дальше вспышками. Но общая канва была собрана из рассказов Кореша и москвичей, и чего-то при рассказе всплывало

Как меня Кореш охранял

3.
Кореш плохо ориентировался в метро и пересадках на станциях, о чем и буркнул мне, когда мы остались вдвоем, брошенные москвичами. Автопилот редко подводил меня даже в таких критических состояниях, поэтому я сказал Корешу следовать за мной, что он беспрекословно и делал. На одной из пересадок мне дико захотелось курить, чего я и осуществил, бродя по станции. Кореш пытался меня отговаривать, но это удавалось ему с трудом. Убедительно подействовала уборщица метро. Её я почему-то послушал и бросил окурок под ноги, почти в швабру, а затем мы уселись в вагон, где меня окончательно и вырубило.
Из рассказа Кореша: серым мешком пуховика я почивал на сидении, а он суетиливо оглядывался вокруг, когда состав подъезжал к нужной станции, совершенно не зная, как меня извлечь из сна и вагона. Помог добродушный кавказец, спросивший:
- Ему надо выходить?
Кореш кивнул и они вместе вынесли мое тело через открывшиеся двери. Выложив меня на пол Комсомольской-кольцевой, кавказец удалился, а Кореш сел на корточки, сторожить обузу. Подошла женщина, поинтересовалась у Кореша плохо ли мне, начала хлестать меня по щекам, разбила нос, Кореш отогнал ее. Потом Корешу показалось, что с меня надо снять часы, чтобы я их не потерял, но едва он склонился и взял руку, расстегнуть браслет, как я активировался и бодро влепил ему ногой в грудак, отчего он отлетел, а я снова вырубился. Кореш вздохнул и опять сел рядом. Наконец явились менты.
В станционном пункте я устроился на стульях и почти вырубился снова, но на некоторые вопросы отвечал. Менты принялись шариться по моей сумке-торбочке, но в ней лежались теплые носки и бумажник...с исписанными листками и паспортом.
- Это что такое? - услышал я сквозь полуспящее состояние, а открыв глаза, увидел бумажник в руках одного мента.
- Стихи. Денег нет, - ответил я чистую правду, ибо денег у нас действительно не было.
- Ты что поэт? - последовал вопрос.
- Да, он поэт, - ответил за меня Кореш, ибо я опять почти отключился.
- А ты кто? - продолжал интересоваться мент.
- А я футболист, - соврал Кореш.
- Живете где?
- Калиниград
- Ну это не далеко. Доберетесь?
Кореш активно закивал.
- Идите тогда отсюда.
Кореш быстро распинал меня и увел из пункта, пока нам давали зеленый свет.
Электричку я не помню. Сознание вернулось, когда Кореш вытянул меня из вагона на Болшевской станции. Болшевских станций в Калиниграде две, перед ними развилка на разные направления. Нас угораздило сесть на то направление, чья станция дальше от моего места проживания.
По пути домой я нахваливал Кореша, что не бросил меня, довез почти до двери, хотя сам он жил станцией раньше и мы были с ним знакомы чуть больше полугода. На дворе уже была глубокая зимняя темнотища, поэтому я сказал, что никуда его не отпущу, что должен его накормить и спать уложить, за такую отважную доставку меня из Туриста.
Мама наложила Корешу огромную тарелку салата, а я продолжал пребывать в пьяной прострации и непонятности.
В один момент мне показалось, что у меня пропал паспорт, и я решил немедленно написать заявление о его краже ментами на станции Комсомольская.
Из рассказа Кореша: ты взял бумагу, ручку, сел в темный угол под стол и принялся что-то шкрябать, но через некоторое время вылез оттуда, улегся на кровать и заснул.
Утром меня разбудил Кореш, попросил выпустить из квартиры, я проводил его до двери, еще раз поблагодарил, что не бросил меня, и мы распрощались.
Как только он ушел, я забрался в ванну, отмокать. Обнаружил на голове огроменную шишку, бубликом приподнявшую кожу на голове. Где-то я знатно приложился, либо кто-то меня приложил. День после долгого возвращения домой выдался наипаскуднейшим по ощущениям, и я наказал себе, что больше в дорогу пить не сметь. Так начинался девяносто пятый год.

