Работа 1

Солнце на горизонте превратилось в багровое полушарие, окрасив заросли камыша  пурпурным цветом. Рядом с камышом без единого всплеска плавно всплывала охапка водорослей. Даже вблизи невозможно было разглядеть чёрные глаза Наума медленно, метр за метром, осматривающие восточную, быстро темнеющую, часть половецкой степи. За три дня сидения в зарослях камыша казак понял, где скрывается пост татар, сменяемый каждую ночь. Наум приложил к губам манок из камыша и над Доном раздался отрывистый крик казарки. С той стороны реки, в густеющей темноте, бесшумно спустилась четвёрка всадников, на дончаках, копыта которых были обмотаны войлочными тряпками. В поводу последнего всадника шёл конь Наума. Пятёрка всадников полукругом рассыпалась по степи.
За небольшим пригорком среди зарослей ковыля и чабреца неподвижно лежала маленькая монгольская лошадка, приученная дремать сутки без корма и воды, чуть поодаль почти невидимая в аспидной черноте ночи  торчала, как изваяние, голова татарина. Ночная степь жила своей жизнью. Сверчки пели свадебные песни, мягко шелестели летучие мыши, да изредка вскрикивали казарки и авдотки. Татарин насторожился, почуяв движение сзади, но не успев обернуться захрипел схватившись за шею. Волосяной аркан, удерживаемый могучей рукой подъесаула Небабы, как пушинку, увлёк хрипящего татарина, и одним движения казака, разом опутал руки и ноги степного воина, которого и привязали на вскочившую лошадку. Снова раздался крик казарки.
Через Дон, в тишине, переправилась полусотня казаков и растворилась в степи.
Пламя костров освещало стан татарского отряда, Около центрального шатра неподвижно стояли два дюжих стражника сурово оглядывая спящий лагерь. Кинжалы со свистом рассекли воздух и одновременно пронзили гортани сторожей, рухнувших как подрубленные стволы деревьев. С обратной стороны шатра войлок был вспорот острой шашкой Небабы, и трое казаков проникли в жилище предводителя.  Младший внук князя Судбэя и две его наложницы были зарезаны мгновенно. Подъесаул  отбросил в сторону ковёр и вытянул один за другим десять тяжелых кожаных мешочка - так и есть, вся казна казаков, похищенная накануне, была на месте.
За пятнадцать минут, в полной тишине весь лагерь татар был вырезан. Полусотня, с табуном монгольских лошадок, гружёных казачьей казной и захваченным оружием, уходила в туман, надвигающийся с реки, превращаясь в расплывчатые призраки. Степь продолжала жить ночной жизнью.

