Дуэль прозаическая на тему:
~ Забытая мелодия ~ 
Дуэлянты: Александер и Тэйр
Секундант: Сказка
Сроки на написание текста: до 2 декабря, продлено до 4 декабря включительно
Сроки на голосование: неделя (с 5 по 12 декабря) включительно
Желаю дуэлянтам поймать вдохновение (или музу 
) за ниточку и написать прекрасные работы!
Удачи!
~ Работа 1 ~
Let it be
Среди профессионального сообщества психотерапевтов блуждает байка, частично объясняющая ту судьбу, которую выбрал для себя Зигмунд Фрейд: Отец его - Якоб однажды рассказал сыну историю о том, как в субботу, прогуливаясь по Фрайбергу в новой меховой шапке, он столкнулся на узком тротуаре с другим прохожим. Тот не стал уступать дорогу, а сорвал с Якоба шапку и бросил её в грязь со словами: "С тротуара, еврей!"
"И что ты сделал?" - в предвкушении замер маленький Зигмунд.
Отец, пожимая плечами, спокойно ответил: "Сошёл с тротуара и подобрал шапку…"
Глава 1. Вопросы воспитания
Я открыл дверь, зашвырнул рюкзак внутрь и плюхнулся следом на заднюю седушку.
В отцовском царстве было как всегда мягко, уютно и практично. Пушистый шерстяной чехол кресла кутал меня в бережливый кокон. Янтарный набалдашник на рычаге коробки передач манил, отражая тёплый солнечный свет. Пахло хвоей. Любимая батина песня переливалась по салону мелодичным фортепианным мотивом. В который раз тенор сэра Маккартни предлагал оставить всё как есть.
Я был не против.
⁃ Как дела? - мама обернулась ко мне, одновременно прикручивая регулятор звука на магнитоле.
⁃ Норм.
⁃ Сколько двоек получил? - не оборачиваясь бодро буркнул отец.
⁃ Сколько получил - все мои.
⁃ Ну рассказывай, - мама вздохнула и скорчила строгую мину, - с какого перепугу нас Савельевы на разговор приглашают?
У меня внутри тут же всё замерло. Чёрт, только этого не хватало. Неужели этот чмошник родителям пожаловался?
⁃ В смысле, - надо было что-то ответить, пока тревожный ураган в голове расшвыривал мысли в стороны. Подвернулось только это тупое: «в смысле».
⁃ Давай всё по порядку, - поворачивая во двор к дому Савельевых, загудел отец, - к чему нам с мамой готовиться?
Я решительно шмыгнул носом и выпалил, зажмурившись:
⁃ Мы с Данькой подрались.
Батя шумно выдохнул. Мама завелась:
⁃ Твою дивизию. Только этого не хватало.
⁃ Он сам виноват.
Мама закрыла лицо рукой и запричитала:
⁃ В смысле, сам виноват? Ты совсем головой не думаешь…
Отец её перебил:
⁃ Давай по порядку, - рявкнул он, - рассказывай.
Я, словно затравленный зверь, забился в угол к самой двери. Щёки и лоб горели, взгляд прыгал то на маму, то на отца, которые перебивая друг друга сыпали ворохом угрожающих последствий.
Данил с родителями уже дожидались возле подъезда. Лица всех троих были насуплены и сосредоточены донельзя. Шесть строгих осуждающих глаз сопровождали нашу машину вплоть до окончания парковки. Точнее - пять. Шестой - Данькин в данный момент на осуждение был не способен.
⁃ Значит, он сейчас при всех извиняется, - после дежурных кивков, тут же затарахтела объёмистая, щедро залитая косметикой Данькина мама - Любовь Петровна, - говорит Данилу, что был не прав, и просит у него прощения.
С трудом вникнув в её слова, я проморгался и, собравшись с духом, возразил:
⁃ Я… - начал хрипло, затем тут же прочистив горло, продолжил, - не буду… извиняться…
Сложив бантиком толстые алые губы и вмиг заострившись и без того острым носом, Данькина мама заговорила с угрожающей дрожью в голосе:
⁃ В таком случае, молодой человек, мы сейчас же едем снимать побои, а ты жди инспектора по делам несовершеннолетних, - она принялась истерично сотрясать пышными телесами под ярко красным платьем, - Пускай тебя, хулигана, на учёт ставит. Ишь, герой какой. Не будет он. Миша, ну чего ты молчишь? Я правильно говорю?