Отредактировано Пчёлочка (2021-08-31 23:38:14)

И исключительно добр

Почти

Как Павлик у меня прятался

Однажды сидя вечером дома, читал очередную книгу из первой собранной мной в начале девяностых библиотеки и никого не ожидал в гости, так как Макс и Витек топтали сапоги, Ширш и Молодой точно ко мне не собирались, а я не стремился ни к кому, случались у меня и такие моменты.

Во, один из них, более поздний, когда оба вышеупомянутые уже возвернулись из армии. Каким-то поздним вечером, я лежал на кровати, читал, и видеть никого категорически не хотел. Сперва раздался телефонный звонок, на который я ответил, что не хочу никуда идти и вообще мне сегодня все в лом, и, надеясь, что меня поняли, повесил трубку. Но через минут двадцать позвонили в дверь. В такое время могли припереться только ко мне, поэтому и дверь пришлось идти открывать мне. За порогом стояли Витек и Макс.
- Ну и чего вы приперлись, сказал же, что ничего не хочу? - вопросил я тоном не терпящим возражений.
- И чего ты нас теперь на х.. пошлешь? - ухмыльнулся Витек.
- Да, - уверенно ответил я. - Идите на х.., - и закрыл дверь перед их носами, чтобы вернуться читать.

Но сейчас не об этом. Был такой же поздний вечер, в гости никто не предполагался, но трекнул дверной звонок. За дверью оказался Фарен и Павлик. Фарен был давним другом Витька, но после школы, как и Павлик, поступил в академию, только на другое направление, там они уже и познакомились, наверно, скорее всего, кто ж их поймет. Павлик был в слюни и стоял только благодаря поддержке трезвого Фарена.
- И? - озадачился я.
- Это тело сказало доставить его к тебе, - ответил Фарен, а Павлик расплылся глупой улыбкой.
- На х..? - продолжал изумляться я.
- Понятия не имею. Получай, - хохотнул Фарен и устремился к лифту.
Павлик с трудом разулся, разделся, проковылял в мою комнату и рухнул на кровать.
- Позвони моим, что я домой не приду, - еле выдавил он из себя.
- И что я им скажу? Почему ты им сам не позвонил.
- Придумай что-нибудь, мне никак домой нельзя в таком виде, - ответил он, подписывая меня на спасительное вранье, и сник окончательно.
Я вышел на балкон, раздумчиво покурил, вертя в голове возможные варианты отмазок, и зная дотошность Пашиной мамы.

Еще учась в школе, мы, одноклассники, зашли за ним, а с нами увязался Молодой, учившийся в другой школе. Увидав его, мама Паши нахмурилась и строго произнесла:
- А это что за мальчик? Как твоя фамилия?!
- Вы меня не знаете, - испуганно ответил Молодой, резко ретируясь за дверь, а может и из подъезда.

Выкурив две сигареты, я вроде придумал, почему их сын не смог позвонить им сам, а делаю это за него я. Версия была так себе, но время не стояло на месте, а другого варианта в голову не приходило.
Позвонил, наплел, что Павлик сумел дозвониться только мне, попросил передать им, похоже они остались довольны полученной информацией, хотя и приняли ее с легким подозрением.
Исполнив миссию, я посмотрел на посапывающее тело и пошел выуживать из шкафа туристическую брезентовую кроватку, ибо не планировал спать с пьяным товарищем на одном ложе. Кто не знает, туристическая кровать - это небольшой кусок брезента натягиваемый на металлический каркас. Перетолкав Павлика на шаткую конструкцию, я довольно лег на кровать и взял книгу.

Говорят, что да

Мне кажжжжецца ее тада еще не было, наверно

Сам дивлюсь, как я смог

Нос
Када я сидел в пункте, Кореш говорит, что волосы упали, закрыв все мое лицо и выглядывал тока кончик носа