Работа 2

Актер
"...В далеком, далеком мире, где всегда жарко и капли дождя ценятся почти так же, как бриллианты, жили крестьяне. Они возделывали землю, пасли скот, с того и жили.
И вот однажды в их деревню забрел усталый путник. Он стал стучать в двери хижин, но никто не открыл ему, кроме одного старика.
- Я устал, хочу есть, но никто не хочет даже говорить со мной! Почему? - спросил он старика.
- Все просто, - отвечал ему старик, - ты - стрелок, а мы и так вынуждены кормить целую банду. Поэтому тебя никто не накормит, все желают смерти стрелкам.
- Банду? - удивился путник. - Да я - Папито Великолепный, вершитель правосудия и защитник всех и вся от всех и вся! Где эта банда?
Старик показал Папито дорогу, и тот пошел. Идти ему пришлось недолго, вскоре, как только он вышел из деревни, показалась соломенная крыша большого салуна. Именно там с утра до ночи пьянствовали бандиты.
- Я Папито, убиватель убийц! - крикнул Папито прям с порога.
В ответ ему раздался грохот выстрелов и полетел рой пуль. Но Папито был ловким, с молниеносной реакцией, или просто поскользнулся на дынной корке.
- Ну, ладно, - прокряхтел он, поднимаясь и беря большой топор,  теперь моя очередь.
Пока бандиты заряжали револьверы, он всем снес головы, и только последнему - промахнулся и лишил мужского достоинства.
- Ползи, - велел ему Папито, - в деревню и скажи, что всех твоих  подельников я отправил в Ад. Пусть выделят мне участок, я хочу жить, как крестьянин, а быть стрелком мне надоело..."
***
Странный гость в невообразимом отрепье замолчал. Час был настолько поздним, что салун уже опустел и его хозяин, Сэм Дуг, уже кружил по зале с метлой, прибирая мусор и выбитые зубы. Хорхе - таинственный мексиканский паренёк, которого никогда не видали в Мексике и почти всегда - в салуне или около, сидел за столиком вместе со странным нищим и, казалось, спал. Во всяком случае его сомбреро наклонилось вперед, скрыв лицо.
- Дьявол, сынок, ты слышал что я говорил? - рассердился оборванец.
- Си, - донеслось из-под сомбреро и Хорхе поднял голову, - что сказать? Отличен-ная сказочка, только есть вряд ли Эль Дьяболика интересовать такой-е.
- Я хочу сделать заказ ей, - тяжело произнес нищий, - мне нужна жизнь этого Папито.
- Ой-ля! - теперь Хорхе смотрел на собеседника во все глаза. - Это будет стоить очен-но дорого, тебь-е не оплатить.
Нищий ухмыльнулся и вдруг в мгновение ока вскинул руку с зажатым револьвером:
- Бац! - громко произнес он. - Сынок, я подарю тебе пулю, которую мог бы вручить револьвер. Это очень дорого стоит и... - он заметил, что Хорхе, скосив глаза, неотрывно смотрит в дуло и, засмеявшись, убрал револьвер, - расслабься, я здесь не для того, чтобы убивать. Моя карьера стрелка закончилась очень давно.
- С тех пор, как Папито оттяпать тебе топором йенк с болас* (*яйца)? - наивно поинтересовался Хорхе.
В следующее мгновение нищий снова вскинул револьвер, но был вынужден остановиться на полпути - острое, как бритва, лезвие навахи Хорхе впилось в кожу на его горле.
- Подарить тебь-е прекрасен-ный нож? - поинтересовался мексиканец. - Расслаблять, я не хоть-еть тебь-я убивать. Сейчас.
Бывший стрелок дернул кадыком и прикрыл глаза:
- У нас был схрон, - наконец, произнес он, - общаг. Вряд ли Папито нашел его. Пусть Дьяболика заберет оттуда все, если выполнит заказ.
- Это быть уже интересен-ней, чем сказ-оки, - Хорхе убрал нож, - я устроить вам встречу.
***
Денек был славным, а мысль о том, что вечером состоится праздник, да еще в его честь, просто окрыляла Папито. С тех пор, как он разгромил бандитское гнездо и поселился в деревне, прошло десять лет. И каждый год жители устраивали карнавал в его честь.
На карнавале разыгрывалось маленькое представление - какой-нибудь злой дух или жадный бандит заявлял права на деревню, а Доблестный Защитник Папито расправлялся с супостатом. Обычно, Папито просто вышвыривал несчастного актера со сцены под общее одобрительное улюлюканье зрителей, но иногда ему попадались крепкие ребята, с которыми приходилось бороться по-настоящему.
И вот, ближе к вечеру, послышалась игра горна - начинался карнавал. Папито вышел из хижины и важно двинулся вдоль улицы. Жители уже не встречались  - все давно собрались в импровизированном театре. Вдруг на пути Папито легла чья-то черная тень. Он удивленно поднял глаза и охнул - в его широкую грудь смотрело два "миротворца"
- Хола, сеньор Папито! - успел услышать он, а потом увидел, как вырываются белые вспышки из обоих стволов.
Увы, за сытые годы в деревне Папито раздобрел и превратился из ловкого защитника, когда-тто увернувшегося от десятка пуль, в бочонок червезы. А через мгновение - в дырявый бочонок.
" А как же карнавал?" - мелькнула последняя мысль в его голове.
- Я Негодяй Алкабурке! - на сцене кривлялся ряженый, потрясая блестящим клинком сабли. - Где этот ваш защитник? Деревня теперь моя!
Грохот выстрела заставил его замолчать. Пораженные крестьяне пару секунд смотрели, как дергается в конвульсиях сраженный пулей Алкабурке, заливая кровью доски сцены.
- Секундочку вашего внимания, сеньоры и сеньориты! - у входа в импровизированный театр стояла девушка в черном пончо и черной широкополой шляпе. Её лицо скрывал платок, а в руках она держала пару револьверов, из дула одного тянулась тонкая струйка дыма.
- Я прошу прощения, что порчу праздник, но сеньор Папито не придет. Он мертв, как и его оппонент по сцене. Это справедливо.
Толпа безмолвствовала. Девушка шагнула назад, держа револьверы наготове:
- Мое имя Эль Дьяболика, - представилась она, - и я - стрелок. Время защитника закончилось, время стрелков вернулось. Готовьте новое представление, и небольшой налог, золотом. Не будет золота - будет много слез. Это понятно? Тогда, до встречи!
***
- Зачем ты убила актера? Его жизнь ничего не стоит, - бывший стрелок вел лошадь в поводу, показывая дорогу к схрону.
За ним, так же ведя за повод Сол, шагала Дьяболика.
- Все лью-ди есть добрен-ные, - произнесла она, - убивать их, есть не лучшее, что можно делать. Но всякий раз, когда превращать в понарошку, комо актер, это мень-ять его душу. Сегодня он играть Негодяй, а завтра - становиться им.
- Хм... - хмыкнул бывший стрелок, - когда-то я хотел играть на сцене. Но, стать актером не вышло.
- Зато выйти стать негодяем, - усмехнулась Эль.

