Тема дуэли: "(Люк,) я твой отец!"

Задание: Эротично-романтическое произведение, с отцовством в финале. Если заметили, имя "Люк" - не обязательно, может быть любое другое, по желанию брачующегося... ой, то есть, дуэлянта.
Пишем в прозе, чтобы не нервировать читателей до 5000 с пробелами. 10000 с пробелами

Теперь о сроках.
Голосование продлится до субботы(6.1.2018), включительно! В воскресение будем чествовать победителя и закапывать побежденного.

----------==========----------
Выстрел №1
Я ТВОЙ ОТЕЦ
Весть о покупке имения почившего помещика Афанасия Никитича Лизоблюдова вместе со всем скарбом и людьми ворвалась майской грозой в N-ский уезд. "Видать, большая шишка, раз в обход аукциона" - топорщил за самоваром богатые усы капитан-исправник, с аппетитом жуя маковые баранки. "Старый али молодой? Только б не женатый..." - мечтательные бабочки обрывков мыслей витали вокруг прелестных головок девиц всех мастей и сословий. Ну а что? Чем черт не шутит? "Ты бы, Михайла Лукич, заместо того, чтоб диван давить, приказал бы сбруи начистить, да лошадей подготовить. Вдруг гость столичный к охоте неравнодушный? - наставляла мужа похожая на кочергу хозяйка отменных лесных угодий, попутно разглядывая выходные платья в шкафу. - Глядишь и Микитку нашего поможет пристроить на доходное место." И только почтовым служкам некогда было думать; они сбились с ног, разнося нескончаемый вал посылок с выписанными нарядами вперемешку с модными журналами, нотами свежих романсов и прочей всячины, призванной придать лоску едва не покрывшейся мхом однообразной скукоте провинциального жития.
На террасе небольшого, всего в двадцать окон, дома сидел с бутылочкой старого мозельского Петр Васильич Курочкин. Удобно, полуразвалясь в кресле, отставной майор лет шестидесяти пытался созерцать догорающий закат, лижущий багровым языком макушки деревьев леска, притулившегося на горизонте. Но взгляд его подернутых хмельком глаз то и дело съезжал то на свечную треногу, вокруг которой стайкой роились мотыльки, то на загнутые носки турецких шлепанец, не понятно каким чудом не слетавшие с ног, покоившихся на низеньком пуфике.
"Вот ведь какое дело-то: был сосед и нет его. Жил, как и нежил вовсе. Суетился, добро копил, и раз - все в распыл. А чего суетился, чего копил? Ни близких, ни наследников... год пройдет и забудут все, что был на свете такой Афанасий Никитич, мой друг и сосед," - отхлебнув вина, Петр Васильич часто заморгал, смахивая навернувшуюся на глаза соленую влагу. Помещик отложил так и не раскрытый альманах, ; накатившее жалостное настроение не располагало к чтению, да и стемнело уже. Приступ изжоги ожег нутро майора и вызвал раздражение: пытаясь унять едкий огонь, Петр Васильич постучал по груди. Жжение не унималось, и майор Курочкин с досады щелчком отправил мотылька прямо в пламя свечи:
- Ты уж лучше сгори, если задумал, или не подлетай вовсе, коли кишка тонка. Федька! - гаркнул Петр Васильич и тряхнул сединой. - Почивать желаю!
Проснулся отставной майор после полудня в мрачном расположении духа: изжога прошла, оставив за собой саднящую дорожку. Неизменный Федька помогал барину одеться. Петр Васильич, наблюдая за плутоватой мордой слуги, не выдержал:
- Ну, говори уже! Вижу ведь, не терпится. Опять поди к Агашке-скотнице в лизоблюдовское имение бегал? - молвил он нарочито строго, но увидев, как меленько задрожали ручонки долговязого крепостного, миролюбиво продолжил, - Да ладно, оглоед, давно уж знаю. Выкуплю, выкуплю Агафью. Справная девка, в хозяйстве сгодится. А что, новые хозяева-то не приехали часом?
- Прибыли-с, третьего дня, как прибыли-с, - засевентил вокруг барина Федька, укладывая его седые вихры.- Сам-то ихный барин дряхленький, его кады под ручки вели - головка евойная так тряслась, прости господи... А вот супружница у них молодая совсем, красииивая. Думал дочка барская, но Агашка сказывала, что жена она.
Голос Федьки сорвался на фальцет, от чего Петра Васильича передернуло:
- Ты говори, да не заговаривайся, коровья твоя морда! - одернул майор служку и хотел было влепить затрещину, но вместо того спросил. - А кто такие-то, не узнал?
- Как не узнать - узнал, - дрожь в Федькиных руках испарилась и, отложив щетку, принялся пшикать барина ладиколоном.
