-Галю, слыш, ходь сюды! – крикнул Остап,  переворачиваясь в грязновато-серой луже – Шо, це таке?

   На пороге баньки появилась статная, красавица – жена Остапа. Нахмурившись и слегка притопнув каблучком красных черевичек, зычным, бархатистым голосом запричитала:
- Да, что же это за лихо такое? Когда это кончится? Я тебя боле обстирывать не буду. Бабы на реку не пущають. Ругаются, что всю реку от твоих штанов тиной затянуло.

   Остап виновато посмотрел на Галину и огорчённо вздохнул, помня, что в таком положении он оказался уже не первый раз. Женщина грозно уперлась руками в бока:
- Опяяять!  Опять у тебя в гостях был инопланетянин? – возмущенно выкрикнула жена, остановившись на пороге комнаты, боясь шагнуть вперед, чтобы не поскользнуться, так как по всему полу были разбросаны блестящие стеклянные шарики.
-И откуда ты их берешь, алкаш несчастный? Чего же они тебя не забирают к себе? – в отчаянье всплеснула руками Галина.

   Остап в страхе прикрыл голову руками:
- Я чё! Я ни чё! – боднул воздух головой Остап. -  Они сами лезут. Вечером вчера, только в предбаннике устроился с бутылочкой сивухи, а он тут как тут. Чертяка! И уже, гад, стакан в лапах держит. – хрюкнул носом бедолага:
- Нееет, говорю. Так не пойдет. Ты в прошлый раз у меня всё вылакал и меня в лужу посадил.  Жена мне таких бодагов выписала. Мама не горюй! Рука у нее тяжелая. Но женщина она понятливая, – пролепетал Остап, заискивающе глянув на жену из-под руки. И робко продолжил:
-  Вооот! Я ему и говорю. Больше не получишь!  А он так жалистно смотрит… ну, я и налил ему, всего полстакана.  А он хвост поднимает и все туда заливает… Я чуть не умер. Это ж надо, так переводить горячительное? Но…
Мать моя честная! Что тут началось… Он посинел, потом, покраснел, потом опять серый стал и вдруг хвост понял, и побежали от туда тараканы. Я присмотрелся, а это такие же серенькие инопланетюшки и ну, по щелям разбегаться. Штук сто.

   У Остапа от таких воспоминаний глаза на лоб полезли. Даже, у Галины мурашки по телу пробежали. Она оперлась на косяк дверей и приготовилась слушать дальше. Остап, встряхнув чубом продолжил:
- Так ты говорю – баба? А она глазищями крутит и ба-бах на пол. Я вааще в трансе! Схватил ее и на лавку уложил. Еле поднял. Тяжелая!  И мокрая какая, холодная! Бррр!!!
Думаю – надо искусственное вдыхание, тьфу,  дыхание  сделать. А куда? Где думал голова, там отверстия нет, а где думал..  ну, куда она водку заливала, туда не охота  дуть.

   Вдруг дверь распахнулась и еще один иник вваливается. Увидел, что его подруга без дыхания лежит на лавке и я, над ею склоненный, покраснел весь, да как свиснет задом. Или передом? Ну, в общем свистнул. Тут как ринулись из всех щелей эти тараканы. Да, давай на него прыгать и присасываться, как вантуз к раковине. Облепили его. Он развернулся и шагнул за порог.

  Я ему кричу: «Эй, а бабу свою забирать будешь или здесь оставишь? Меня ж моя Галушечка со свету сживет. Забирай!

   Галина, удивленно подняв правую бровь, недоверчиво ухмыльнулась. Остап втянул голову в плечи, но продолжил:
- Он оглянулся, да как метнет из одного глаза световую стрелу прямо мне меж глаз. Я и потерял сознание.
Очнулся только сейчас. Лежу в луже. А инопланетянки нет. Может он её всё-таки забрал? Ты не видела их, ясонька моя? – с надеждой глядя на жену спросил Остап.

   У Галины потеплел взгляд:
- А что за шарики валяются по всему полу? – спросила растерянная Галина.
Остап туманным взглядом посмотрел на валяющийся рядышком шарик. Прямо на него из шарика уставился маленький, серый зрачок и вдруг глазик мигнул. Остап  вновь грохнулся в лужу и затих.

/*/*/*/*/*/*/
=Твой космос=

   - Я буду твой Космос! – сказала Маринера, когда я был в почти бессознательном состоянии после бурной первой брачной ночи.
   -Хорошо, любимая! – выдохнул я, совершенно не предполагая, что будет за этим странным утверждением. Да и как я мог в то время сопротивляться или обдумывать то, что вылетало из этого прекрасного ротика. Эти пахнущие малиной губы, который я готов был целовать и целовать…
Уши мои забивало ватой, как только черные, как космос глаза, взглядом упирались в мою переносицу, а чудный носик, начинал накаляться, трепыхая крыльями ноздрей, как сопла ракеты перед взлетом.  Я был готов на всё!