Работа 3

Недоразумение

Разочарованно вздохнув, Николай сел в кресло стянул носок, привычным движением смотал его положил на пол, потянулся за другим – ноги гудели, ещё секунду назад он воодушевленно шагал по лестничному пролету через две ступеньки – спешил обнять свою молодую жену. Но квартира встретила Николая тишиной, Аллы не было дома. Ещё в пути дозвонился и предупредил, что приедет и вот, радостного визга и объятий при встрече не получил. Что-то мелькнуло за балконной дверью, Коля, на мгновение застыв, не досняв второй носок, медленно повернул голову. С балкона в окно на него смотрел краснощекий с зеленой шевелюрой парень.  Николай аж вздрогнул.
- Это ещё кто? – выдохнул он.
А незнакомец жестикулировал руками, вырисовывая в воздухе какие-то знаки.
Шагнув в сторону окна, Николай сосредоточенно покачал головой и вернулся в коридор за смартфоном.
Знакомая мелодия вызова быстро прервалась, Аллочка взяла трубку:
- Да, Коленька.
- Это что такое у нас на балконе? – угрюмо спросил он.
- Ты уже дома? Коля! Я так надеялась тебя встретить!
- Я спросил, на балконе у нас, что за безобразие?
В трубке послышалось учащенное дыхание Аллочки, непонятное сопение, Николай напрягся ещё больше.
- Это сюрприз, Коля, - тихо проговорила Алла.
- Что? Охренеть! Я сейчас скину этот сюрприз с балкона!
- Коля! Ты что!? Знаешь сколько денег  в него вложено! Тебе не понравился он?
Николай вернулся и застыл перед балконом, разноцветное мурло продолжало ему корчить рожи и что-то семафорить руками.
- Ты ему платила!? Охренеть! И он мне должен был понравиться?
- Я хотела сделать сюрприз, - хныкнуло в трубке.
- Сюрприз удался! А ты сейчас где? Надеюсь, не делаешь мне очередной сюрприз?
Аллочка всхлипнула ещё раз, посмотрела на выбранную бутылку коньяка в руке:
- Делаю, - пролепетала она, - Коля, я хотела как лучше!
- Лучше некуда... Так, быстро домой, будем разбираться с этим недоразумением.
- Коля, но почему ты так?! Это сейчас модно!
- Что модно? – опешил Николай.
- Для разнообразия в жизни, для развлечения, и …
- Ты что офонарела? – прервал грубо Николай. – Муж в командировку, а ей развлечение?
- Коля, но что в этом плохого!
- Так… ты где?
- В магазине, - пискнуло из трубки.
- Быстро домой, иначе я точно сброшу твое развлечение с балкона.