Моя мама, охнув, отчаянно выступила вперёд, но отец её одернул. Перспектива заиметь себе в сыновья не гипотетического, а вполне официального хулигана пугала её до чёртиков.
Дядя Миша - Данькин папа молчал и нервно переминался, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. В ответ на призыв супруги он набрал в грудь воздуха и вдруг передумав, тут же весь его выдохнул.
Я нервно сглотнул и отчётливо произнёс прямо в лицо расфуфыренной даме:
⁃ Я извинюсь в том случае, если Данил возьмёт свои слова обратно.
⁃ Какие такие слова? - Любовь Петровна суетливо закрутила головой и принялась хватать своего сына за руку, - сынок, что за слова?
Данил молчал. И тут в разговор вклинился мой отец:
⁃ Видимо, из-за которых он и получил, - батя весело пожал плечами, - по лицу.
Данил, высокий смазливый мальчуган с богатой, уложенной лаком блондинистой шевелюрой вёл себя сейчас спокойно и уверенно. Не смотря на мамкину суету и бурую обширную гематому над скулой, смотрел на меня избалованным хамоватым глазом.
Я внутренне ухмыльнулся, злорадно оценивая его синяк.
⁃ Еще чего, - спокойно пожал плечами Данил, видимо просекая, что в данной ситуации он хозяин положения, - не буду я ничего брать обратно.
⁃ Как же… ты ж ерунду про меня плёл при всех, - зашипел я. Словно горчицей в нос ударили злость и обида, - говорил, что готов ответить за базар…
Данил нагло ухмыльнулся:
⁃ И чё?
У меня словно шторка на глаза опустилась.
Теряйся, урод!
Я рыпнулся вперёд. Мама, пискнув, мёртвой хваткой уцепилась за майку.
…Отец даже не пошевелился. Так и стоял со странным самодовольным видом. В сдержанной манере, в его блуждающей ухмылке читался плохо скрываемый задор.
Данька отскочил за свою мамашу и заверещал:
⁃ Дотронешься - со школы вылетишь, придурок!
Навстречу с визгом выпрыгнула Любовь Петровна:
⁃ Не тронь его, хулиган!
Дядь Миша тем временем жутко раскраснелся и принялся переминаться с ноги на ногу резвее прежнего.
Переставая понимать, что происходит, я остановился и затравленно огляделся.
Мама перепугано переводила взгляд поочерёдно на каждого участника рандеву. Данькин папа всё причмокивал и переминался, никак не решаясь наконец выступить. Сам Данил, наполовину закрытый фигуристой, готовой к битве, Любовью Петровной, стоял, шмыгая носом и крутил из пальцев обидные жесты в мою сторону. А мой батя, отстранённо улыбаясь, с интересом всматривался в нерешительного дядю Мишу.
Данькина мама проследила направление моего взгляда и тут же набросилась на отца:
⁃ Может вы объясните своему невоспитанному сыну, что он не прав?
⁃ А он не прав? - продолжая улыбаться, медленно потянул батя.
Любовь Петровна запыхтела, всплеснула руками и повернулась к своему супругу:
⁃ Миша, - протяжно загудела она, надеясь на него, словно на засадный полк.
Миша суетливо прочистил горло и снова неуверенно перемялся с ноги на ногу. Открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но поймав взгляд моего отца, тут же осёкся.
⁃ Ну же, Михаил, - не спеша подхватил батя, - объясните мне, в чем не прав мой сын?
Мама перепугано дернула отца за рукав:
⁃ Прекрати, Андрей, - одними губами шепнула она, подозревая, во что может вылиться взрывоопасная беседа.
Любовь Петровна отчаянно закивала, недовольно причмокивая накаченными губами:
⁃ Всё с вами ясно. Быдло-семейка, - она вонзила в воздух указательный с красным дюймовым когтем палец, - мы это так не оставим. Ждите заявление. Пусть инспектор общается с вами насчёт его воспитания.
Отец наконец ожил. Встрепенулся, хищно раздул ноздри и рявкнул, задиристо дёрнув головой снизу-вверх:
⁃ А что не так с его воспитанием?
⁃ В смысле? - перепуганная Любовь Петровна ошарашенно отступила на шаг и забубнила, - как это, «что не так». Он у вас хулиган!
Отец отмахнулся от неё, словно от назойливой мухи и перевёл взгляд на Данила:
⁃ У тебя дед живой?