- Да хватит уже, чай не барышня! - Петр Васильич оттолкнул руку с пахучей брызгалкой. - Говори, не тяни!
- Графья оне. Штерны какие-то. - затараторил служка, переходя на шепот. - Говорят богатыи, прям страсть! А еще говорят...
- Совсем оборзел?! - вскинулся отставной майор, вытягиваясь лицом. - Пшол прочь, быдло! Хамло! Язык вырву! На галеры продам!
Угрозы с ругательствами камнями летели в стремительно удаляющуюся спину в сатиновой рубахе, улепетывавшего Федьки. Стакан вишневой наливки несколько успокоил нерв помещика Курочкина. Он еще долго хаял распустившуюся челядь, но заложить прогулочную коляску все же приказал.
"Ознакомительный променад до новых соседей то, что нужно" - третий стакан вишневки, булькнувший вслед за вторым, вернул позабытый давным-давно кураж, и Петр Васильич скрипнул подножкой коляски, запряженной парой гнедых.
Закрутилась карусель, увлекая за собой: погожие дни сменяли пряно-теплые ночи, шумные балы с шампанским и танцами до головокружения  сменяли тихие вечера с неспешными разговорами за чашкой чая. От нетерпеливого волнения учащалось сердцебиение и сбивалось дыхание. У него были сильные руки, которые могли кружить ее тоненькую, почти невесомую, фигурку до изнеможения, а у нее - нежный голос; и, когда она говорила или пела, он был готов раствориться в этих чарующих звуках. Она убегала, смеясь и дразня. Он догонял, рыча, словно зверь. От вкуса дикой малины на ее губах он терял голову. Она таяла от прикосновений  к его разгоряченому истомой телу, вздрагивая голубенькой венкой у виска. Он и она, и никого более. Только высокое разнотравье укутывало их душистым мороком, да кивало синими головенками колокольчиков в такт низвегающемуся водопаду сладкой неги.
Он исчезла из его жизни на исходе лета. Исчезла также внезапно, как и появилась. Петр Васильич сильно сдал, все чаще запирался в комнате. Лихорадочно горящие на исхудалом, потемневшем лице глаза наводили ужас на домовую челядь, и последние, как мыши, прятались за делами, стараясь чаще находиться вне дома. У Федьки стало дергаться веко, но кому дело до белодаги, вынужденного каждый день принимать оплеухи барина, будто он, Федька, виноват, что чета Штернов скоропостижно вернулась в столицу.
- Ну как барин? - каждый божий день допытывали дворовые, когда на негнущихся ногах служка спускался в людскую.
- Тоскует... - тихо докладал Федька, потирая прореженную шевелюру или подбитый глаз.
- Козища блудливая, сглазила Петеньку... - опять и опять начинала подвывать старая нянюшка, но на нее сразу цыкали, и старуха затыкалась, утирая нос уголоком замызганного передника.
Жизнь в поместье замерла, неумолимо зарастая вязко-ленивой тенетой. Незаметно прошла осень, уступая место первым белым мухам - предвестникам долгой зимы. Громкий звук удара и треск разбитого стекла заставил челядь замереть на вытяжку.  Под стук выпавшего из рук истопника полена на лестнице появился барин.
- Федька!!! Запрягай!!! - проорал отставной майор с верхотуры. - Гулять еду!!!
С той минуты Петр Васильич, как с цепи сорвался: винище, карты, цыгане; не осталось ни одного нумера, где бы не отметился  помещик Курочкин; не осталось ни одной нетронутой девки в поместье. Не целовал - кусал, не обнимал - мял до синяков, вонзался в плоть с яростью одичавшего волка. Словно мстил за свою обманутую душу и  израненное сердце. Дурак! Он ведь полюбил ее, по-настоящему полюбил. Семью захотел, детишек захотел...
На робкие попытки доложить о тающем состоянии ответом было неизменное "И что с того? Али скрасть хочешь? Вот я тебе!.." Дальше, по обыкновению, докладальщик получал по "сальным мордам" и в нагрузку сломанный нос или выбитые зубы. Это уж, как повезет.
К концу следующей зимы Петр Васильич слег. Перепробовав всевозможные процедуры, доктора беспомощно разводили руками и отводили глаза. А барин все чаще и чаще впадал в забытье, звал в беспамятстве "свою Аннушку". Иногда вздевал  ослабевшие руки, улыбался, гладил кого-то невидимого, едва слышно бормоча "Сынок, я... я отец твой..." Так и истаял сердечный.
Маленький мальчик, поддерживаемый матерью и нянькой, нетвердо делал первые шажки на паркетном полу огромной парижской гостиной. Высоко поднимая ножки, копия Петра Васильича Курочкина шагал в сторону кресла с улыбавшимся иссохшим стариком:
- ПапА, папА...