Аллочка размазывая слезы, вбежала в квартиру. Доносившаяся брань, ещё больше напугала девушку, на ватных ногах она прошла в комнату. Николай багровый от злости задавал вопросы непонятному незнакомцу на балконе, а тот внимательно прислушивался  и в ответ отвечал взмахами рук.
- Кто это? – растерянно произнесла Алла.
- А, явилась! Это же твой сюрприз?! Корчит тут из себя придурка, что? Дверь захлопнулась не вовремя? Вот теперь и разберемся.
Николай решительно открыл дверь балкона.
Незнакомец застыл в проеме, Аллочка  испуганно смотрела то на мужа, то на зеленоволосого незнакомца в наляпистой рубахе, и в штанах  с яркими разноцветными разводами.
- Это не мой сюрприз, я говорила за велосипед. Этого человека я не знаю!
Теперь опешил Николай.
- Какой велосипед?
Аллочка молча, ткнула пальцем, на балконе красовался новенький спортивный велик. Незнакомец шагнул в комнату. Ткнул в себя  пальцем.
- Я Бабай, - по слогам проговорил он.
- Едрид мадрид! Бабай! А-ха-ха!– вдруг разразился хохотом Коля.
- Я ку-да по-пал? – так же медленно выговаривая слова, произнес незнакомец.
- На балкон! А балкон находится в квартире шестьдесят два, в доме номер восемь, на улице Островского!
Бабай склонив голову, внимательно слушал, его полные сиреневые губы дрогнули в подобии улыбки.
- Я его не знаю! – заламывая руки, воскликнула Аллочка. – Я ждала тебя, хотела стол накрыть, велосипед купила для прогулок тебе, мне ведь папа подарил велосипед, а у тебя нет. Мы бы вместе ездили кататься…
- А этот как на балконе оказался? С крыши? Тоже не вариант, третий этаж!
- Залез как-то… может он вор?
Бабай отрицательно замахал руками.
- Я ошиб-ся, не ту-да попал.
- Да что я с тобой церемонюсь? – опять злился Николай, - зато я попаду! Легко!
Он размахнулся влепить незнакомцу затрещину, но Бабай рассылался сотней бабочек, и тут же разноцветный рой слетелся и снова возник зеленоволосый чудик, но уже в другой стороне от удара.
Пока Аллочка и Коля растерянно хлопали глазами, Бабай снова попробовал войти в контакт.
- Я плохо знать ваш язык. Я должен быть не здесь, но  я не могу вернуться, пока.
- Пришелец, - выдохнула Алла.
- Ты что серьезно? Я думал твой любовник.
- Коля, ты что! – обиделась Аллочка, - вот значит, какого ты мнения обо мне! Что бы я изменяла тебе, да ещё с таким?!
- Сама же сказала – это модно.
- Я не о нём говорила!
- Ладно, ладно! Сам вижу, что тут что-то не чисто.

Солнце садилось за крыши домов. Коля и Аллочка обнявшись, сидели на диване, а Бабай мерз на балконе. Повелитель бабочек ждал, когда солнечные лучи совсем растворятся в ночной мгле и снова откроется портал. Теперь он вернётся домой. Туда, где его превращения в бабочек нормальное явление, туда, где он выглядит обычно. В свой мир.
Бабай обернулся и улыбнулся новым знакомым. Поначалу этот мир показался ему очень агрессивным, теперь же разобравшись, что к чему, Бабаю было приятно наблюдать, с какой нежностью общались его новые друзья.
- Бабай, если захочешь возвратиться, прилетай! – обратился к нему Коля, - но только летом у нас бабочки живут.

Работа 4

Ловец бури

Штат Мэн. Мыс Элизабет.