Данька поднял глаза и удивлённо вытаращился.
⁃ Нет.
⁃ Жаль. Я бы лучше с ним побеседовал, - батя с разочарованным вздохом кивнул на дядю Мишу, и, выдержав паузу, закончил, - насчёт воспитания твоего папы.
Савельевы провожали нас так же, как и приветствовали. Насуплено и сосредоточенно.
Только мы вывернули на дворовую дорогу, отец тут же завёл бессменную ”Let it be” и весело кивнул на зеркало заднего вида.
Мы с мамой развернулись и уставились в окно.
…Раскрасневшаяся от злобы Любовь Петровна размахивала руками, будто мельница. То и дело, в неслышной нам брани разевала рот, как голодный галчонок. Дядя Миша, потупившись, пятился. Неожиданно разыгравшийся ветер клонил к ним кроны дворовых яблонь. Взметнулась дорожная пыль. Несколько сорванных листьев вплелись в стремительный круговорот. А Данил с разбитой шевелюрой и трепещущими на ветру рукавами футболки растерянно стоял на месте, провожая взглядом нашу машину.
По мере движения сцена эта медленно удалялась под размеренный битловский аккомпанемент.
⁃ Что будем делать? - мама наконец развернулась к отцу, - Заявят ведь…
⁃ Не заявят, - уверенно хмыкнул он, затем глянул в зеркало и весело мне подмигнул, - тут кафешка неподалеку открылась…
⁃ Я проголодалась жутко, - облегчённо выдохнув, подхватила мама и обернулась ко мне, - а ты?
Глава 2. Рыбалка
Сады разлеглись среди холмов в цветущем междуозерье. Чтобы добраться до нашего домика, нужно было съехать с трассы на грунтовку и пилить по ней до самой развилки.
Затем путь делился надвое. Одна из дорог вела к пруду, другая же - в объезд, к нашему дачному участку.
Эта объездная тропа начиналась со скрипучего шлагбаума и косой сторожки со скучающим внутри Семенычем.
Батя сигналил, кивал в окно. Семеныч в ответ махал рукой: проезжай, мол, и лупил кулаком по кнопке. Шлагбаум с визгом медленно тащился вверх, приглашая вступить на самую адскую из всех дорог в мире.
Наша старая семерка, словно вдруг сменившая колеса на лапы, напоминала здесь карабкающегося по скалам варана. Отец бешено вращал рулевым колесом, насилуя сцепление и коробку, лишь бы не сесть на днище. Мама, вцепившись в наддверную ручку, проворно справлялась с ролью штурмана. Я же с радостно-придурковатым видом скользил на пятой точке по шерстяному чехлу от одной двери к другой под привычные завывания сэра Маккартни.
Обычные дачные дела проносились незаметно. То, ради чего я терпеливо сносил палящее солнце, ворох назойливых насекомых и физический труд наступало следующим днём перед рассветом.
Батя меня будил. Мы плотно завтракали, кутались в теплые шмотки и, взяв снасти, отправлялись к озеру.
Темными дачными колейками ковыляли к водоему. Шептались, стараясь не перебудить ворчливых старожилов. Спускались к воде по ароматному травяному склону.
Рассветная дуга уже успела подкрасить горизонт, и вот-вот собиралась вскарабкаться на небо. Тусклые звезды медленно таяли в предутренних сумерках. Кругом молчаливое, серебряное с рыжими прожилками, стелилось зеркало озера. Вокруг дряхлого обрубка деревянной рыбацкой пристани копьями африканских аборигенов качался и шебуршал камыш.
Мы с отцом, вооруженные удочками усаживались на край, свесив ноги к воде. Принимались скрупулёзно колдовать над снастями. Распутывали, прикармливали, насаживали, закидывали. И замирали наконец двумя черными фигурками на фоне недвижимой предрассветной серости.
Он, как обычно, тянул одну за другой. Я, как обычно, завидовал. Хвастался каждым своим редким карасиком. Уж этот-то явно больше вон того отцовского. Копошился в ведре с уловом. Сравнивал.
Батя улыбался, подкалывал и подбадривал. Было видно со стороны: не хотел, чтоб мой рыбацкий интерес пропал, превратившись в нытливое: «когда уже домой?»
