Замкнутый город
Часть Первая
Глава 1
На этот раз Лёзик проснулся от противного оглушительного визга. Дырявая крыша “бумажной палатки” показала обычное серое небо с рваными клочками замызганных облаков. На удивление, сверху ничего не капало, а в воздухе стоял какой-то тухловато-металлический запах. Лёзик взглянул на часы, висевшие на шее, на верёвочке, разочаровался и произнес вслух:
– Чёрт, проспал я этот паровоз… И эти двое почему-то не пришли… Должны ведь были меня разбудить… Ведь следующий только через десять дней будет… Или более, чем через десять.
Скинув старое, но очень тёплое, одеяло и, облачившись в ватник и кирзовые сапоги, он выполз из "домика" на улицу. Рядом с картонной постройкой валялись многочисленными кучами разнообразные вещи, которые постороннему человеку показались бы ненужными, но Лёзик всегда находил им применение. Однако сегодня не нашлось расположенности копаться в этих кучах, сейчас его заботило, что могло так истошно визжать.
До города было рукой подать; Лёзик тоже жил там, но сейчас на время перебрался к железке, предприняв это для того, чтобы охотиться за немыслимыми паровозами, непонятным образом шнырявшим по железке. Что-то загадочное таилось в этих агрегатах. Сам факт, что они двигались без машинистов, уже мало удивлял; интересовало другое – откуда и почему? Лёзик давно мечтал запрыгнуть на один из них, чтобы всё разузнать, но каждый раз затея срывалась. А виной тому – парочка, которая всё время обещала разбудить его и помочь заскочить на паровоз, но никогда этого не делала. На сей раз Лёзик взбесился не на шутку, он горел желанием найти их и, если не прибить, то хотя бы покалечить.
Внезапно его ухо уловило шум приближающегося вертолета. Недолго думая, Лёзик плюхнулся на землю, замерев в неудобной позе. Вертолет являлся вторым непонятным и интересующим объектом, потому как тоже никем не управлялся. Если у паровозов существовала какая-никакая система в появлении, то летательный аппарат возникал всегда неожиданно и неизвестно откуда, да и оказывался опасным. Единственный способ спастись от него – в определенной позе залечь на земле. Хотя, если посмотреть в корень, то вертолет не совершал ничего смертельного: когда обнаруживал цель, то набрасывал сеть и, аккуратно спеленав, доставлял на заброшенный склад в городе. А с той базы можно было без особых усилий выбраться, потому что путы, через несколько часов, просто-напросто растворялись. Лёзика всегда мучил вопрос: зачем же вертушка всё это делает? И сейчас, лежа в сногсшибательной позе, от которой ныли уже все члены, его опять волновал сей вопрос. Железная стрекоза будто чувствовала, что здесь кто-то есть, и долго и упорно кружила на одном месте, но вскоре всё же скрылась в неизвестном направлении.
Лёзик перевернулся на спину, испытывая блаженство от расправления своих органов.
“У-у-у, гады, сволочи, опять какой-нибудь ерундой занимаются. Какой раз меня подводят. Десятки паровозов из-за них упустил”, – думал Лёзик, лёжа на спине и смотря в надоевшее своей мутностью небо. Полежав еще чуток, он вытянул из кармана самокрутку, и, закурив её, медленно поднялся с земли и пошагал к городу.
Как и всегда, он увидел их издалека, и не просто увидел, но и услышал. Они сидели на обломках старого сарая: Цепеш играл на губной гармошке, а Магзуел что-то сочинял вслух. Цепеш также заметил друга, о чём, прервавшись, сообщил Магзуелу, который невинными глазами посмотрел на приближающегося. Лёзик погрозил обоим кулаком и сходу выпалил то, что он о них думает. Внимательно выслушав очередные речеизлияния, они успокоили его словами:
– Ничего. Всё хорошо. В следующий раз поймаем, – и продолжили свою деятельность.
Лёзик как-то мигом остыл, понимая, что ничего не изменишь, и решил к ним подключиться. Из-под камней была вытащена гитара, спрятанная там специально, и как-то все заботы о паровозах, вертолётах и никчемной погоде отошли на задний план, когда он вместе с друзьями занялся одним из любимых дел.
Кореж был законченным пироманом. Огонь, искры и всё связанное с этим не оставляло его равнодушным. При виде сполохов он приходил в неописуемый восторг и, содрогаясь всем телом, зачарованно наблюдал за огненным действом. В его карманах постоянно лежали: гранаты, спички, петарды и прочая ерунда, имеющая к этому отношение.
Вылезая из очередного подвала, в котором только что замкнул проводку и с вожделением наблюдал дождь искр, Кореж чуть не наткнулся на отщепенца. Отщепенцы бесили его и вызывали чувство брезгливости. Они не представляли из себя людей, а являлись жалкой пародией на них: облезлые редкие волосы, длинные руки, доходящие до колен, узкие плечи, впалая грудная клетка и, обязательно, горб на спине. Одежды они не носили, а ходили лишь в набедренных повязках, причём, даже в лютый мороз. В принципе, отщепенцы были безобидными, но довольно неприятными существами. Если приставали к кому-либо, то постоянно ходили следом и нудели какую-то тарабарщину. Существовала одна возможность избавиться от них – лишить чувств, на время, ударив по голове. И вот, ещё не дав отщепенцу себя увидеть, Кореж саданул тому по черепушке первой подвернувшейся под руку железкой, оказавшейся разводным ключом.
“Вещь хорошая”, – подумал он, прицепляя инструмент к поясу, а расшвыряв ботами крошку от бетонных плит, обнаружил ещё несколько интересных штуковин, и взял с собой, в надежде отдать потом Лёзику.
Выползая из подвала, Кореж разодрал куртку, служившую ему вот уже несколько лет. Матерясь на всю улицу и изливая своё недовольство всякими отщепенцами и штырями, торчащими в разные стороны, он чуть не угодил под колеса машины стражей порядка. Дико отпрыгнув в сторону, начал материться ещё более смачно, вследствие чего машина остановилась, и из неё вылез щупленький охранитель закона.
– Ты чего здесь орешь, сволочь, и под колеса кидаешься?! Жить что ли надоело?! Так я тебя сейчас на месте пристрелю.
Блюститель потянулся рукой к кобуре, но даже не успел вытащить ствол, как Кореж, неожиданно прытко, юркнул в ближайший домишко. Где и затаился.
Щуплый поорал, поорал, потом сел за руль и стал заводить машину. Движок молчал, как проклятый.
"Ну чего, падла, застрял, – подумал Кореж, – сейчас я тебе устрою".
Кореж вытащил из кармана ручную гранату и закинул её под кабину. Мотор так и не завёлся – сработал боеприпас. Авто слегка швырнуло в сторону и на этом всё закончилось. Кореж остался недоволен результатом.
"Плохая граната какая-то попалась. Ничего, сейчас я эту колымагу полностью изувечу", – решил он, выбираясь из укрытия и подходя к автомобилю.
Друзьям не понравилось, что их заключили в небольшое ограниченное пространство. И хоть никто из них не страдал клаустрофобией, они всё равно принялись долбить по стенам этого помещения.
– Что за неуважение к личности! – прокричал Магзуел и ударил ногой в стенку.
– Кто там ещё долбится? – раздался снаружи голос, показавшийся друзьям очень знакомым. – Сейчас вы у меня постучитесь – мгновенно на воздух взлетите.
– Так, – сказал Цепеш, – по-моему, это явно Кореж, узнаю его замашки. Эй, Кореж, – крикнул он следом, – я тебе сейчас взорву, не балуй!
– Мужики, вы что ли? – послышалось снаружи.
– Мы-мы, – проорал Лёзик, – давай, выпускай нас отсюда.
– Да! И, вообще, чего ты нас сюда засадил? – добавил Магзуел, в очередной раз ударяя по стенке армейским ботинком.
– Не сажал я вас сюда, – начал было оправдываться Кореж, – вы…
– Ты сначала выпусти нас из этой клетки, – оборвал его Цепеш, – а потом уж мы разберемся – сажал, не сажал.
Кореж пробубнил что-то в ответ – друзья не разобрали.
– Чего ты там всё думаешь? – не унимался обозлённый Цепеш.
– Сейчас-сейчас, – послышалось из-за стенки, – отойдите от дверцы. Я её взорву.
– Э-э-э, не вздумай, – попробовал крикнуть Лёзик, но его голос потонул в грохоте.
Получив звуковой разряд, друзья не сразу поняли, что уже свободны. Первым очнулся Магзуел, обложив освободителя лихой тирадой. Оскорбленный Кореж пробурчал что-то в ответ, но так тихо, что никто не услышал. Была задета его гордость. Он, можно сказать, сделал своё самое любимое дело на совесть, а в ответ его не то, что похвалили, а только испортили всё настроение. Кореж поскучнел и стал шарить по карманам в поисках сигареты, потому что лишь столбик никотина мог вывести его из плохого состояния.
Сигарет в куртке не нашлось – вывалились, когда лазил по подвалам, замыкая проводку. Погрустнев ещё больше, раздосадованный Кореж плюхнулся прямо в пыль, которой был усыпан буквально весь город, и принялся бубнить себе что-то под нос.
Друзья вылезли из расковерканной машины и столпились вокруг своего спасителя.