"...Сегодня пятница, и средняя температура воздуха в Кейп-Элизабет в дневные часы составит семьдесят два градуса по Фаренгейту, в то время как к вечеру опустится до шестидесяти шести. Средненная скорость ветра - четыре метра в секунду, но уже в воскресенье станет прохладнее, а к утру понедельника на мыс обрушится циклон, несущий с Атлантики дожди и бурю. Береговая охрана Кейп-Элизабет с начала следующей недели просит воздержаться от выхода в море, а также перенести туристические п...пр...швш...ш-ш-ш..."
- Что случилось? Почему радио не ловит? - Мона нагнулась вперед и покрутила кнопку на панели приемника.
- Въезд в тоннель, - Перси ткнул пальцем в лобовое стекло. - Сейчас проскочим 'рукав' и заиграет, как надо!
- Прогнозируют бурю, - девушка вздохнула. - Каникулы обещают быть дождливыми... А я набрала красок и бумаги! Хотела рисовать с натуры твой знаменитый маяк...
- Не переживай, Мо, плохая погода здесь долго не задерживается. Особое место! - Перси заулыбался, отчего его морщинистое лицо разгладилось.
Квадратные лампы внутри тоннеля замигали светом, и Мона на мгновение отвлеклась, пытаясь поймать взглядом каждую, мимо которых проезжал их раритетный "Гремлин".
- Как твои успехи на новом курсе? - старик вырулил направо, миновав желтую стрелку и в окно тут же забрезжал дневной свет.
Ойкнув, радио выдало обрывки голоса диктора и разразилось веселой мелодией рекламного блока.
- Все отлично. Мне нравится, - заметив свое отражение в боковом зеркальце, Мона покрутила головой, рассматривая свежеотстриженную "модную" челку. - Я думала, мама успела тебе все рассказать.
- Ну да. Говорит, у тебя талант к живописи...
- Де-ед, ну вы как обычно!..
Засмущавшись, Мона махнула рукой и, уставившись с улыбкой в окно, стала тихо притоптывать ногой в такт мелодии, льющейся из автоприемника.
Океан, пригретый послеобеденным солнцем, мирно спал, изредка лениво перебирая волнами у низкого скалистого берега.
Миновав развилку, "Гремлин" выехал на склон дороги, с которого открывался вид на белый, будто накрахмаленный, маяк и несколько построек с яркими красными крышами.
- Ну что, заедем домой и поедим, или сначала хочешь посмотреть, где я работаю? - Перси притормозил и хитро взглянул на внучку.
- Какая еда, дед! Давай скорее к маяку! - подтянув по очереди ноги, Мона потуже завязала шнурки на кедах и, пригладив ворот клетчатой рубашки, с нетерпением забарабанила пальцами по передней панели автомобиля. - Я впервые тут, и никогда не видела такой красоты...
Припарковав автомобиль на стоянке, Перси нацепил на голову кепку и, указав Моне на небольшую группу туристов, довольно потер ладони.
- Пойдем с "черного хода", там, где не ступала нога приезжего наблюдателя с фотоаппаратом и глупейшим выражением лица.
Обогнув пристройку, они прошлись по узкому мостику и оказались перед тяжелой кованой дверцей. Мона запрокинула голову, приложив "козырьком" ладонь ко лбу: белое тело маяка тянулось к небу и, из-за слепящего солнца, почти сливалось с ним по цвету. Откуда-то доносились свистящие крики чаек, но самих птиц не было видно, зато у крыши маяка вились маленькие, сине-серые стрижи.
- Гнездуются тут, - проследив за взглядом внучки, Перси развел руками. - Смотри под ноги, здесь высокие ступени.
Тяжелая дверь скрипнула, и Мона сделала шаг внутрь. После солнца глаза долго привыкали к темноте, но, наконец, проморгавшись, она неспеша стала подниматься наверх, следом за дедом.