   Уже позже я понял, что жить в безвоздушном пространстве не так уж комфортно и просто.

   Очень долго не мог привыкнуть к пище космонавтов. Стала кружиться голова и инопланетные гастрономические эксперименты супруги доводили до голодного обморока. Все утряслось с питанием,  когда мое самочувствие стало сказываться на звездных купюрах заработка.

   Странствующая часто по бутикам как космический крейсер по просторам вселенной, любимая жена  приносила огромные пакеты с вещами и разными совершенно бесполезными  безделушками.  Деньги исчезали из нашего уютного неземного рая со скоростью света.

   Порой туманность мыслей моей супруги была не предсказуема.

   Я уже молчу о внешнем виде прекрасной инопланетянки. Здесь фантазия перепрыгнула все космические законы. Однажды родная её мать тихонько спросила у меня, сидя за праздничным столом:
   - Зачем ты позволил Маринере надевать такой страшный карнавальный костюм?

   Я скромно молчал. Боялся сказать Марии Ивановне, что это лучший и космически дорогой новогодний наряд её дочери. Боясь, что тёща может покинуть этот мир, не дождавшись боя курантов.
Самый страшный ужас у нас начался, когда в доме поселился Чужой. Целыми днями он распевал:
- Харе Кришна Харе Кришна
Кришна Кришна Харе Харе
Харе Рама Харе Рама
Рама Рама Харе Харе
Постукивая половником по большой металлической кастрюле. Ходил полуголый по квартире. Распевал свои мантры в ванной, под которые моя звездочка смывала с тела все накопленные грехи за день.  Он не постился, курил как паровоз какую-то травку и. убеждал мою бабушку, освободится от всего материального, (то есть от квартиры), чтобы дорога в рай была легче. А главное, что все трудности и грехи он возьмёт на себя. Дабы облегчи участь бабули. Бабуля так и скончалась, не успев переложить свой груз на святого человека.  Всевышний услышал мои молитвы!

  Потом пошли потуги закалить мой дух. От хождения по углям и стеклу, я чуть не лишился ступней, а спаньё на гвоздях, напрочь лишило меня сна и желания заглядывать в черные дыры космоса.
   Я понял, что в бездушном, ой в безвоздушном пространстве, зачатие детей невозможно.
   Космонавт должен быть одинок, дабы не приносить горе при кончине, своим родным и близким. Это не я сказал!

Приземление было удачным. Пока все спали, я решился.
Своё послание оставил на столе в кухне.  На белом листе бумаги, словно эхо из далеких миров, в печатались слова:
   -Дорогая, моя! Я покидаю твой космос! Видимо такие перезагрузки не для меня. Хочу жить, дышать, творить! Возвращаюсь на Землю.  Прости!

   Дверь сиротливо всхлипнула и плотно закрылась за моей спиной.

   Из окна дома напротив гремела песня:
И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава y дома,
Зелёная, зелёная трава.
/*/*/*/*/*/*/

   Ольга с улыбкой наблюдала в иллюминаторе, как Павел легко и грациозно выписывал па на серой поверхности Марса, приближаясь к большому углублению в грунте.
   Девушка сняла с зажима маленькую коробочку с любимыми духами «Шанель №5», которую в честь удачной посадки на Марс преподнес ей Павел, но какой-то шум в соседнем отсеке отвлек её.
   Когда она вновь взглянула в иллюминатор, то Павла не увидела, а на том месте, где должен был стоять её коллега, поднимался небольшой столбик красноватой пыли.
   В наушниках раздался сначала сильный треск, а потом вдруг послышалась удивительно приятная, спокойная мелодия.
   Захотелось закрыть глаза, забыть обо всем и полностью погрузиться в этот океан спокойствия и умиротворения.
   Музыка становилась все более обволакивающей, девушка закрыла глаза, но вдруг громкое карканье ворон всколыхнуло сознание Ольги, отбросив звуки музыки куда-то в глубину космоса.
- Откуда здесь вороны и куда подевался Павел?
   Открыв глаза, девушка удивленно ойкнула и взглянула на огромный матовый экран над своей головой.
   Экран вспыхнул серебристым светом, появилось улыбающееся лицо Павла.
   Напарник кричал: « Здесь есть жизнь!»
/*/*/*/*/*/*/*/
   Бабушка Стасика бегала по газону, словно испуганная  курица,  громко охала и причитала.
   Ветер усиливался, раскачивал деревья, которые поскрипывая, роняли оставшуюся листву, словно хотели соорудить мягкую перину на земле, у своих  корней.
   Потихоньку у одного из деревьев стал собираться народ.  Все стояли и смотрели вверх на верхушку старого клена, который рос во дворе.  Клену уже было много лет, и дворник каждую осень ворчал и грозился срубить этого исполина.
   Вечерело, и уже плохо просматривался маленький, темный  комочек, примостившийся почти на самой верхушке дерева.
   Машина МЧС подъехала вовремя, так как руки у Стасика уже основательно замерзли, подзорную трубу он давно выронил, а глаза слипались. 
   Когда пожарный снимал уже основательно  продрогшего мальчонку, с ветки, то спросил его, зачем тот забрался так высоко.
   Стасик, взглянул на небо и, вздохнув, ответил:
   – Я рассматривал небо и хотел узнать, есть ли жизнь на Марсе.
/*/*/*/*/*/*/