– Кореж, ты чего? – спросил Лёзик. – Обиделся, что ли?
Кореж угрюмо отвернулся и махнул на друзей рукой.
– Да, ладно тебе, ну, подумаешь, Магзуел погорячился слегка. Ну, переборщил. Ты и сам не прав, можно было нас как-то по-другому оттуда вызволить.
Видя, что усилия Лёзика тщетны, Цепеш протянул Корежу сигареты и сказал:
– На, от всего сердца. Честное слово.
Кореж разом подобрел и уже более внятно пробубнил:
– Я ж это… хотел… как лучше… я ж… только так могу… ну… а он… меня… да ну…
Магзуел понял, что пришла и его очередь сказать Корежу что-то доброе, чтобы привести того в нормальное состояние. Пнув ботинком, сидящего на дороге, он сказал более мягко и добродушно:
– Ну, ты это, извини, я любя.
После этих слов Кореж заулыбался.
– Вы как к нему в машину-то попали? Отбиться, что ли, не могли?
– Понимаешь, мы сперва на развалинах музицировали, потом, там же, приняли, – стал объяснять Цепеш, – и, похоже, пока находились в состоянии транса, он затащил нас в машину. Ещё неизвестно, чего бы было, если бы он не попался тебе. Слава богу, что ты бродил тут неподалеку.
– Ё, а где теперь моя гитара? – встрепенулся Лёзик. – Не дай бог он её разбил. Где же я другую возьму в этом городе? Вот ведь…
– Да ты успокойся, найдем мы твою гитару, или тебе Стьюд новую где-нибудь откопает, – сказал Магзуел.
– Где же он её найдет?
– Hе боись, если Стьюд захочет, что угодно отыщет в этом городе. Я тебе говорю, – уверил Лёзика Цепеш.
– Да-а-а-а, – протянул Магзуел, – уже почти три месяца торчим здесь, а ещё ничего толком не выяснили. И где мы находимся, и как нас сюда затащило, и почему здесь так не особо людно, а скорее даже пустынно?
– Ну да, пустынно, – сказал Кореж, – а отщепенцы эти расчудесные? Так и липнут, так на каждом шагу и попадаются. Пустынно ему.
– Меньше по подвалам лазай – отщепенцы попадаться не будут, – посоветовал Цепеш.
– Что, значит, меньше? Да в этом может смысл моей жизни…
– Эх, гитару жалко, – перебил Лёзик, – ей уже столько лет было, она у меня тоже, как смысл жизни. Я к ней так привык.
– Скажи, спасибо, что часы остались.
Лёзик глянул на грудь и облегченно вздохнул, увидев, что часы висят на своём прежнем месте. Да, часы были “мировые”, хоть на них и имелись только секундная и часовая стрелки, ходили они с завидной точностью. Лёзик провел по часам рукой и, состроив довольную рожу, благодушно произнес:
– Молодец прадед, классно они у него сохранились. А ведь, когда нашел их, часы пребывали в безобразном состоянии, и, между прочим, минутная стрелка уже тогда отсутствовала.
– Где же он их откопал? – спросил Магзуел.
– В том-то и дело, что откопал. Прадед мой археологией занимался. Лет сто с лишним назад поехал он в очередную экспедицию на раскопки места захоронения какого-то императора. Короче, раскопать-то они раскопали, но не то, что хотели. Нарвались на сооружение, то ли разрушенное, то ли развалившееся. Там находилось множество вещей: какие-то кувшины, статуйки, сундуки, наполненные разным хламом. Ничего особо ценного. Прадед взял только эти часы…
Цепеш стоял и слушал Лёзика, а сам смотрел по сторонам: то на здания, то на дорогу. Вдруг он увидел странную фигуру, появившуюся из-за угла дома, находившегося в конце улицы. Что-то знакомое показалось в этой фигуре, медленно переходившей дорогу. Одежда и сам облик были запоминающимися: голова лысая, как бильярдный шар, а цвет кожи ослепительно белый; одет в длинный балахон фиолетового цвета. Где-то Цепеш уже видел это. Только он стал припоминать где, как фигура остановилась, повернула лицо в сторону друзей и подняла руку. Цепеша удивило то, что даже бровей не было на лице незнакомца, а один глаз прищурен так, будто веки склеены.
Цепеш резко обернулся к друзьям и крикнул: “Смотрите”, но когда повернулся обратно, то на дороге уже никого не было, а там, где раньше стоял лысый, кружился маленький столбик пыли.
– Чего смотреть? – спросил Магзуел.
– Там же ничего интересного нет, – сказал Кореж. – Я уже все это столько раз видел.
– Да так, ничего, – отмахнулся Цепеш, подумав, что всё это ему показалось или он заснул на несколько секунд, увидев короткий сон. – Так, чего ты там про часы рассказывал? – решил он перевести тему разговора.
– Я уже все рассказал, – ответил Лёзик. – Ты чего, не слушал?
– Слушал-слушал, видать чего-то не услышал.
– Могу ещё раз повторить.
– Не, не надо.
– Лёзик, – обратился к нему Магзуел, – ты нам раньше этого про часы не говорил. Чего молчал-то? Почётная история.
– Как-то всё не к слову было, вот и не рассказывал, а сейчас вспомнил и решил поделиться семейной историей.
– Мужики! – раздался крик на всю улицу.
Друзья огляделись по сторонам и увидели, что справа, от здания кинотеатра, к ним со всех ног бежит Рамзай.
– Мужики, – вновь заорал он, – знаете, чего я нашел?! Это просто круто! Вы удивитесь и не поверите мне, но это – правда. Сущая правда.
– Отчего же не поверим? – усомнился Кореж. – Поверим, только говори, во что мы должны поверить.
– Нет, это просто круто, – сказал, уже более спокойно, подошедший Рамзай. – Я публичный дом обнаружил.
– Что, даже с дивчинами? – вытаращил глаза Кореж.
– Естественно, я чего и удивился. Обыкновенные живые бабы. Да к тому же одна лучше другой.
– Надо же, живые, – как бы выразил удивление Цепеш. – А не показалось ли тебе? Здесь же никого не было. Сколько всего облазили, а толком ничего не нашли. И вдруг на тебе – женщины. У тебя случайно не галлюцинации на сексуальной почве? Мы уже давно выяснили, что в этом городе нет никого, кроме: нас, отщепенцев, стражей порядка и всяких собак и кошек.
– Выяснить-то выяснили, – сказал Лёзик, – но как-то они ведь должны размножаться. Берутся же откуда-то эти самые стражи порядка.
– Логично, конечно, – не унимался Цепеш. – Тогда к тебе ещё один вопрос. А откуда здесь взялись мы?
– Ну, мы. Мы…
– Вот именно – МЫ. Не здесь мы родились, насколько помню. Или мне память изменяет?
– Да нет, Цепеш, не изменяет, но что-то не пойму, к чему ты ведешь.
– А к тому, что, может, все живые существа здесь не местные. И их, как и нас, занесло сюда откуда-то.
– Может быть, даже может быть даже, – встрял Магзуел, ворча на Цепеша. – Опять ты со своим “может быть”. Ты мне факты достоверные предоставь, тогда я тебе поверю. А так балаболить изо дня в день об одном и том же, то есть, не зная о чем – бесполезно.
– Да иди ты, скептик хренов.
– Нет, Цепеш, я не скептик, а рассуждать надо логически. Я прав или прав или прав?
– А-а-а, – махнул рукой Цепеш и замолчал.
– Чего там, Рамзай, за дивчины-то? – спросил Кореж, видя, что спор Цепеша с Лёзиком и Магзуелом увял, даже и не начавшись.
– Натуральные, всё, что надо на месте, правда, не говорят ни фига.
– И ни одного мужика? – произнес удивленный Кореж.
– Неа, ни одного.
– Где ты их нашел?
– Ну, вон, – Рамзай показал рукой назад, – лазил по кинотеатру, зашел в сортир, думал оттуда зеркало, то – большое, взять, которое от пола до потолка.
– Интересно, как бы ты его потащил, – с сомнением сказал Магзуел.
– Как-как, обыкновенно. Ко мне Стьюд должен был подойти – мы бы его вместе и вынесли. А то ещё неизвестно, сколько мы здесь проторчим. Вдруг навсегда нас сюда? Кто его знает? Я и решил квартирку себе обустроить, благо всяких вещей в этом городе полно.
– Да, вещей-то полно, – подумал вслух Цепеш, – слава богам, тут и со жратвой не бедно, а то давно бы загнулись. Но откуда всё это берётся?