- Раньше на третьем этаже была комната смотрителя, но теперь здесь склад того, что не вошло в коллекцию музея.
- А он сам - это домик с красной крышей? - Мона оторвала руку от поручня и потрогала холодную серую стену.
- Да. Если хочешь - сходим и туда.
- Хочу, но после того, как разбегутся туристы. Не люблю толпу, - девушка выглянула из-за плеча Перси, смотря, как он отпирает дверь склада.
- Комната "хлама"! - старик засмеялся, пропуская внучку вперед.
- Ну не-ет, скорее, сокровищница!..
Протискиваясь среди коробок и накрытых чехлами старых ящиков, Мона с воодушевлением приподнимала брезент и осматривала вышедшие из обихода лампы, использованные и запылившиеся механизмы из   комнаты управления, корзины с пожелтевшими журналами и тетради с записями.
- А вот тут - то самое оптическое устройство, которое поменяли на современную модель солнечного клапана, - Перси оттянул темный пыльный чехол, - линза Френеля. Самая первая на нашем маяке.
- То есть, все уже автоматизировано? - Мона с грустью взяла с полки большую ракушку и покрутила ее в руке.
- Почти, - старик мягко улыбнулся. - Я же механик, смотрю за работой систем. Все не вечно, Мо. Даже то, что работает на автомате. Зато тут живет Лу, последний смотритель маяка. Вот уж кто является местным "реликтом".
- С ним можно познакомиться?
- Конечно! Лу знает много историй про маяк, но, есть две проблемы: он стар и чудаковат.
- Отличное сочетание, - Мона со смехом засунула руки в карманы широких джинсов. - Наверное, ему было тяжело оставить свою работу?
- Очень, - Перси подождал, пока внучка изучит старинную масляную лампу и, пододвинув ей пожелтевший фотоальбом, присел на скрипучий стул. - Мне кажется, именно после этого Лу сдал. Не смог перестроиться, найти новое место работы. Городская администрация пошла ему навстречу, оставила при маяке разнорабочим. Сейчас он - как местная легенда, живое дополнение к музею.
- Обидно знать, что твоя жизнь больше не будет такой, как прежде. Особенно, если ты к этому не готов.
- Какая драма в словах...
- Дед, мне девятнадцать! Могу начать мыслить глубоко.
Перси довольно заулыбался, а Мона, весело качая головой, листала фотоальбом и рассматривала потускневшие от времени фотоснимки.
- А вот и Лу.
Перси наклонился вперед и указал пальцем на невысокого широкоплечего мужчину со светлыми волосами, торчащими из-под шапки. На нем была плотная куртка с крупными пуговицами, из-под которой виднелась форма моряка старого образца. Широкая улыбка, ясные глаза... Лу стоял на фоне маяка, над которым фотографу удалось "поймать" двух чаек.
- Хорошее фото, - Мона кивнула. - Жаль, что черно-белое.
- В тебе заговорил художник? - старик качнулся на стуле, отчего тот протяжно скрипнул.
- Он во мне и не умолкал, - девушка пролестнула несколько страниц и остановила взгляд на затертой фотографии: на ней удалось рассмотреть спуск к океану, сильные волны и небольшую лодку, которую, очевидно, нещадно качало. Сбоку шел то ли залом, то ли фотобрак, похожий на длинный хвост с гребнем.
Присмотревшись, Мона потерла пальцем фотографию и удивленно подняла брови.
- Ох уж эта пленка...
Перси встал и, осмотревшись, хлопнул себя по лбу.
- Мо, дорогая, ты же так и осталась без обеда! Давай сходим в кафе при музее. Или, если хочешь, перекусим сендвичами и чаем, у меня в служебном помещении.
- Выбираю второй вариант! - девушка закрыла альбом и положила его обратно в коробку.