Нигде больше мы с отцом так долго и много не разговаривали. С самого моего детства и почти до совершеннолетия в каждый приезд на дачу мы умудрялись обсудить всё на свете. Политику, религию, новые смешные истории, мои дела в школе, а позже - в техникуме.
Только вот в этот раз рассказывать отцу о своих делах я не собирался.
Были причины...
Я юлил и уклонялся, стараясь перевести тему. Он видел мое неудобство и особо не настаивал.
В тот день я пристал к нему с расспросами о его любимой песне битлов.
- Все просто, - пожав плечами хмыкнул отец, - Под нее я первый раз танцевал с твоей мамой.
Я кивнул. Этого объяснения было вполне достаточно. Но батя уже налепил на лицо ностальгическую гримасу.
- Всё случилось на танцах в поселковом клубе. Тогда я был чуть старше тебя. И мне до чёртиков хотелось замутить с твоей мамой. Как оказалось, впоследствии, она тоже была не против. Вот только в тот момент к ней настойчиво подкатывал Степка Косицин. Боксер и хулиган. Такой же, как ты сейчас, - отец рассмеялся и весело мне подмигнул.
- Если такой как я, то фиг бы ты с ней замутил.
Батя наигранно закивал. Ну конечно, мол, экий ты на словах герой. Он похлопал меня по плечу, затем растопырил свою огромную пятерню и принялся загибать пальцы.
- Во-первых, у него были друзья. Отбитые. Дерзкие. Простые пацаны их побаивались и старались не пересекаться интересами. Во-вторых, я на тот момент тоже встречался с девчонкой. Но там было все сложно и шло к разладу. В-третьих, в тот вечер на мне было сплошное рваньё. Старое, да ещё и не стиранное. Не было времени переодеться после работы. Как узнал, что твоя мама на танцах, примчал в чем был. И все мои товарищи как один отговаривали от этой затеи. Никто не хотел заводить конфликт со Степкой и его пристежью, - отец остановился, выдержал паузу и веско закончил:
- И плюс ко всему наш поселковый ансамбль решил именно в тот момент исполнить именно эту самую песню.
Я нахмурился:
- Ну и что? Причем тут песня?
- А ты в курсе, о чем она?
Я пожал плечами. Отец самодовольно усмехнулся и продолжил:
- Смысл её: оставь все как есть. Не лезь. Не рыпайся. Пусть всё идёт своим чередом.
Вот как... Теперь уж улыбка поплыла и по моей физиономии.
Отец поймал кураж рассказчика и тарахтел сейчас самозабвенно, почти захлёбываясь.
- Теперь понимаешь? - он заглянул мне в глаза и не дождавшись реакции, тут же принялся сам отвечать на вопрос, - Эта песня была в тот момент как вишенка на торте. Мне всё вокруг предлагало стухнуть, не рыпаться. Буквально. Даже эта песня. А вот представь теперь, если б я прогнулся под обстоятельства, оставил бы все как есть... Тогда нас, как семьи сейчас и не существовало бы вовсе, - он замолчал, продолжая вглядываться в мое лицо. Видимо, в поисках понимания или одобрения. Я осторожно кивнул. Отец тут же продолжил, - В общем, на первых аккордах песни я зацепился с Косициным и его шестерками, а на последних уже танцевал с твоей мамой, - он по-простому хмыкнул и небрежно отмахнулся с весёлым вздохом.
Я сидел, замерев и открыв рот, всем нутром внимая батиному рассказу.
Рыбалка почти забылась, растворилась в тумане. Поплавки еле виднелись сквозь застилающую озеро, рассветную дымку. Вдалеке раздался мощный всплеск. "Неужто сом?" - пронеслось в голове. В камышах всполошились лягушки. Диск солнца арбузной скибкой вынырнул из-за горизонта.
Отец сощурился и прикрыв рукой глаза, продолжил уже более спокойным тоном:
- Маккартни сочинил ее в семидесятом. Когда битлы уже разваливались. Он смотрел на то, что происходит с группой и не нашел ничего лучше, чем придумать хит со словами: "позволь этому случиться", - батя разочарованно скривил губы, - слабак...
- Тогда зачем ты ее крутишь все время?
Он пожал плечами и вскинул брови, искренне удивившись моему вопросу. И уже собрался ответить, но тут его удочка вдруг дернулась. Леска вытянулась струной. Стремительным, неразборчивым почерком расписалась по озерной глади и снова ослабла. Поплавок выпрыгнул весь, да улегся на воду боком.