– Так вот, – продолжил Рамзай, пропустив мимо ушей вопрос Цепеша, – стою я, думаю, как мне зеркало от стены оторвать. Я же предполагал, оно на клею каком. Взял железочку и стал скоблить по периметру. Скоблил, скоблил, а толку-то мало. Взбесило меня это, бросил железку на пол, да, как дам рукой по зеркалу. Чувствую, чего-то не то. Смотрю, отражение ко мне приближается. Глянул сбоку, а зеркало из стены вперед на двадцать-тридцать миллиметров выехало. Что за хреновина такая? Взял и ещё раз рукой по плоскости треснул. Оно снова вперед подалось, а потом в сторону отъехало. И, главное, толщина зеркала сантиметров шесть, и всё целиком из толстого такого стекла. Я так прикинул: хрен бы мы его со Стьюдом донесли. Ну, вот, зеркало, значит, отошло, я глянул за него – ещё и дверь какая-то имеется. Открыл её. За ней коридор недлинный и слабо освещенный. Глазами по стенкам и потолку стрельнул – лампочек нет. Пошел по коридору; метров десять прошагал – тупик. Блин, думаю, ничего интересного, а так всё классно начиналось. Постоял, повертелся, постучал по стенкам, по полу, надеялся, что чего-нибудь откроется. Ага, хрен. Пошёл обратно. К двери подхожу, дай, думаю, закрою и посмотрю, как здесь без освещения. Закрыл дверь и, о-па, светлее стало. Обернулся, а сзади вместо стенки уже проход имеется. Я как ломанулся туда, ну, чтоб не исчез, пока там не побывал. Иду, глазею, изменений особых не замечаю. Так шёл, шёл, голову кверху подняв, и не заметил, как под ногами ступеньки появились. Да! Звезданулся я конкретно. Череп до сих пор болит.
– А-а-а, – протянул Цепеш, – ну, оно теперь и понятно, откуда у него женщины взялись. А больше ты ничего не видал? Там… крокодилов… слонов… или ещё чего?
– Заткнись, – огрызнулся Рамзай, – надоел уже со своими зловредными высказываниями. Ничего мне не показалось. Всё наяву было. Вертанулся я с лестницы, лежу на полу, в сознание прихожу. Смотрю, по сторонам вроде зал какой-то, свечи горят, цветочки разные в горшочках, фонтанчики посреди зала. И тут я совсем охренел… две бабы в мою сторону идут. На одной только трусики, а на другой…
– Всё, хорош, – крикнул Кореж. – Пошли уже.
В кинотеатре, у зеркала, они обнаружили Стьюда, пытающегося оторвать его от стены.
– Ну и где тебя носит? Сколько можно ждать? – тут же рявкнул он на Рамзая.
– Я тут ребят встретил, – ответил Рамзай, смотря удивленными глазами на зеркало, вновь стоящее на прежнем месте.
– Ну и как ты его собираешься отковыривать? – поинтересовался Стьюд.
– Оно разве не было отодвинуто, когда ты вошёл сюда? Я его открытым оставил.
– У тебя чего, Рамзай, крышак уплыл? С чего это оно будет сдвинуто? Я уже двадцать минут пытаюсь его подколупнуть и всё тщетно.
– Как же это так? – растерялся Рамзай, с опаской смотря на друзей и думая, что они ему сейчас скажут.
В это время Цепеш увидел в зеркале того самого человека, которого он, буквально час назад, видел на дороге. Субъект подмигнул ему и исчез.
– Вы видели? – спросил ошарашенный Цепеш у друзей, которые тоже смотрели в зеркало.
– Чего видели? – откликнулся Лёзик.
– Ну, это, в зеркале.
– Конечно, я вижу себя в зеркале, – проговорил Магзуел, – как, впрочем, и тебя и всех остальных. Какой-то ты странный, Цепеш, последнее время.
– Да так, ничего. Показалось. Ладно. Фигня, – отрывисто сказал Цепеш и умолк.
– Рамзай, давай, долби по своему зеркалу, – настаивал Кореж. – Показывай дивчин.
– У него не получится, – задумчиво протянул Цепеш.
– Почему? – Лёзик посмотрел на Цепеша.
– Какие дивчины? Вы о чём? Опять дерьма какого-нибудь наглотались?
– Ничего, Стьюд, мы меру знаем, – успокоил его Магзуел.
Рамзай подошел к зеркалу, ударил по нему рукой, задумчиво посмотрел по сторонам, ударил ещё раз. Потом ещё и ещё. Зеркало оставалось на месте.
– Ты чего по нему долбишь? – удивился Стьюд. – Ты его так не оторвешь, надо сбоку.
– Да, Рамзай, – разочарованно сказал Кореж, – звездоболить ты мастак.
– Натурально всё было. Я ни слова не соврал.
– Ага, – брякнул Магзуел, – расскажите нам ещё.
– Вы чего, мне не верите?
– Чему тут верить, – недовольно пробурчал Лёзик. – Нажрался какой-то дребедени, словил кайф, а нам лапшу на уши накидал.
– Да… Ё… Ну, было же…
– Было, Рамзай, было, я тебе верю, – сказал Цепеш.
Рамзай удивленно посмотрел на друга. Уж от кого, но от Цепеша он этого не ожидал услышать.
– Всё иллюзорное – иллюзорно. И мир этот иллюзорен. Но чего было – то было. Верю.
После этих слов Рамзай вовсе не понял: то ли Цепеш смеется над ним, то ли и впрямь говорит правду.
Больше Рамзая удивлялся Стьюд, который, как ни старался, не улавливал нить разговора. Ему казалось, что друзья вконец обожрались галлюциногенов и теперь уже не могут говорить понятно для окружающих.
Тут неожиданно они все услышали оглушительный визг и грохот. Здание кинотеатра зашаталось, а на стенах появились трещины. Друзья спешно выбежали наружу, решив, что это землетрясение, и сооружение неминуемо обрушится на них. Но когда вылетели на улицу, всё уже утихло, будто ничего и не происходило, лишь пыль на дороге лежала странными вороночками.
– Чего это могло быть? – спросил Магзуел.
– Догадайся, с трех раз, – посоветовал Кореж.
– Меня сегодня этот же звук разбудил, – сказал Лёзик. – Неприятный он какой-то. Прям как по нервам чем-то грубо провели. Всю душу перевернули.
– У меня тоже самое, – поддержал Рамзай.
– Странный город, – произнес Цепеш, – каждый здесь что-нибудь новенькое, да обнаруживает. Главное, толком так ещё ничего и не распознали.
– Распознаешь тут, как же, – брякнул Магзуел, – аномалия просто какая-то.
– Да ну вас, какая аномалия, – встрял Стьюд, – всё донельзя просто – отщепенцы чего-нибудь взорвали, вот и делов-то.
– А всё остальное как же? – не согласился Лёзик.
– Что именно?
– Хотя бы эти самые паровозы.
– А, – махнул рукой Стьюд.
– Чего “а”? Паровозы, вертолеты, охранители эти поганые. Всё появляется неизвестно откуда и исчезает непонятно куда. Как ты это объяснишь?
– И объяснять не буду. Появляются – надо, а исчезают – тоже надо.
– Кому надо и зачем надо? – спросил Цепеш. – Ты об этом когда-нибудь думал?
– Не думал и думать не хочу! Всё, чего делается или ни делается – к лучшему. Меня волнует: пожру ли сегодня или голодным останусь. Я вам еду нахожу, и с меня этого хватит. Думать же, что да как, нет, не надо мне этого. Голову я себе ломать ещё буду.
– Ну тебя, Стьюд, приземленный ты человек.
Стьюд состроил гримасу и пошел в сторону трехэтажных домов.
– Пойду лучше, поищу чего-нибудь, чем с вами тут трендить.
– Стьюд, – остановил его Лёзик, – если где гитара попадется – тащи мне. Я, похоже, свою прощёлкал.
– Ладно, – ответил Стьюд, удаляясь от центра города.
Друзья постояли некоторое время, разглядывая непонятные воронки в пыли и обсуждая, откуда это могло появиться, и что за звук разбудил сегодня Лёзика, а потом повторился здесь. Не договорившись ни до чего существенного, все решили пойти к Рамзаю.
Глава 2
Рамзай выбрал себе двухэтажный кирпичный домишко на восемь комнат, кухню и разные кладовые. Из всех восьми комнат, на данный момент, более-менее сносно обставил только три, и то диванами да креслами, обтянутыми черной кожей. Стены Рамзай оклеил белыми листами бумаги, на которых всё время рисовал Цепеш, когда приходил к нему. Художества разительно отличались друг от друга: то голая женщина, то разбитый череп, то что-то мифическое, то бабочки, да различные насекомые. И сейчас, войдя к Рамзаю, Цепеш сразу же достал из кармана графитовый карандаш и принялся рисовать какую-то фигуру в балахоне и с лысой головой.
– Это ещё чего такое? – спросил Магзуел.
– Не знаю. Но что-то в нём есть загадочное. Только вот чего – не пойму.
– Опять в своих снах насмотрелся, – предположил Магзуел. – Вечно тебе наснитъся всякой всячины, а ты потом её на нас вываливаешь.
– Да нет, Магзуел, этот не из снов.
Рамзай подошел к магнитоле и нажал кнопку воспроизведения, но магнитола молчала.
– Странно, – удивился он, – всегда работала.
– А у тебя электричество-то есть? – прищурился Кореж.
– С утра было.
– Дай-ка, проверю, – Кореж достал из кармана медную проволоку, и подошел к розетке. Выдернув вилку, он сунул на её место согнутую пополам медяшку. Ничего не произошло. – Нет у тебя, ни фига, ни электричества.
– А где же оно, – раздосадовался Рамзай. – Ведь было же раньше.
– Говорю, город странный, – влез Цепеш, – здесь всегда так: то есть, то нет.
– Знаем мы это и без тебя, – оборвал его Магзуел. – Чего ты всё об одном и том же?
– Просто пытаюсь понять, где мы?