----------==========----------

Выстрел №2
Снежинка
  Ночь уходит из города, медленно и так нехотя. Она цепляется за темноту колодцев-дворов, за еще почти темное небо, но отступает. Она сдается утреннему рассвету, зажигающимся окнам и неумолимому ходу времени. Вот казалось, недавно было лето, теплое и солнечное, а сегодня уже Новый Год. За окном  бушует метель, кружка кофе в руке и город внизу. Снежинки стучаться в окно, кажется, пытаются достучаться до нее, позвать с собой. Она не согласится. Зачем? Ее «снежинка» спит в соседней комнате, самый лучший подарок и праздник на свете. Подарок с глазами как у папы. Папы, которого нет….
Два года назад.
Ее разбудил луч зимнего солнца. Солнце, которое светит, но не греет. Все, как и у нее в жизни. Вроде и есть муж, а вроде нет. Правда разводятся скоро, но это ничего не меняет, и так последние пять месяцев жили раздельно. Мда, не очень весело на душе, но нужно собраться и встряхнуть себя – сегодня Новый Год! Немного понежится в постели, потом умыться и на завтрак. Вообще она благодарна подруге, что та заставила ее уехать в этот санаторий на отдых. Готовить не надо, убирать тоже – лепота. С развлечениями, тут конечно беда, лес кругом, до ближайшего городка  двадцать верст. Но ей даже нравится эта звенящая  тишина. Медленно падает снег, кажется, зима укрывает теплым одеялом землю, дома и деревья. Все застывает в ожидании сказки и чуда, а снежинки скользят на ветру, как звезды с волшебного неба.  Эти прогулки по зимнему лесу, который замер в тишине, опустив свои лохматые ресницы. Он дремлет, что бы   пробудится весной, пробудится и зажить новой жизнью. Так и ей нужно проснуться, стряхнуть с себя все плохое, и готовится к сказке.
Легкий завтрак в столовой, всем вежливое приветствие и прогулка по тропинкам зимнего леса. Прогулка и возможность увидеть парочку - человек и конь. Оба высокие и сильные, оба, не благородной породы. Тянет ее к ним, есть в них что-то такое. Конь лощеный и ухоженный, хозяин, тут вопрос конечно интересный. Вот не нравятся ей бородатые мужчины, да еще не стриженые, но в чужой монастырь, со своим уставом, это не то. Завтрак закончен, горбушка хлеба с солью для жеребца и вперед. Вот и эти двое, конь уже заметил ее, косит глазом, но воспитан, не тянется. Ого, вот и первый сюрприз или чудо. Хозяин выбрит и подстрижен, в руках веточка рябины. Это для нее? Оригинальное поздравление с праздником. Сегодня явно сказочный день! Она едет на коне, он идет рядом и рассказывает смешные истории. Этот тот нелюдимый человек, слово от которого не вытянуть. Вот интересно они найдут «дохлого» медведя? Скоро закончится прогулка, взгрустнулось немного, все хорошее быстро проходит. Опушка леса, деревенька рядом, конь тянет к ней, наверное, там их дом. Нет, явно этот лес останется без животных, без медведя уж точно. Ее пригласили встретить Новый Год! Согласится? Отказаться? Так хочется праздника и чуда….