* * *
Мыс Элизабет. Утро воскресенья.

Предвосхищая прогноз, погода стала портиться с самого утра: со стороны океана поползли лиловые тучи и подул прохладный, пропитанный ароматом соли и водорослей ветер.
- Уверена, что хочешь рисовать? - Перси смотрел, как Мона натягивает кроссовки и непромокаемый плащ.
-- Да, я уже собрала все необходимое. Хочу поймать мгновение, ведь на фоне такого неба маяк выглядит потрясающе! Если что - забегу в кафе.
Прихватив папку и легкий складывающийся мольберт, Мона помахала рукой деду и, щелкнув калиткой, направилась в сторону парка.
Немного побродив в поисках удачного ракурса, Мона нашла место справа от маяка, чтобы были видны потемневшие волны, блестящие от влаги валуны и песочное побережье, на котором гуляло несколько человек, за которыми с вышки присматривал мужчина в форме береговой охраны. Погрузившись в работу, Мона забыла о времени. На бумаге выросли постройки с красными крышами, расплылось серое небо и ожил внушающий трепет океан. Потом, по кирпичикам, вверх вытянулся молочно-белый маяк, подпирающий лиловую тучу блестящей световой камерой и шпилем. Начав вырисовывать крутой спуск, Мона вдруг заметила одинокую фигуру человека. Он неподвижно стоял у маяка, смотря, как океан перекатывает тяжелые пенные волны.
Воздух вдруг стал тяжелым, сырым и каким-то обволакивающим, отчего волосы девушки тут же стали влажными и закрутились кольцами на кончиках.
Секунду подумав, Мона окунула кисть в краску и сделала несколько мазков, запечатлив фигуру неизвестного на бумаге.
С неба заморосил мелкий дождь, больше похожий на паутинку.
Подарив нарисованным облакам дождевую тяжесть, Мона аккуратно убрала неоконченный рисунок в папку и, быстро собрав краски в сумку, сложила мольберт. Дойдя до дорожки, Мона вдруг резко повернула назад, перебежала насыпную тропку и подошла к маяку, на то место, где стоял человек. Теперь тут было безлюдно.
Океан зашумел, пенясь и толкая гребни воды на блестящие каменные валуны. Послышался звук, будто что-то тяжелое рухнуло в воду. Бросив сумку и мольберт, Мона подбежала к обрыву и, склонившись вниз, с опаской стала всматриваться в темные волны, готовясь бежать до поста охраны.
Крепкая, мокрая рука перехватила запястье девушки раньше, чем один ее кроссовок заскользил по камням.
- Уф! Все ноги бы перелома...
Ее голос оборвался на полуслове. Прокашлявшись, Мона растерянно уставилась на молодого мужчину с темными, взъерошенными волосами и пронзительным взглядом. Подтянув ее на ровную тропинку, он, наконец, отпустил руку Моны.
Это был человек, которого она нарисовала, без всяких сомнений.
- Ты меня увидела.
- Я? Да. Простите, просто...мне показалось, что вы упали. Хотела проверить и...позвать на помощь...
- Том. Можешь называть меня Том.
Он как-то с легкостью выдохнул и улыбнулся.
- А-а... Мона.
Щурясь от мелкого дождя, девушка пыталась рассмотреть лицо своего нового знакомого.
- Начинается буря. У меня есть работа, а тебе нужно успеть домой, иначе промокнешь. И да, на побережье делать нечего. Пару дней.
- Вы...
- Том.
- Да, Том. Ты работаешь тут?
- Можно и так сказать.
Он снова улыбнулся и, убрав со лба мокрые волосы, поднял сумку и мольберт и протянул их Моне.
У выхода из парка девушка оглянулась, но Тома не было, зато было слышно, как недовольно гудит океан, сражаясь с кем-то за возможность поближе подкрасться к берегу и потревожить белоснежный маяк.

* * *
Мыс Элизабет. Вторник.