– Ну и понимай себе молча.
– Ну и буду, – спокойно ответил Цепеш.
– Нy и будь!
– Bcё?
– ВСЁ!
– Будь добр, угости сигареткой.
Магзуел, молча, протянул сигарету, Цепеш взял её и продолжил рисовать свою “настенку”. Остальные расселись по креслам и диванам, принявшись за крепкое вино местного или не местного приготовления, которое Стьюд отыскал в одном подвале, неделю назад, и запас которого уже почти подходил к концу.
– Надо Стьюду сказать, чтобы ещё принес.
– Ты бы лучше, Рамзай, не о вине мечтал, а о пиве. Три месяца я уже пивком не баловался. Кошмар, – сокрушенно вздохнул Магзуел. – Цепеш, ты как, по пиву скучаешь? – спросил, поворачиваясь к рисовальщику.
Цепеш не ответил – валялся на полу без сознания, сильно сжав кулаки. Из одного торчал карандаш, а из другого – сигарета.
– Цепеш, ты чего? – закричал Магзуел.
Все повскакивали и подбежали к упавшему. Кореж сразу же принялся хлестать его по щекам, но это не подействовало. Цепеш только иногда содрогался всем телом, но не приходил в сознание. Друзья подняли его с пола и перенесли на диван.
– Чего это с ним такое? – удивленно поднял брови Рамзай.
– Хрен его знает, – пробурчал Магзуел, – говорил я ему, не увлекайся этой медитацией и специальными погружениями в сон, а он меня не слушал. Вот, видать, и доигрался. Пускай полежит, может сам оклемается.
– У него сердце-то бьётся? – спросил Лёзик.
– Бьётся, – потрогал пульс Магзуел, – нормально долбится, размеренно, как и полагается. Дышит тоже хорошо, скоро придёт в себя. Можно дальше пьянствовать.
Рамзай сидел в кресле, вырезая очередную фигурку из дерева. Исполнял профессионально – долгая учеба искусству нэцкэ не прошла даром – поделки получались как живые, что особенно радовало самого Рамзая. Пол одной из комнат был полностью уставлен его произведениями искусства. Сейчас он вырезал человечка едущего на слоне.
И тут неожиданно раздался крик.
Цепеш, вот уже семь часов лежавший на диване в обморочном состоянии, вдруг неимоверно заорал. Рамзай подошел к нему и спросил:
– Ты чего?
Но Цепеш не слышал, продолжая орать, сильно зажмурив глаза. Рамзай, недолго думая, быстро хлестнул друга рукой по щеке. Цепеш резко смолк, тут же открыв глаза.
– Это ты, Рамзай? – первое, что спросил он.
– Я. Ты чего орал?
– Фу, вот чума-то, – сказал Цепеш, садясь на диване. Он с интересом посмотрел на свои сжатые кулаки, а потом раскрыл их. В левой руке осталась горстка табака от раздавленной сигареты, а в правой – карандаш, сломанный на четыре части. – Бывает же такое.
– Чего с тобой?
– Потом как-нибудь расскажу, дай отойти. А где все?
– Лёзик пошёл к Корежу, который что-то ему там нашел и хотел отдать. Магзуел, вон, дрыхнет. Даже не проснулся от твоего крика.
Магзуел лежал на другом диване. Как был одет, так и уснул: в очках “Хамелеон”, странной бейсболке, пальто, под которым футболка, зеленых джинсах, и, конечно, в своих незаменимых армейских ботах. Из-под усов торчала затухшая папироса.
Цепеш сидел молча; Рамзай не стал лезть к нему с расспросами, а продолжил резьбу по дереву.
– Пойду-ка я к себе, Рамзай, подумать надо.
– Думай здесь, что тебе мешает?
– Гм… знаешь… одному мне надо побыть.
– Как хочешь. Значит, если чего, тебя дома искать?
– Ага, – Цепеш встал, – ну, бывай. Да, всё хочу спросить, ты не помнишь, что произошло в тот вечер?
– Что именно? Мы же всё по этому вопросу выяснили.
– Ну, кто чего делал? Может, пропустили что?
– Нет, вроде. Да ничего мы и не могли пропустить. Каждый вспомнил что-нибудь о себе и о ком-то другом. Расхождений никаких не было. Сидели себе спокойно: Лёзик на гитаре играл, ты – пел и на гармошке подыгрывал, Магзуел тоже пел. Всё как всегда. А потом нас за какие-то доли секунды сюда выперло. Как тут можно что-то объяснить?
– У меня всё сомнения. Может, кто чего и видел, да не придал значения. В подсознание у него это отложилось, ну, а так просто он вспомнить не может. Я и думаю, если гипнозом попробовать.
– Ты умеешь?
– Никогда не пробовал, но технику процесса знаю.
– А на психику это не повлияет?
– Не знаю, – развел руками Цепеш, – я же не занимался этим. Вот ты согласишься?
Рамзай задумался.
– Интересно, конечно. Страшно, правда. Я пока не готов. Попозже как-нибудь. А, вообще, Цепеш, чего ты суетишься? Тебе чего так хочется вернуться обратно? Что ты там забыл? Тут же круто: ни законов нет, ни прочих рамок. Свобода. Насколько помню – ты свободолюбивый человек. Тебя же всегда раздражало то общество. Теперь тебя обратно к ним тянет?
– Пустовато как-то здесь. Необычно. Да и к чему такая свобода? Не то всё это и не так. Да и женщин нет, если не считать твоего сегодняшнего приключения.
– А ты мне поверил?
– Поверил.
– Почему?
– Объяснить сейчас не смогу. Со мной произошло кое-что, насчёт этого и хочу пойти поразмышлять. Ну а как, женщины знали своё дело?
– О-о-о! Ещё как…
– Это хорошо. В следующий раз вместе пойдем.
Рамзай с удивлением посмотрел на Цепеша.
– Так ведь не было же их потом.
– Будут, Рамзай, в следующий раз – будут.
Когда Цепеш покинул дом Рамзая, на улице уже стояла ночь. Звезд не виднелось, с неба только одиноко смотрел кусок тусклой луны. Цепеш медленно побрел вдоль двухэтажных домов в сторону своего, находящегося на отшибе рядом с прудом.
До места оставалось немного; приостановившись, Цепеш пошарил по карманам, обнаружил сигарету, и как только прикурил, из-за магазинов, со стороны гаражей, вылетела машина, покрашенная в какой-то темный цвет. В машине резко ударили по тормозам, практически, осадив её за три метра от Цепеша. Дверца открылась, из авто высунулась рожа с рыжей шевелюрой.
– А-а-а, ты! – заорала рожа.
– Я, – ничего не понимая, ответил Цепеш.
– Садись быстрее, шеф ждет.
– Какой шеф?
– Кончай дурить, Волд, – высунулась вторая рожа, – лезь в машину, времени уже нет.
– Да, не Волд я.
– Ага, так мы тебе и поверили.
– Хватит шуточки шутить, в натуре времени нет.
Цепеш стоял, не соображая, что происходит. Он видел этих людей в первый раз. Да и не могло здесь быть людей. Не было же их. Откуда?
Двое быстро вылезли наружу и молниеносно, силой, запихали его в машину. Один сел с ним сзади, а другой так резко рванул с места, что Цепеша вдавило в сидение.
– Ну ты, Волд, приколист, – сказал сидевший рядом. – Исчез и не появляешься. Уже три дня мы тебя ищем. Шеф просто рвёт и мечет. Всё дело без тебя стоит. План горит. На шефа сверху давят, а он на нас орёт. А чего мы без тебя делать будем? Ты где шарахаешься? Что с тобой? Нанна бросила?
– Кто?
– Ну ты, Волд, даешь. То ходил от неё без ума, а теперь спрашиваешь, кто она. Да, приколист, как я погляжу.
– Не Волд я.
– А кто?
– Цепеш.
– Брось ты это. Мне, в принципе, всё равно, как тебя звать. Ты только дело заверши, а там мы тебя хоть Цепешем, хоть Лепешем называть станем.
– Не Лепеш я никакой. И не Волд.
– Ну тебя, надоел. Заладил по кругу – не я, не я.
– У тебя с головой-то всё в порядке? – спросил сидевший за рулем. – Может, тебе подлечиться надо?
– Нет, не надо. А ты кто?
– Ха. Кто. А говоришь лечиться не надо. Гжен я, забыл что ли?
– А я – Лоден, – представился находящийся рядом, – если ты и моё имя не помнишь.
– Ну-у-у-у-у, – задумчиво протянул Цепеш и глянул в окошко, за которым проносились сады.
– Сейчас приедем и сразу за дело, – сказал Гжен, когда сады закончились, а машину затрясло на плохом железнодорожном переезде. – К шефу потом зайдём.
– Какое дело? – изумился Цепеш.
– Да! Видать, тебя здорово чем-то шандарахнуло, – пробурчал Лоден. – Ты случайно головой не падал?
– Нет, – честно ответил Цепеш, – только в детстве.
– Похоже, только сейчас до тебя последствия дошли, – заметил Лоден.
Гжен дал по тормозам и Цепеша бросило вперед.
– Всё, приехали. Вылезай.
– Куда?
– Волд, прекращай. Вылезай, дело ждёт.
