою берлогу, вытянул темное покрывало и протянул его девушке, -  вокруг меня всё, – он обвел ручищей окрестности,  - сама подумай, я избавлен от всех благ цивилизации, никому ничего не должен, я свободен, я доволен своей жизнью.
Отшельник сел, прислонясь спиной о ствол дерева, закрыл глаза. Огонь словно в подтверждение его слов ярко вспыхнул оранжевым пламенем. Катя, укутавшись в пахнувший прелостью плед, неопределенно пожала плечиками. Единственное, что она сейчас хотела, попасть домой, принять теплую ванну, лечь в свою кровать, но лучше не трогать этого странного лесного жителя. Дождаться бы утра.

Счастье и бульдог

Где-то вдалеке горели поля конопли и дым простирался на многие километры. Старый бульдог сидел подле шоссе и покорно ждал своего счастья. Сидел он там давно, каждую ночь, еще с самой юности, когда услышал о нем впервые. Его морда изувеченная шрамами все еще излучала доброту, но дым уже туманил сознание и от усталости тянуло в сон.
—  Наверное, нету его сегодня, —  подумал пес и зачем-то выйдя на середину дороги мирно закрыл глаза.

Силиконовая задница ехала в черном Maserati и думала, что жизнь удалась. Ее пухлые губы шлепали какое-то заклинание, а из магнитолы лилась странная песня про магический купон. Она не особо смотрела на дорогу, она смотрела в зеркало - на себя, ведь красота-то какая!
— Лучшая! — воскликнула дура в порыве самоудовлетворения и тут же на что-то наехала.
— Что еще такое? — останавливаясь прорычала она и вышла посмотреть.
Проснувшийся от боли бульдог не очень понял, что произошло и истолковал все на свой лад. Он подумал, что это и есть его счастье и добрыми глазами смотрел на приближающуюся фигуру.
— Ах ты псина! Нашел место под колеса прыгать! — Но бульдог не понимал всего того что она говорит, а только улавливал недовольный тон.
— Наверное, это оно злится, потому что так долго не могло меня найти, — и еще более счастливый хотел энергично замахать хвостом, но у него не получилось. Он даже захотел подняться, чтобы прыгнуть к своему счастью и облизать, но у него опять не получилось, поясничные позвонки были сломлены.

Силиконовая барби уехала уже через несколько минут, только проверив не поврежден ли у машины бампер, а пес так и остался лежать на дороге. Но он уже ничего не понимал, он отходил в мир иной, счастливый и довольный, потому как счастье его все-таки нашло.