Выпросив у деда разрешение сходить с ним на работу, Мона прихватила с собой небольшой альбом и незаметно делала зарисовки, пока Перси настраивал приборы в помещении, где был подъемник.
Дождь недавно прекратился, но ветер все еще злил воды океана, взбивая их в сероватую пену и подгоняя прямиком к большим валунам. Песчанное побережье было устлано темно-зелеными водорослями, которых вынесло на сушу штормом.
Сделав карандашный портрет деда, копающегося в рычагах и валах, Мона неспеша вышла из подсобки и спустилась на один пролет вниз, к овальному окошку, из которого был отличный вид на бушующий океан.
Потянуло сыростью и тем самым ароматом соленой воды, который ни с чем не спутаешь, но который так сложно описать. Всматриваясь в прибрежную полосу, Мона ощущала волнение, смешанное с ожиданием чего-то неповторимого. Когда нервозность достигла пика, девушка взъерошила челку и, отвернувшись от окна, нос к носу столкнулась с седым, невысоким стариком в тельняшке и потертой курточке.
- О, вы, наверно, Лу!
Память Моны выдала воспоминание о старом фотоальбоме и мужчине с широкой улыбкой.
Старик утвердительно затряс головой, а потом подошел к окну.
- Там сражение...
- Ну-у, да. Можно и так сказать, - припомнив слова деда о том, что Лу немного не в себе, Мона кивнула.
- Спасает берег. Охраняет маяк.
- Кто?
- Змей, - прошептал Лу и с благоговейным выражением лица стал всматриваться куда-то вниз.
Мону будто окатили водой. Она медленно перевела взгляд на бушующие волны и, остолбенев от увиденного, вцепилась в оконную решетку: у самого берега, растянувшись почти на всю длину пляжа, в темной мрачной воде извивался невероятных размеров гигант, больше напоминающий змею, но с полупрозрачными гребнями по всей длине исполинского тела. Кувыркаясь в пене, змей, правда, будто бы сдерживал натиск ошалевших волн, в момент превратившихся в нечто живое, гремящее и пытающееся взмыть выше, перескочить через преграду и наброситься на маяк.
Ощущая, что все внутри сжалось, а желудок вот-вот выдаст все съеденное на завтрак, Мона отвернулась и сползла вниз по стене, обхватив дрожащими руками себя за плечи.
- У меня проблемы с головой. Это же невозможно, нереально...
За окном творилось что-то ужасающее. Чтобы не слышать звуков, Мона с трудом подняла мокрые руки и заткнула уши. Во рту был привкус соли и йода, а по затылку текла вода.
Теплые руки вывели ее из ступора.
Лу, сгорбившись, аккуратно потеребил Мону за локоть.
- Первый раз всегда страшно. Но ничего, - он часто заморгал, подбирая слова. - Лифт не едет.
Шатаясь, Мона поднялась с холодного каменного пола.
- Лифт? А-а, да, мой дед же ремонтирует подъемник...
Лу, замахав руками, стал бессвязно ныть.
Взяв себя в руки, Мона все же подошла к окну и увидела, что Змей неподвижно лежит на берегу, а штормовой океан немного притих, потеряв облик бесформенного чудовища.
- Лифт! Лифт!.. - Лу почти плакал, заламывая мозолистые руки. - Как успеть?!..
- Что, что нужно сделать? - чувствуя себя как в невесомости, Мона покачнулась и посмотрела на бывшего смотрителя маяка.
Тот засеменил куда-то за дверь, а потом, кряхтя, выскочил и протянул девушке огромный толстый плед, сложенный неаккуратным конвертом.
- Вчера успел! Сейчас...туда надо. Иначе не справится, замерзнет!.. Не будет Змея, не будет и маяка...
Выхватив у Лу плед, Мона, прыгая через ступени, неслась вниз, до конца не понимая, что делает и как возможно скрыть под пледом огромного монстра. Пару раз оступившись, она чудом не упала на крутой винтовой лестнице, но, наконец, выскочив на улицу, побежала по траве. Перескочив через тропу, Мона стала спускаться по склону к песчанному берегу, то и дело крутя головой в поисках береговой охраны. Но никого не было.
Утопая кроссовками в мокром песке, девушка почти летела вперед, к одиноко лежащему Змею, который стал стремительно уменьшаться на глазах.
- Боже, ну что за странности... - грохнувшись на колени, Мона встряхнула плед и, накрыв им полураздетое тело, аккуратно приподняла голову человека.
Сердце ухнуло в пропасть.
Том открыл глаза и растянул синие, дрожащие губы в улыбке.
- Ты меня снова увидела...

* * *
Они сидели рядом, у волнореза, кутаясь в один огромный плед.
- Значит, я все же в порядке.
- Более чем.
- И ты реален?..
Том кивнул, посмотрев на Мону.
- Жаль, что ты испугалась. Но это было неизбежно.
- Я даже представить себе не могла ничего подобного... Так значит ты охраняешь маяк?
- Только в дни бури.
- А в другое время?
- Меня как бы и нет...
Том улыбнулся, а Моне показалось, что она слышит, как миллионы перламутровых чешуек затрепетали на теле огромного Змея.

* * *
Оберн. Штат Мен. Неделю спустя.
- Мона! Обед будет готов через пару минут! Спускайся!..
Голос мамы донесся с первого этажа.
- Да, уже иду, - прикрыв дверь, Мона собралась с мыслями и достала из сумки папку с рисунками. Погладив ладонью гладкий пластик, она выдохнула и открыла ее.
Наброски, пара карандашных зарисовок, пейзажи, портрет Перси... А вот и рисунок маяка. Тот самый, первый.
Буря внутри начала свое вращение по кругу, наполняя легкие сырым холодным воздухом. Волосы Моны тут же взмокли, будто бы от океанического бриза.
На рисунке возвышался белесый маяк, овеянный серо-голубой туманной дымкой. Красные крыши, низкий забор, дорога, спуск к океану. Серо-черные камни. Маленькие чижи, запечатленные в полете. Косой дождь, смазывающий облака.
Не было лишь фигуры Тома. Она пропала, будто бы Мона ее никогда не рисовала.
Прикрыв глаза, девушка шумно выдохнула, ощутив на губах привкус горькой соли.

Отредактировано Федора Михайловна (2021-04-24 09:15:45)

я старалась