Цепеш выбрался из машины и посмотрел на здание – сооружение этажей на двадцать, наверху которого красовалась огромная вывеска “ИЗДАТЕЛЬСТВО”.
– Прошу, – сказал Лоден, указывая на парадные двери входа. – Гжен сейчас машину поставит и догонит.
“Что такое? Что со мной? Кто эти люди, что считают меня за своего? Не схожу ли я с ума? Или похож на кого-то? Что же будет дальше?” – подумал Цепеш и вошел в стеклянные двери издательства.
Глава 3
Стьюд покинул ангар, таща в одной руке гитару, а в другой корзину, наполненную всякой всячиной.
– Чего только нет в этих ангарах, – вслух восторгался Стьюд, привыкший разговаривать сам с собой, – словно на случай атомной войны кто-то запасался. Может здесь чего-то подобное и произошло? Серое мутное небо, безжизненные унылые облака, отщепенцы, пыль на дорогах, да… – прервал он свою тираду, услышав характерный звук мотора, изученный и узнаваемый издалека, и сразу увидел фургон, двигавшийся по главной улице от высоток в сторону ангаров, – … блюстители эти поганые, чтоб мать их за ногу, – закончил Стьюд и нырнул в кусты.
Гитара дзенькнула о ветки и затихла; Стьюд упал на землю, хоть и было это неприятно, но ничего другого не оставалось. Затаившись, он наблюдал из кустов за приближением машины. Фургон остановился как раз напротив. В автомобиле сидело двое, пристально изучая местность вокруг. Стекла были опущены и поэтому их голоса слышались отчетливо.
– Только что ведь здесь стоял. Опять смылся. Ты, кстати, заметил – тот же самый. Никак мы его не возьмем.
– Прыткий, зараза.
– Ничего, на всякую хитрую жопу найдется свой член с резьбой. Отловим мы его.
– Давай по кустам пошарим? Да ближние подъезды поглядим?
– Из машины лезть неохота. Так бы ему в обе ноги засадить по пуле, чтобы и с места сдвинуться не мог. В следующий раз пушку на прицеле держать буду. Увижу – пальну. Пристрелю, да и хрен с ним. Спишем как вольношатающегося, зато мороки не будет. Слышал, вчера Вах не вернулся. Ни его, ни машины. Первый раз один выехал и, на тебе, пропал. Может, этот гадёныш с ним чего сделал?
– Да, ладно, Вах без оружия не ездил.
– Мало ли, что с оружием. В управлении говорят, что тут по городу человек пять-семь шастает.
– А на рабочих местах все? Проверяли?
– Нет ещё, запроса не делали. Да и рано. Эти в городе, от силы и недели нет. А по закону заявляют, когда на месте дней десять не появляется.
– Видать, есть ему чего прятаться – раз опять скрылся.
– Я и говорю, листок бы у него проверить.
– Поймаем – проверим. Ладно, поехали.
Пыль, потревоженную тронувшейся машиной, понесло на кусты. Стьюд наглотался её и закашлялся. Стало хреново: в носу жгло, а в горле саднило. Чтобы избавиться от этого, он вытащил из корзины бутылку вина и сделал большой глоток. Горло прочистилось, но слегка, а привкус от смеси пыли с вином получился неприятный. Выбравшись из кустов, Стьюд похлопал по себе. С одежды свалилось около полкило пыли. И тут он скорчился и чихнул, что принесло некоторое облегчение для его носоглотки. Достав из пачки сигарету, закурил и двинулся к дому Магзуела, думая оставить гитару там, чтобы не переть до Лёзика. Магзуела дома не оказалось – он ещё дрых у Рамзая на диване – и Стьюд решил заглянуть к Корежу.
На улице стояла невыносимо жаркая духота от беспощадно палящего солнца. Рубашка на спине сделалась мокрой. Расстегнув пуговицы, Стьюд подумал, что станет легче, но не тут-то было; пекло так, что в пору снимать с себя даже кожу.
– И чего такая жара стоит, – недовольно проворчал он, глядя на небо. – Всё в облаках, но жарит как в печке. А ведь недавно такенный минусище держался.
Стьюд остановился, снял с себя рубашку и, сев на обочину дороги, принялся развязывать шнурки кроссовок. Стащив с ног донельзя мокрые носки, запихал их в кроссовки, шнурки связал между собой и перекинул обувь через плечо. Поднявшись с дороги, Стьюд зашагал к дому Корежа, оставляя за собой, поначалу, мокрые следы в пыли. Он разделся бы и весь, но врожденная интеллигентность не позволяла ходить без штанов даже в пустом городе.
– Сейчас Корежу гитару занесу и пойду к Цепешу на пруд, в водичке полежу. Классно Цепеш домик выбрал, будто предвидел, что жара наступит. И всё-таки странно, что в городе электричество в домах имеется, а воды нет. Будто мыться не надо. О чём они думали, когда строили, что даже никаких водных коммуникаций не провели? Ни туалета тебе, ни ванны.
Ступив на порог, Стьюд привычным жестом распахнул дверь. Коридор, как таковой, отсутствовал, сразу же за входной дверью начиналась комната, самая большая и самая бестолковая, где складировалось всё, что находил Кореж для себя и для Лёзика. Как всегда Стьюд увидел горы всяких железок, деревяшек, роликов, цепей, ящики с гранатами, коробки со спичками, разбросанные по всему полу, несметное количество проводов и прочей ерунды. Он, осторожно перешагивая, как по минному полю, прошёл эту комнату и попал в следующую, в которой и увидел Лёзика с Корежем, сидящих на полу и что-то собирающих.
– Привет, мужики, а вот и я.
Друзья посмотрели на него, и Кореж пробубнил, глядя на ноги Стьюда:
– Ты бы хоть пыль с ног стряхнул, а то убирай потом после тебя.
Лёзик же, увидев гитару, вскочил и с криками:
– Ну, Стьюд – молодчина, удружил, – подбежал к нему и стал обнимать и хлопать руками по спине, потом остановился и сказал. – Фу, Стьюд, какой ты мокрый, хоть бы вытерся.
Довольное лицо Стьюда искривилось;
– Эх, так хорошо начал и так херово закончил. На, держи свою гитару, – сунул он Лёзику инструмент. – Мог бы и потерпеть. Сам знаю, что мокрый, а что поделать, на улице ужас творится, шашлыки жарить можно.
– Чего ещё припер? – заглянул Кореж в корзину. – У-у-у, апельсины. Это мы едим. Смотри, Лёзик, у него тут и вино есть.
– Есть, есть, – убрал Стьюд корзинку, – да не по твою честь. Это я Рамзаю.
– Ещё принесешь, а это давай сейчас выпьем. Пить невыносимо хочется, – Кореж сделал жалостливые глаза.
– Ладно, тащи стаканы, посижу с вами немного, а потом к пруду двину, – смилостивился Стьюд, ставя стул к окну и усаживаясь на него.
– Спасибо тебе за гитару, – поблагодарил Лёзик ещё раз. – Жалко мне всё же старую, даже сюда вместе со мной попала.
– Естественно, – вставил Кореж, – попала. Не держал бы в руках, хрен бы ты её здесь увидел. Что же тогда всё-таки произошло?
– Этот вопрос, по-моему, нас всех волнует, – сказал Стьюд. – Главное, что это за город и можно ли отсюда выбраться?
– Глупо.
– Что глупо? – удивился Стьюд на реплику Лёзика.
– Глупо получается как-то. Город, конечно, странноват, лесом почти со всех сторон окружен.
– И чего здесь глупого?
– Да то, что в лес уходишь, идешь вперёд, а возвращаешься обратно.
– Когда ты пробовал?
– Вчетвером пробовали: Магзуел, Цепеш, Кореж и я. В разных местах заходили. И поодиночке, и все вместе. Толку никакого.
– А я думал – дальше леса не ходили.
– Так дальше и не получалось.
– Значит, на данный момент выхода нет?
– Нет. Правда, по реке мы ещё не пробовали.
– По какой реке?
– На севере, за железкой, в лесу река течет. Лодка нужна. А где её взять?
– Вплавь.
– Там знаешь какой темпер в воде. Всё, что можно и, что не можно – отморозишь.
– Лодку найдем, – заверил Стьюд. – На днях будет.
– Ты уверен? – заинтересовался Кореж.
– Не уверен, но постараюсь найти. Иначе я – не я. Хоть резиновую, но достану. В этих ангарах, наверное, есть даже то, что в природе не существует. Кто это там всё складировал? Не отщепенцы же. Они, похоже, вообще, делать ничего не могут, кроме как приставать. Вот чёрт! Только вспомнишь – уже появляются.
Стьюд резко соскочил со стула, отпрыгивая от окна.
Остальные, таясь, глянули на улицу; по дорожке брел отщепенец, озадаченно озирая местность. Перед открытым окном он остановился, словно почувствовал, что в доме имеются люди, и направился к окну.
Друзья быстро рванули в другую комнату.
Отщепенец схватился руками за раму, подтянул своё тощее горбатое тело, заглянул в дом и, убедившись, что там пусто, как-то неловко разжал пальцы, шлепаясь в пыль под окном. Поворочавшись в пыли, поднялся, ещё раз глянул на дом и пошел дальше, загребая своими скелетическими ногами.