Бой курантов, шампанское, легкий поцелуй и его счастливые глаза. Он не приставал, не метался, уверенный такой был. Чего это она?  Он дома, а это его «крепость». Шкуру медведя можно не искать, лежит она перед телевизором, скалит пасть. Так ей и надо! Интересно она мягкая? Им будет на ней удобно? Да, видно она все же немного пьяна, но нет от спиртного, а от сказки. Салют, разноцветные звездочки раскрываются и падают вниз. Его руки прижимают ее, укутывают в тепло полушубка. Загадать желание? Уже ненужно! Его поцелуй, теплые руки и ожидание чуда в глазах. Сказку  ведь можно ждать, а можно и дарить. 
Вьюга кружила в темноте, стучалась в окна и двери. Ночь шествовала по  земле, создавая причудливые тени. Старый дом потрескивал от мороза, огонь камина еле освещал комнату  и два обнаженных тела. Они все же попробовали на шкуре медведя. Им не понравилось, колючая она, ей казалось, что медведь подсматривает за ними.  Буйство страсти, море нежности и одинокая луна, пробивающаяся сквозь тучи. Сказка длилась всего три дня. Выезд из санатория, конец отпуска. Они пришли провожать ее оба. Человек и конь, ее мужчина и его верный друг. Она долго потом вспоминала их глаза. Растерянность и боль человека. Непонимание и тоску лошади. Ее забрала подруга, молча ехали, говорить не хотелось. Дома ждал развод и пустая квартира. Сказка закончилась, чуда больше не будет. Она ошиблась, чудо случилось, девять месяцев спустя….
Опять на нее «накатило» и так каждый раз на этот праздник. Ладно, пора  за дела, скоро дочурка проснется, помыть ее, приготовить стол. Подружка забежит, с праздником поздравить. Сюрприз обещала, неугомонная, все ей «неймется». Ругалась сильно, когда узнала, что она беременная, все порывалась найти отца и все ему высказать. Да она запретила. Зачем портить жизнь тем двоим, человеку и коню, мужчине и его другу? Вот вроде и стол готов, дочка на руках, прижимается, затихла вся. Вот и звонок, подружка, посидят, посплетничают и та опять убежит. Говорят Новый Год семейный праздник, вот они его и встретят вдвоем. Она и ее чудо, «снежинка» с глазами папы. Наступает год Лошади, пусть тем двоим, повезет, а они сами справятся. Вот и звонок в дверь. Верная подруга, да не одна, Деда Мороза привела! Поздравления, пожелания, пригласила за стол. Мог бы уже снять свою шубу, ну хоть обувь догадался. Хотя дочери нравится, с его рук не слезает. Хороший Дед Мороз, с дочкой играет, им с подружкой не мешает. Вот  и они собираются уходить. Подарок для нее? Подкова!? Его замерший в напряжении взгляд, закрытая дверь и убежавшая подруга. Ее «снежинка», обнимающая ногу своего папы….

Подпись автора

Удобная штука - фальшивая репутация:
всегда с собой и не оттягивает карман при ходьбе.