Тройной день рождения Ширша

4. Как я воблы захотел

В какое из двух утр это произошло я точно не помню, но сие и не особо важно. На подобных пьянках я пробуждался обычно раньше всех, кроме случая с Нахимовцем, но он вроде и не ложился. Проснулся я, побродил по квартире, все дрыхнут пьяными сурками, скучно. Попил пивка, лег и снова немного приснул.
Второе открытие глаз пришлось часов на одиннадцать, с неумолимым желанием пожрать вяленой рыбы. Растолкав Макса, я улыбнулся и заявил:
- Дай бедному студенту денег на воблу.
На тот момент Максимка уже закончил путяжку и работал электриком на градообразующем заводе, а я еще не занялся впайкой аонов в телефоны и еще не сидел на рынке. Чтобы отвязаться от приставучего меня, Макс вытащил деньги, отдал и закрыл глаза.
От дома Ширша до рынка, на котором я потом постигал дзен, шагов сто. По внешнему периметру рынок облеплен всевозможными ларьками-палатками, в которых много чего продавалось, и вобла в том числе.
Купив крупную рыбину, я стал чисть ее прямо на ходу, обходя рынок против солнца по основной дорожке, ведущей к железнодорожной станции, поэтому навстречу мне стремительно двигались люди, торопящиеся по делам, на электричку, или в старую часть города, за станцией. Я вяло лавировал меж ними нетвердым утренним шагом, разбрасывая чешую и жуя рыбу. Синусоиды алкоголя и увертывания от стремящихся людей практически компенсировали друг друга, поэтому я почти твердо шествовал вперед, обратно к Ширшику. Вскорости на моем пути возникли менты, также движущиеся против моего хода. Трое. Они внимательно посмотрели на меня, я пристально, насколько позволяла концентрация, на них, продолжая разбрасывать шкурки от рыбы. Вероятно они решили, что волосатое чудо в черном длинном плаще и черной шляпе, жрущее рыбу на ходу, не их цель, и мы разошлись в разных направлениях, не соприкоснувшись бортами. Да, да, на дворе стояло лето, граница июня и июля, а я в плаще и шляпе, наверно, было холодно.
Я вернулся в квартиру новорожденного, взял пивка, прилег на кровать, с которой уже полностью куда-то исчез Макс, и блаженно жевал так желанную с утреца воблу, иногда отглатывая пиво. Так и уснул.
Растолкал меня Ширш. Я вернулся в реальность, обнаружил, что во рту мешает что-то совсем уже бесвкусное, только слегка солоноватое, припомнил, что это рыба, дожевал ее, проглотил и спросил Ширша:
- Чё тебе?

(выкладывалось ранее в другой теме)
1. Чем опасна кабачковая икра.

Дело было сразу после окончания школы, а может и через год, но летом, в июне. У Ширша случился день рождения. Праздновали мы его бурно и продолжительно, три дня, даже больше чем свадьбы. Родители его уехали на дачу, а сыночку оставили готовиться к поступлению в институт. И он готовился, с нашей помощью. Первый вечер я помню смутно, что со мной случалось редко, ибо, в основном, по утру, все спрашивали у меня, чего произошло накануне.
А вот начало утра следующего дня врезалось в память навсегда, о нем и поведаю.
Растолкал меня Нахимовец (он как раз к этому времени уже окончил Нахимовское училище и вернулся в родные пенаты, получив своё погоняло) ранним утром, часов в пять, солнце уже вовсю заглядывало из-за угла в северные окна. Я обнаружил себя одетым, поперек кровати родителей новорожденного. В ногах у меня стоял Нахимовец и тряс за палец. В другой руке он держал початую банку кабачковой икры, из которой торчала столовая ложка. Не знаю уж, ложился ли он спать или так всю ночь и пробухал, об этом история умалчивает, но вид имел довольно размазаный, с перекошенным улыбкой лицом, более походившей на оскал.
- Чо? - выдал я.
- Пойдем, чего покажу, - заговорщицки пробубнил он.
Я нехотя соскреб себя с кровати, ибо человек с банкой икры - это убедительно, и последовал за крадущимся Нахимовцем, не понимая, зачем он так передвигается.
Он привел меня в другую комнату, где на белоснежных простынях в белейшей праздничной рубашке почивал Ширш, довольно почмокивая губами, словно что-то пережевывая.
- Ну и чо? - с тупейшим выражением спросил я.
- Воооо, - выдал Нахимовец, вытряхивая икру из банки на спящего.
Ширш в это время улыбнулся во сне и принялся переворачиваться, размазывая щедрость Нахимовца.
Я смог лишь закрыть глаза и слегка покачать гудящей головой.
- Пошли дальше, - подмигнул Нахимовец, направляясь в третью комнату и не выпуская из рук банку, в которой еще немного осталось.
Я сомнабулой поплеся за ним. В большой комнате в кресле, сидя, спал Макс. Нахимовец подошел к нему, оценил содержимое банки, и аккуратно выложил Максу на голову две ложки, оставив чуток, видимо, для закуси. Поставил банку на стол, налил рюмку, и отошел в дальний конец комнаты. Я как стоял в проходе, так и не двинулся с места. Нахимовец рухнул на пол и по-пластунски пополз к столу с рюмкой. Мой туго соображающий мозг оценил лишь одно, хорошо, что он решил меня разбудить, и как мне повезло, кабачковая икра - очень опасная еда. Я вернулся на кровать и закрыл дверь на ключ, чтобы Нахимовец не вздумал до меня доползти.
Чуть позже Макс  рассказал мне свой испуг от пробуждения. Придя в сознание, он ощутил, что на голове у него как-то не так. Потрогав голову, обнаружил там что-то жидкое, а посмотрев на руку, увидел цвет.
"Насрали!", - пронеслось у него в голове, отдавая болью во все места.