– Уф, пронесло, – прошептал Кореж, боясь, что его может услышать отщепенец, – слава богу! Я уж задолбался от них разными вещами отмахиваться. Твари приставучие. Чего им только надо? Ведь хрень какую-то пищат, но так настойчиво, что просто из себя выводят.
– Да, – сказал Лёзик, – они явно не могли построить город, как, впрочем, и ангары наполнить. Но кто же?
– Ну точно и не блюстители, – брякнул Кореж. – Эти только хватать умеют.
– Чуть сегодня на них не нарвался, – сообщил Стьюд, – благо в кусты успел шмыгнуть. Я вот одно не понял из их разговора. Когда мы первый раз охранителей увидели?
– Недели через полторы, как сюда попали. Они же тогда нас чуть не сцапали. Хотели спросить у них, где мы, обрадовались ещё, что хоть какие-то люди здесь есть, а они пушки наставили и требовали чего-то…
– Листок им какой-то нужен, Лёзик. Это я сегодня отчетливо услышал.
– Ну, значит, листок от нас требовали. Мы же ни ухом, ни рылом. Чего-то им говорим, а один берёт и Рамзаю в ухо. Помнишь?
– Меня с вами не было, я уже по ангарам и магазинам лазил.
– Точно, Лёзик, – вставил Кореж, – нас в тот раз пятеро было. Он сначала Рамзаю заехал, а потом на Цепеша замахнулся, да ему Магзуел ботинком в живот, как даст – тот пополам и сложился. А второй в Магзуела прицеливаться начал, я же ему трубой по чердаку двинул.
– Где ты трубу-то взял?
– Рядом валялась. Он в пыль осел и больше не поднимался. Первый чего-то ещё рыпался, так его Рамзай успокоил. Слава богу Цепешу не досталось.
– Почему это? – изумился Стьюд.
– Ты чего, забыл? Он так-то тихий, а задень его – сильно звереет, другим становится, что-то древнее звериное в нем просыпается. Совсем и не Цепеш, а машина для убийств.
– Что-то я никогда не видел, – сомневаясь сказал Стьюд.
– Бывает, – подтвердил Лёзик. – Я, правда, только один раз только лицезрел это, но больше не хочу.
– Ладно, – перебил Стьюд, – о другом хотел сказать. Получается, что… а… они живые остались?
– Живые, – кивнул Кореж, – я у них пульс щупал. Всё нормально. Дышали даже.
– Так вот о чём я. Значит, они вас, то есть нас, видели месяца два с небольшим назад, верно? Так странность в следующем. Эти в машине, сегодня, говоря между собой, сказали, подразумевая нас, что мы по городу шастаем где-то около недели. Неувязочка со временем выходит.
–А если это не о нас? - усомнился Кореж.
– О нас. Точно. Эта парочка меня уже чуть два раза не поймала. Сегодня третий был. И меня они явно запомнили.
– Ну и что?
– А то, что первый раз они попались мне полтора месяца назад, а второй – около трех недель. Фигня выходит. Мы здесь уже около трех месяцев, а для них мы и недели здесь не пробыли.
– Ерунда какая-то, – почесал голову Лёзик. – Ты же, Стьюд, не верил в необычность города, а теперь сам же доказываешь обратное.
– Глупцы те, кто не меняют точки зрения, наблюдая очевидное. Я говорил: дайте мне факты – поверю.
– Ну и какие тут факты? Только непонятные догадки, точнее предположения.
– Надо Цепешу это всё рассказать, надеюсь, соберёт воедино и выдаст результат. Кстати, ещё они упоминали о каких-то рабочих, не убежал ли кто. Получается, здесь не только блюстители и отщепенцы. Да ведь и к нам охранители относятся, как к должному. Не удивились же, увидев вас в первый раз.
– На удивление это не походило, – сказал Кореж. – Скорее приняли за своих – обитающих здесь.
– Про это и говорю, должны здесь люди быть.
– Ну, где же они?! – крикнул Лёзик. – Везде пусто. Заводы пустые, дома пустые, магазины пустые, ангары никто не охраняет. Где все?
– Не знаю! – заорал также Стьюд. – Я лишь размышляю. Чего вопишь?
– Хорош, мужики, – решил успокоить их Кореж. – Вы ещё драться начните из-за этого. Время покажет, как всё обстоит.
– Время. Время, – успокаивался Стьюд. – С временем-то и вся загвоздка…
И тут опять раздался неприятный визг, настолько невыносимый, что выворачивало наизнанку. Друзья зажали уши руками, но они не помогали, звук пытался разорвать барабанные перепонки на куски. У Корежа к горлу подкатывало из желудка, а на глаза наворачивались слезы. Стьюду чудилось что-то непонятное – страх наползал со всех сторон – он еле сдерживал себя, чтобы не сорваться со стула и не закричать. Лёзику пронзительный звук был просто омерзителен, он рыскал глазами по комнате, ища куда бы забиться от него, но ничего подходящего не находил. Корежа мутило всё больше и больше, силы для борьбы с этим истощались. Он хотел подняться, чтобы подойти к окну, но, чувствуя, что не может, остался сидеть на прежнем месте, напротив Стьюда. Становилось хуже; Кореж напряженно дышал, впуская воздух в легкие большими порциями, но размеренное дыхание, которому учил Цепеш, не помогло. Всё, что лежало в желудке, моментально поднялось по пищеводу и огромным фонтаном вылилось другу на брюки. Стьюд, и так уже взведённый, почувствовав на штанах что-то теплое, а точнее даже горячее, вскочил и, мечась по комнате, разразился неистовым ором. Лёзик, выведенный из себя, увидев и услышав орущего и бегающего Стьюда, тоже раскрыл рот и завопил, что было мочи, стараясь перекричать и друга и визг. Кореж, подумав, что крик помогает, незамедлительно присоединился к друзьям. В три глотки они заглушил для себя визг, слыша только собственные крики.
Остановились почему-то одновременно; визга не было. Все трое ошарашено переглядывались, не говоря ни слова. Стьюд подошел к столу, разлил вино по стаканам и стал жадно глотать из своего. После чего посмотрел на брюки, потом на Корежа и вопросительно-утверждающе взревел: “ТЫ!?”
Корежа хватило лишь на то, чтобы кивнуть головой.
Глава 4
На улице продолжала буйствовать жара, но не так как утром, слегка поубавившись. Стьюда удивило следующее: пыль поднялась вверх и висела, сантиметров на десять выше колен, густой массой так, что под ногами ничего не было видно.
– Вот тебе, здрасьте, – изумился Стьюд. – Можно было с Корежа штаны и не требовать, всё равно сейчас весь грязный стану. Что могло её так поднять? Не наступить бы на чего.
Идти в пыли было неприятно. Неизвестность того, на что в следующий момент наступишь, не нравилась Стьюду. Не отрывая ступни от земли, он медленно и осторожно двигался по дороге к дому Рамзая. Пыль обтекала его со всех сторон, казалась какой-то вязкой, и не пыль вовсе, а ил, не отпускающий ногу после каждого шага и создающий трудности для передвижения. Решив проверить, что же это такое, Стьюд попытался зачерпнуть взвесь ладонью, но, подняв руку, тоже нехотя вырвавшуюся обратно, обнаружил её чистой, и удивился, ожидая другого.
– Может и не пыль вовсе?
Странная масса была всюду, насколько хватало дальности взора. На поверхности колыхались очень мелкие волны, то ли от ветра, то ли от движения Стьюда. Он попробовал высоко поднимать ноги, думая, что это как-то ускорит продвижение – не помогло. Вертя головой по сторонам, наткнулся взглядом на магазин, за стеклами которого горел свет, неизвестно для чего включенный в полдень, а внутри передвигались силуэты. Намереваясь разобрать, что за силуэты, Стьюд направился к магазину, но на пятом шагу зацепился за что-то ногой и его лицо неумолимо начало сближаться с пылью. Успев выставить вперёд руки, что незначительно помогло, шлепнулся, как показалось, несколько глубже, чем поверхность дороги, погружаясь при этом в пыльную затягивающую массу. Выставленные руки всё-таки смягчили удар, когда он приземлился на что-то угловатое и колкое. Было темновато и почти ничего не видно. Стьюд приподнял голову и вдохнул. На удивление дышалось так же, как и на поверхности, хоть со всех сторон и висела эта странная пыль. Перевернувшись с живота, он встал на ноги и поднялся во весь рост, которого не хватило, чтобы оказаться над сумрачной взвесью. Шагнув вперед, почувствовал под ногой тот предмет, на котором лежал, и, осторожно убрав с него подошву, двинулся в другую сторону. Однако это продлилось недолго, под кроссовками появился очень крутой подъём.
У Стьюда резко защекотало в носу, и, понимая, что чихнуть неминуемо, он зажмурился, как обычно, когда собирался это делать. В носу будто лазили ершиком для чистки трубок – Стьюда кривило всё больше и больше. Глубоко вдохнув, он чихнул так смачно, что даже затрещало в ушах и слезы навернулись на глаза. Открыв их, обнаружил, что стало светло, но ничего не видно из-за слёз – всё мутное. И только протерев глаза руками, увидел, что пыль исчезла бесследно, а сам он находится в воронке глубиной чуть меньше его роста.