   Здравствуй, дорогая!
   Я спешу с ответом. Грузовой отходит через пять минут.
   Пару строк успею… Я ведь точно знаю: на Земле родные мои письма ждут.

    Теплый, колючий от мелких песчинок, ветер коснулся его лица, заставив прервать  написание поэтического  послания.

   Денис поднял голову и посмотрел на юг. Там, из-за горизонта, медленно и неотвратимо поднимались три огромных оранжевых солнца. Пройдет каких-то пятнадцать минут, и ветер станет обжигающим, поднимет песок и обрушится его раскаленными каплями обратно. С пронзительным визгом чахлые кустики местной флоры, извиваясь и корчась от адского пекла, уползут и закопаются в тень огромных рыжих валунов.
Начнется новый день.

   К привычному распорядку жизни Дениса, в последнее время, стала  примешиваться  не прошеная грусть. Он знал изначально, что за ними не пришлют борт. Каждую ночь выходил из убежища встречать грузовой скорее по привычке и еще, чтобы не дать понять остальным, что они обречены.

   Был ли у него выбор? Черт, разумеется, был. Надо было еще при распределении выбрать тихий, спокойный гарнизон на задворках Луны, перевезти туда молодую жены и нарожать целую кучу детишек. Прожить долгую жизнь, следуя пути Его и наставлять новобранцев, а не поддаваться искушению. Космические Колумбы, миссионеры в камуфляже. Кто их ждал на этой планете?
Кому он собирался проповедовать Слово? Им говорили - здесь есть жизнь. Вот эти условно разумные кусты и есть жизнь? Это им он должен сеять доброе, вечное?
   Здесь есть только смерть. И они ее нашли. Оранжевую, холодную как жидкий азот и испепеляющую как напалм.
   Прости Отче. В последнее время Денис все дальше отдалялся от выбранной им стези. Особенно по ночам, когда выходил встречать грузовой, когда на него не смотрели три пары глаз, ожидающих чуда. Зачем он остался? Никто бы не посчитал его трусом, он не в силах помочь этим несчастным. Надо было просто смириться – им не повезло, они заразились. Но он-то здоров, и дома его ждет жена и на счете в банке круглая сумма, хватит даже на дом на Земле.
Ну, зачем мне этот странный мир чужой?
Мертвые рассветы, дефицит с водой.
День и ночь похожи, словно близнецы.
Звезды в небе черном, будто леденцы.
Утро мне напомнит золотой рассвет,
Домик, что покинул я на много лет,
Там в краю родном, у тихого ручья,
На вечерней зорьке встретил я тебя.

Закрыв глаза, он словно наяву увидел земное разноцветие. Синие горы с белоснежными вершинами, прозрачно-голубой ручей, зеленые листья и красные ягоды. Карие с золотистыми крапинками глаза и желтые точки веснушек на курносом носике. В будущем у них могли быть красивые дети.
В настоящем у него еще есть целых десять минут.
Денис вновь и вновь воскрешал в памяти тепло и вкус любимых губ. Они пахли земляникой, и он готов был целовать их без конца…
Как долго она будет помнить его?

Домой мне не вернуться, сложилась так судьба,
Длинна к нему дорога, и долг привел сюда.
Я долго колебался, боялся - не смогу,
Господь позвал в дорогу. Я до конца пойду.

   Денис прочел написанные строки, закрыл дневник и улыбнулся.
И снова стихи. В последние дни так и тянет на лирику.
У него еще оставалось пять минут. Пять минут на жалость к себе и бессилие.
А потом он вернется. И три пары глаз будут смотреть на него с ожиданием и надеждой. Ведь он капеллан, он общается с Богом напрямую и уж точно вымолит спасение. Если не в этой жизни, то в бесконечности точно. Он – их надежда.

Пути твои, Господи, неисповедимы, но пока жив, он будет каждую ночь выходить и писать домой письма. И ждать грузовой.