2. Мамин хрусталь, или Посуду моем

Чуть позже, к полудню ближе, я и Ширш остались в его квартире одни, остальные временно разбрелись. Решив помочь хозяину квартиры, я взялся драить посуду. Ширш, уже совершенно отмытый и наряженный в свежее, в это время с упорством маньяка пытался привести в порядок хрустальные мамины рюмки. Я говорил ему, что не надо их ставить на стол, но что поделать, Ширшику захотелось, чтоб было красиво. И теперь он эту красоту пытался восстановить. Перед ним лежали рюмки все до одной с отколотыми "пятаками". Ширшик мазал их "моментом", и, немного высунув язык от сосредоточенности, пытался вернуть маминому хрусталю былую стойкость. Получалось плохо.
Звякнул телефон. Ширш оставил свои труды и пошел в коридор, где обычно у всех и стоял телефон, одна из рюмок тут же вновь соскочила с "пятака".
- Это тебя, - вернулся он.

Из трубки раздался голос моей мамы:
- Ты чего там делаешь?
- Посуду мою. А что?
- Всё в порядке?
- Вполне.
- Домой когда?
- Еще не знаю. Надо ж посуду домыть, - ответил я и попрощался с мамой.
На кухне я застал грустящего Ширша, пара рюмок не желала склеиваться, и он мучался дилеммой, швырнуть их в мусорное ведро или продолжать изголяться. Я понял, что перед ним маячит грозный образ его мамы.
- А я тебе говорил, - сказал я, а в дверь раздался звонок.
Вторые сутки дня рождения набирали обороты.

На следующий день из телефонной трубки моя мама снова спросила меня:
- Ты чего там делаешь?
- Посуду мою, - невозмутимо ответил я абсолютную правду.
- Да сколько ее можно мыть?! - слегка возмутилась мама. - Ты вообще домой собираешься. Вторую ночь дома не спишь.
- Ой, щас приду.

3. Разговор по телефону.

Чуть ранее второго разговора с мамой, я спокойно спал на диване в большой комнате, где предыдущим днем Максимка получил кабачковой икры. Зная, что Нахимовца на сей раз точно нет, я не опасался за собственную одежду и прическу. Но меня снова извлекли изо сна. На сей раз надо мной склонился хозяин квартиры - Ширшик.
- Чего тебе? - поинтересовался я спросонья.
- Я только что с тобой по телефону разговаривал.
Я с недоумением посмотрел на Ширша (мобильники в то время еще были далеко от подхода к горизонту), пытаясь припомнить номер скорой помощи, и после паузы, произнес:
- Да? И как поговорили?
- На шашлыки собираемся.
- Шашлыки это хорошо. Когда выдвигаемся?
- А с кем же я говорил? - вдруг прозрел Ширш.
- Вот, - произнес я, отворачиваясь доспать.

А дело было так. Ширш спал в своей комнате, занимаемой на пару со старшим братом, который тоже участвовал во всей этой кутерьме, наверно, чтоб младший совсем не засрал квартиру. Разбуженный звонком Ширш бодро беседовал по телефону (почти у всех тогда были параллельные телефоны, один в коридоре, другой обычно у молодежжжи), договариваясь о сборе в лесу, и часто называя собеседника по имени. Да-да, по моему имени, ибо из трубки ему представились как раз так. Брат с каждой минутой смотрел на него все внимательнее и внимательнее, наконец выдав, после того как Ширш положил трубку на рычаг:
- А кто у нас тогда в большой комнате спит?
Смущенный Ширш, поднялся с кровати и пришел расталкивать меня.