Стьюд обернулся, посмотреть, на что свалился – на дне воронки валялся отщепенец в несуразной позе. Выглядевший мёртвым.
– Неужели это я его собой зашиб?
Приглядевшись более внимательно, Стьюд понял, что такое он вряд ли смог бы сделать. Отщепенец оказался раздавленным, но не полностью, а только левая половина тела, отчего казался перекошенным.
– Странно. Чем это его так? На пресс похоже или на каток.
Тут же Стьюду пришло на ум, что он несколько минут назад лежал на трупе. Передернувшись от этого, захотел немедленно выбраться из ямы и уйти поскорее прочь. Зацепившись руками за край воронки, подтянулся, но земля не выдержала и он вместе с оторванным куском свалился обратно. Вновь почувствовав под спиной труп, молниеносно вскочил и каким-то неведомым образом выпрыгнул из ямы.
Уже наверху, задумавшись, как так смог, и не найдя никакого объяснения, пробормотал:
– А какого меня потянуло в сторону от дороги? Ах, да, свет, – Стьюд глянул на магазин, но ни света, ни силуэтов внутри не было. – Что такое? Глюки никак начались.
Войдя в магазин, полки которого были забиты: кастрюлями, чайниками, кружками и прочей кухонной утварью, Стьюд никого не обнаружил. Да, наверно, и не было никого, и быть не могло. Посмотрев на ассортимент, приметил прилавок с пачками сигарет, не такими, как в ангарах. Взяв одну, распечатал и закурил, табак оказался намного приятнее прежнего. Не долго думая, Стьюд начал распихивать сигареты по карманам и, увлекшись, не заметил, как в магазинчик заявились стражи порядка.
– Вот мы тебя и поймали, засранец. Теперь никуда от нас не денешься. Всё!
Стьюд медленно обернулся, узрев тех двух блюстителей, от которых так удачно скрылся утром, и которым случайно попался теперь. Один стоял у входа, держа руку на кобуре, а второй – со стволом в руке – посередине магазина.
Оценив ситуацию, Стьюд пришел к выводу, что рыпаться не стоит – к выходу не пробиться. Глянув по сторонам, решил попробовать кинуться в окно, потому как сдаваться охранителям не очень уж хотелось. Ещё неизвестно, к чему приведет эта капитуляция. Постояв несколько секунд, он рыпнулся сначала в одну сторону, чтобы сбить пришедших с толку, а потом резко прыгнул в стекло.
Однако эти маневры не возымели действия, правоохранители как стояли, так и остались на прежнем месте. Уже в полёте Стьюд услышал выстрел и тут же почувствовал, как что-то впилось в район поясницы.
“Попали, сволочи”, – подумал он, падая на землю, вылетев сквозь разбитое окно.
Последнее, что ему услышалось перед потерей сознания:
– На хрена ты его шлепнул?
– Очухается как миленький, парализующие.
Осознавая то, что его не убили, а лишь обездвижили, Стьюд выключился.
Недовольно поворочавшись, Стьюд открыл глаза, чувствуя, что, мокрый до нитки, валяется в помещении на полу, а под головой, мелкой крошкой, находится что-то острое, навязчиво колющее кожу. Дабы прекратить это, он принял сидячее положение.
На стульях, перед ним, ехидно ухмыляясь, располагались два блюстителя, от которых не удалось сбежать. Один повернулся к другому и сказал:
– Что, проиграл? Говорил же тебе, двух ведер хватит, а ты – минимум четыре. Я в этих делах получше разбираюсь, так, что за тобой должок.
– Делов-то, не жалко, – ответил второй – с бритым черепом и оттопыренными ушами.
“Жалкий у него видок, – подумал Стьюд. – Мало того, что уши торчат и нос, как у свиньи, он себе еще и череп обрил, идиот".
– И кто же ты таков будешь? – оторвал Стьюда от размышлений этот уродец. – Советую говорить, а не молчать. Мы молчаливых не любим.
– Тебе делать, что ли, нечего, – остановил его первый, – пускай с ним главный разбирается. Наше дело – поймать и привести, а чего они там с ним дальше делать станут, пускай сами решают.
– Надо хоть чего-то узнать. Сколько мы за ним гонялись, а теперь, даже ничего не расспросив, отдать главному. Нет.
– Дурак ты, а если кто узнает. Проблем хочешь? Я лично нет, мне спокойно жить нравится. Нет у меня желания, так же как и он, у главного на допросе сидеть. А вдруг лицензию отберут и на завод сошлют или психов, в лес, охранять. Нет, иди ты в жопу, я лучше молчать буду, и слова ему не скажу, а ты, как хочешь.
– Хрен с тобой, убедил. И я помолчу. Скоро его заберут от нас? Мне уже надоело сидеть в этой клетке.
– Главный освободиться – заберут.
“Да, попал я. Угораздило же сунуться в этот треклятый магазинишко. Чего теперь со мной будет? А который час? Утро, день или ночь? Даже и не узнаешь, окон нет ни хрена, улицы не видно, ничего не видно”.
– Мужики, – сказал он вслух, – сколько время?
Блюстители, ничего не ответив, посмотрели на задержанного с презрением. Стьюд лишь развел руками, качнул головой, выражая изумление, и решил больше не пытаться завязать разговор.
Время тянулось медленно, минуты, как резиновые, методично перетекали из одной в другую. Казалось, что прошло уже, как минимум, два часа, а ситуация совершенно не изменялась: охранители, как сидели, разговаривая друг с другом, так и не двигались с места. Стьюд уже решился спросить чего-нибудь ещё, как вдруг раздался голос, говорящий как бы ниоткуда:
– Можете приводить. Он освободился.
Стражи порядка подошли к Стьюду с двух сторон, подхватили его и потащили к распахнувшейся двери, открывшей взору длинный серый коридор с множеством дверей, освещенный лампами дневного света.
– Обсушить бы его, – брякнул бритый. – Как-то неудобно мокрого к главному вести. Еще проблем потом не оберёшься.
– Давай обсушим.
Они подвели Стьюда к очередной двери, которая точно также открылась сама собой, но за ней ничего не было видно – свет не горел.
– Заходи, – подтолкнул Стьюда в проем один из стражей.
Стьюд сначала замялся у входа, но когда его толкнули во второй раз, ступил в пределы темного помещения. Дверь резко захлопнулась, тут же включился ослепительно яркий свет, а Стьюд почувствовал как температура в комнате начинает молниеносно ползти вверх.
“Да они же меня сейчас зажарят к чертям собачьим”, – судорожно подумал он, принявшись долбить кулаками в дверь. Эффект был нулевой, если кто и слышал, то открывать явно не собирались.
“Зажарят, на фиг зажарят ! – металась в голове ужасная мысль. – Чего делать-то? Ё. Горячо же”.
Стьюд не выдержал и стал орать в полный голос.
– Сволочи! Выпустите, гады! Что вы делаете?! Я же живой, вашу мать!
Через некоторое время жара постепенно начала спадать, и Стьюду почудилось, что теперь его решили заморозить, но ничего подобного не произошло. Как только температура в комнате стала терпимой, дверь распахнулась, представив наглые довольные рожи двух охранителей.
Выскочив из комнаты, Стьюд набросился на них и заорал:
– Вы что, охренели, такие шутки шутите!
Но тут же получил от бритого под дых.
– Заткнись, скотина. Ещё пикнешь – в морду дам. Понял?
Стьюд согласно кивнул и замолчал. Служители порядка снова взяли его под руки и повели в конец коридора, где находилась лестница, ведущая наверх. Медленно перебирая ногами по ступенькам, Стьюд проклинал себя за то, что, вообще, сегодня выполз из дома. Поднявшись на следующий этаж, блюстители ввели его в холл, где одиноко стоял стол, за которым человек что-то писал на бумаге. Стол – слева от входа, справа – огромная кадушка земли, с торчащим оттуда малюсеньким фикусом, а прямо – дверь. Человек оторвался от письменной работы и глянул на вошедших. По сотрудникам лишь пробежал взглядом, а на Стьюде задержал свой взор.
– Высушили? – спросил он.
Стражи кивнули, подтолкнув арестованного к столу.
– Та-а-ак, – протянул сидящий. – Выходит, этого вы так долго ловили? И чего же не могли его такого поймать, вроде, ничего особенного из себя не представляет? Листка у него, конечно, нет? Нелегально? Это один из тех пятерых, что по городу бродят, да?
– Не знаем, – ответил за обоих бритый, – мы у него ничего не спрашивали.
– Это правильно! Нечего с задержанными языком трепать. Ну чего, добегался, – обратился он уже к Стьюду, – сейчас с тобой разбираться будут. Советую говорить правду, а, в принципе, дело твоё.
Он встал из-за стола, подошел к двери и, заглянув внутрь, спросил:
– Можно запускать?
В ответ что-то прозвучало, явно давая согласие на поставленный вопрос, потому что этот секретарь или адъютант открыл дверь нараспашку и кивнул арестованному, чтобы тот заходил.
Кабинет тоже не изобиловал мебелью. Первое, что приметил Стьюд, переступив порог, окно, за которым светило солнце.
“Значит, день, – смекнул он. – Только интересно, тот ещё или уже следующий?”
Подумав об этом, Стьюд продолжил изучение обстановки в кабинете. Стены выкрашены в ядовитый зелёный цвет, с потолка свисает куцая люстра, сам же потолок представляет из себя вспаханное поле с клочками отстающей от него побелки, пол из досок, покрытых коричневой краской, в некоторых местах красовался вытертыми проплешинами. У дальней стены находился стеллаж, забитый папками, книгами и разными бумагами, у левой – два кресла, как раз напротив окна, расположенного на правой стене. Перед стеллажом огромный массивный стол с компьютером, за которым, в кожаном кресле, восседал (и это был венец всей обстановки) бегемотоподобный человек с квадратной головой и большушей квадратной нижней челюстью. Руки его покоились на столе, представляя из себя огромные хваталки с крючковатыми толстыми пальчиками, беспрерывно стучащими по поверхности. Человек в упор смотрел на Стьюда узкими щёлками глаз, под которыми, непропорциональной картофельной дулей, висел внушительный нос.
– Кхе, кхе, – прокашлялся обитатель кабинета. – Чего застыл у двери, боишься? Так и должно быть. Меня надо бояться. За этим и существую. Проходи. Вон, стул возьми, сядь.
Стьюд огляделся по сторонам, обнаружив в углу чахлый стул, который сразу и не приметил. Взяв его за спинку, подтащил к столу, и опустил свой зад – стул жалостно заскрипел, зашатался.
“Сейчас ещё развалиться, а мне за него вломят”.
Стул не развалился, оказавшись шатким, но достаточно прочным.
Теперь, сев напротив этого Бегемота, Стьюд волей-неволей должен был смотреть на него, а не разглядывать кабинет. Глядеть же на гротескное творение природы совершенно не хотелось, и он решил проблему, уткнувшись взглядом в компьютер.
– В глаза смотреть не хочешь?! – прогремел Бегемот.
“Были б у тебя эти самые глаза-то, может в них и посмотрел, да и то вряд ли”.
– Ну-ну, дело твоё. Мне-то от тебя ничего не надо, а вот тебе от меня надо, да ещё, как надо. Вздрючу – мало не покажется!
Бегемот опустил правую руку под стол и, как понял Стьюд, выдвинул ящик. Потом рука поднялась и в ней уже красовалась пачка сигарет. Закурив и вяло пуская ртом кольца, Бегемот небрежно протянул:
– Что ж, начнём. Кто такой?
– Стьюд.
– Ты мне должность и порядковый номер говори!
– Какой номер?
– Слушай, у меня времени мало, я могу и не разбираться. У нас человек с машиной пропал – спишу на тебя. А после этого с тобой разговор недолгий выйдет. Так что, если не хочешь ещё больших проблем, не дури. Понял? Профессия?
– Оператор высокого давления.
– Котельщик, что ли?
– Ага.
– Ясно, – Бегемот говорил медленно, растягивая звуки.
– Номер?
– Э… а…
– Ну?
– Да, я… это…
– Будешь говорить?
– Два, три, ноль, пять, восемь.
– Нет таких номеров, и проверять не стану. Листок у тебя есть?
Стьюд замялся, не зная, что сказать на это.
– Понятно. Нет.
От волнения Стьюд достал из кармана сигареты со спичками и хотел уже закурить, но прогремел голос Бегемота:
– Тебе кто разрешал курить, гнида?! Ну-ка положи на стол! Быстро!
Стьюд осторожно положил пачку на стол, опустил затем руки на края стула.
– Смотри-ка какие у тебя сигареты. Котельщик, значит, говоришь, а сигареты не по рангу куришь. Где взял? Магазины небось грабил. Ну-ка я сейчас посмотрю.
Он опустил левую руку и поднял её уже с папкой, положив на стол, развязал тесемочки и перевернул несколько листов.
– Та-а-ак… вот о тебе… задержан при ограблении магазина… оказал сопротивление… получил парализующую… Значит, котельщик? Почему без листка по городу шастаешь? Без разрешения с котельной ушел? Вас же там всего двое работает, как он один справиться? Короче, нагулялся ты, парень, на всю оставшуюся жизнь.
Стьюд сидел, не в силах придумать, что сказать, как себя вести, только злоба и ненависть росла и ширилась у него в груди. Ненависть к этому бегемотоподобному “красавцу” с вялой речью, ненависть ко всем стражам порядка, ненависть к этому странному сумасшедшему городу, ненависть…
“Что делать? Что делать? – металась в голове мысль, а руки сжали боковины стула с такой силой, что ногти вошли в дерево. – Ведь эти, чего доброго, и убить могут. И не задумаются. Для них человек – ничто, так – хлам, мешающийся под ногами, который надо смести в кучу и сжечь. Сжечь”.
– Да, влетел ты, парнишка, в такое дерьмо, что не только твоих ушей из него не видно, а даже и волосы оно покрыло. Кандаёк тебе. Будешь законы вовремя соблюдать. Короче, дело ясное. Всё. – Бегемот вновь опустил одну из рук, а поднял её уже вместе с телефонной трубкой. – Алло. Три, один, ноль… Да… Соедините с институтом… Алло… Альфред?… Привет, это – Кныш, узнал?… Ха… Да, жив-здоров. Нормально всё. Чего звоню-то тебе… а… хорошо… Так вот, клиента тебе одного подобрал… Ну да, для твоего эксперимента… Ага. В качестве подопытного кролика или крысы, как тебе будет угодно… Да, гулял тут один по городу без листка, без ничего… Знаешь, сколько их таких сейчас развелось. К чему катимся? Ну, мои ребята его поймали. Я всё выяснил. Не нужен он такой обществу, я его тебе и отдаю… Разрешение… Я его потом утвержу. Всё будет нормально. Думаю, не последний мой подарок. Здесь по городу еще несколько человек бродит. Выловим – твои. Ну, всё. Можешь присылать за ним. Хотя, нет, своих пошлю… Ага… Давай, – Бегемот убрал трубку под стол, уставился щёлками на Стьюда. – Вот и весь разговор. Хэ.
“Так, – судорожно думал Стьюд, обалдевший от услышанного. Он догадывался, что здесь не всё в порядке, но не до такой же степени, – надо деру давать, и, чем быстрее, тем лучше. Этот вряд ли успеет вскочить, того в холле – уложу, не зря же в юности в секцию несколько лет ходил. А дальше что? Где выход? Куда бежать? Ладно, по месту, по обстоятельствам”.
Стьюд резко вскочил и схватился за спинку стула. Лицо Бегемота изменилось с вялого на слегка удивлённое. Стьюд рванул стул вверх, а затем молниеносно швырнул его в голову Бегемота. Стул разлетелся, как игрушечный, но хозяин кабинета даже не дернулся, продолжая невозмутимо сидеть, только, неведомо откуда взявшийся, баллончик в руке выпустил жирную струю газа. Глаза моментально обожгло что-то горячее и шипящее, Стьюд согнулся пополам, принявшись тереть их руками, чтобы хоть как-то избавиться от жжения. Он ничего не видел, но слышал, как ударилась о стену распахнутая дверь, a по полу зашлёпало несколько пар ног. Тут же на него обрушилась череда ударов со всех сторон, на которые попытался отмахиваться вслепую, но это не принесло успеха, наоборот, бить стали ещё более ужесточённо. Через какое-то время Стьюд потерял сознание и брякнулся на пол с распластанными руками; над ним застыли трое: те, что поймали его и секретарь.
Бегемот, как сидел за столом, так и не соизволил двинуться с места, лишь убрал баллончик в один из ящиков стола.
Задержанный представлял из себя жалкое зрелище: нижняя губа висела, как огромный блин, нос разбит, но не сломан, и из него струится кровь, волосы торчат в разные стороны, походя на взъерошенную копну сена, на шее и открытых частях тела – кровоподтеки, оставленные форменными ботинками.
– Хорошо вы его, – констатировал Бегемот. – Так и надо. Будет знать, в кого стульями швырять. Он живой? Мне труп не нужен. Я его уже профессору обещал.
Адъютант склонился над Стьюдом, потрогал шею и кивнул:
– Живой.
– Хорошо. Уберите его с моих глаз. В камеру. Завтра или послезавтра в институт отвезёте. Всё.
Блюстители взяли Стьюда за руки и поволокли, оставляя на полу незначительные пятна крови.
Стьюд пришёл в сознание спустя несколько часов, обнаружив себя опять валяющимся на полу в какой-то слабо освещённой комнатушке. Тело нестерпимо болело, при каждом движении отдавая во всех местах, с головой ещё хуже – раскалывалась на куски, а в глазах продолжало, хоть и не так сильно, жечь. Проведя рукой по лицу, он понял, что с ним не совсем всё хорошо, и к тому же оно покрыто засохшей кровяной корочкой.
“Вот ведь я дурак. Зачем в него стул запустил? Сейчас бы не было такой ломки. Ой. А, в принципе, и терять-то теперь нечего, всё равно меня хотели для опытов отдать, как крысу. Говённый мир. И как только нас сюда занесло? Что с другими будет? Со мной уже явно ничего хорошего не случится, а так хочется жить. Да, всё так прекрасно начиналось, а чем теперь закончится? Буду надеяться на лучшее, вдруг повезет. Может, удастся убежать? Хотя, вряд ли. А-а-а, пошло все на…”
Хоть и трансформировалась из Чуждых окрестностей в Закрытый город. 