Ах, да, в первые сутки дня рождения, за столом был и почти мой полный тезка, наш бывший одноклассник, с которым Ширш и сговорился тогда о шашлыках, но полностью забыл это, поглощенный приемом гостей.

Такая форма была использована специально для этого  

Ну где я и где оливки, в то время я их и сейчас то не очень.
Можно было идти с шашлыком на шампуре

Грустный конец ноября

Последняя пятница ноября двухтысячного обещала быть обычным еженедельным вечером конца рабочей недели. Через два дня Максу грозила стукнуть вторая дюжина, настроение было приподнятое, ожидающее праздника.
По дороге с работы домой мы с Витьком условились, что вечером пойдем к его брату Вовке, и я, чтобы ждать было не так скучно, заскочил к Максу, скоротать оставшееся время. Мы сидели, болтали, слегка потягивали пиво, не торопясь. Потихоньку прошло два часа, а Витька почему-то не звонил. Ходить к Вовке по пятницам стало доброй традицией, сложившейся после поездки под Астрахань, где я бил рыбу. К этому времени Вовка с Аней остались в двушке одни, у них уже был почти годовалый сын, сестра Ольга с Гришей съехали в отдельную квартиру. Вовка со Светилой занимались ремонтом машин в частном порядке, приобретя два гаражных бокса и пристраивая к ним еще пару. Клиентура была довольна, делали на совесть.
Мы с Максом перешучивались, что Витёк уже вовсю квасит у брата, а про нас просто забыл. Время шло к десяти и наконец Макс решил набрать Витьке на домашний. Максимка среди нас был одним из первых обладетелей мобилы, ибо домашнего телефона не имел, а нам мобильники были пока что без надобности, я и пейджером не пользовался ни разу.
- Ну ты чего там? - спросил Макс в трубку, выслушал ответ, немного изменился лицом и спросил. - Как?
Напряженность его лица меня немного насторожила.
Макс убрал трубу от уха, сумрачно посмотрел на меня и выдал:
- Вовка погиб.
- Как? - повторил я его вопрос, наполняясь неприятной пустотой.
- Сгорел.
Мы замолчали. Переваривая весть. Она не переваривалась. Казалось, что так быть не должно. Так быть не может.
- Пойдем водки купим, - предложил я минут через пять.
Молча встали, молча сходили до магазинчика, молча вернулись. Водка пилась как вода и абсолютно не брала. Вскоре я пошел домой.

Утром мне позвонил Шурик:
- Знаешь?
- Да.
- Поедешь к гаражу?
- Да.
-------
Дело так и осталось мутным и не до конца проясненным. Большую часть людей, особенно Витьку, интересовало, почему Светила почти не пострадал, лишь вроде руки (не знаю точно, я его с тех пор и не видел, ибо это был лишь знакомый через Вовку, а на похоронах и поминках его не было, говорят лежал в больнице), а Вовку обнаружили в дальнем третьем боксе, полностью выгоревшем. Со слов Светилы, когда загорелось, вроде как он вытащил Вовку из смотровой ямы за ворота на улицу, а Вовка ломанулся обратно, якобы спасать документы, и тогда Светила вроде как побежал в соседние гаражи звонить в пожарку. По версии следака Вовка потерял в дыму ориентацию, не смог найти выход и задохнулся. Только одежда с документами была совсем не в третьем боксе, а вроде в первом.

Долгое время мне периодически снились сны, что Вовка живой и лишь где-то скрывается, а когда он появлялся во сне, то становилось радостно. Время шло, а сны все приходили, словно мы с ним не дообщались. Во сне я уже свыкался с мыслью, что он живой, а просыпаясь заново огорчался. Отпустило меня, когда решил в честь него создать "Мирд Ниен", где сделал его главным героем, идущим сквозь пространство и время. Есть там глава-рассказ, где Мирд сгорает - прямая отсылка к событию.

Желаешь шоб тя повертели

Зачем вспоминает? Не, не вспоминаю, делаю, и не вижжжжу ничего пошлого