- Сейчас… - шепнул отец и напрягся. Крепко ухватил удилище и затаился, выгадывая момент, чтобы подсечь.
Я привстал в тревожном любопытстве:
- Что-то большое…
Батя промолчал. Перехватился покрепче и через мгновение дернул наискось вверх.
Но не тут-то было. Леска снова натянулась. Загудела. Удочка изогнулась знаком вопроса и вильнула вправо.
Отец вскочил на ноги.
- Тащи подсак, - рявкнул он, медленно, словно на поединке по армрестлингу, переваливая удилище в противоположную от тяги сторону.
Я суетливо рванулся к лежащему на траве сачку. Задел ногой свои снасти. Тут же развернулся снова, чтобы их поправить…
…А отец уже тянул из воды что-то брыкающееся, лобастое, хлопающее серебристыми плавниками. Я замер, завороженно наблюдая как моя удочка, спутавшись леской с батиной, сползает с мостка и пропадает во вспененной пучине озера.
Рыбина на мгновение обмякла, но, когда отец на радостях потянул сильнее, взъерошилась снова. Вильнула. Упруго изогнулась в одну, потом в другую сторону. Шлепок, еще один… Толкнулась, рванулась и стремительно исчезла в глубине, оборвав крючок.
С трудом удержав равновесие, отец перемялся на ногах и рявкнул с досады:
- Эх, хороший был… - он потащил истерзанное, вмиг полегчавшее удилище на мосток. Вскоре, сцепленная запутавшейся леской, потянулась наружу и моя удочка.
Мы проворчались вдоволь. Уложив снасти на траву, уселись рядом, и принялись сосредоточенно пыхтеть над заковыристым лесковым узлом между удочками.
Путаная борода совсем не хотела поддаваться. Узел на узле, петля на петле. Распутываешь один, и тут же затягиваешь новый.
Под насупленное пыхтение над неподдающимся узлом наступило яркое утро. Солнце вскарабкалось высоко. Озерная гладь затихла. Легкий ветерок шуршал в камыше, вплетался в волосы, изредка будоражил лазурную рябь воды.
Зажужжал отцовский телефон. Он быстро достал его из-за пазухи и удивленно уставился на экран. Чуть отодвинулся, и, отвернувшись, затих, сосредоточенно слушая собеседника.
Спустя минут пять, отец рассеянно и неуклюже убрал телефон в карман. Развернулся ко мне.
⁃ Это Женьку, что ли? - недоверчиво уточнил он, - С соседнего подъезда?
Все еще не веря в услышанное, он продолжал растерянно улыбаться и удивленно строить брови.
Когда до меня дошел смысл его вопроса, все внутри словно оборвалось. Это ему насчет Женьки звонили, выходит.
Вот я и влип…
Я кивнул и отвернулся.
⁃ Избил? - улыбка сползла с отцовской физиономии.
⁃ Подрались.
Отец раздраженно вздохнул и в упор посмотрел на меня:
⁃ Его мать сказала: избил.
⁃ Подрались.
Батя рыкнул, теряя терпение:
⁃ И сколько раз он тебя ударил?
Я хмыкнул и опустил голову. Это Колягин-то… ударил… не смешите.
⁃ За что ты его?
Я молчал.
А что говорить?
За то, что он жирный и неуклюжий? За то, что посмел огрызнуться на меня при всех?
Так отвечать?
Отец смотрел на меня не отрываясь. Склонив голову набок. Словно изучал: как же поведет себя этот оборзевший зверек.
Затем, не отводя взгляда, медленно наклонил голову в другую сторону. Глядел внимательно, читая бегущую строку из мыслей на моем лбу.
Уголок его верхней губы, подергиваясь, пополз на щеку, глаза похолодели. Лицо приняло чужое, презрительно-брезгливое выражение.
Так на насекомое смотрят.
В памяти сама собою нарисовалась картинка, как Женька рухнул солдатиком в кусты у подъезда. Лежал пару секунд молча, потом начал громко плаксиво мычать. Еще бы. Со сломанной челюстью внятно не побазаришь.
⁃ Он же слабее, - как-то вяло, разочарованно пробормотал батя и, отвернувшись, совсем тихо прошипел, - позорище.
В тот миг я готов был провалиться сквозь землю. Захотелось вернуть вчерашний день, разогнать по хатам дворовую шпану и проглотить невысказанными все те насмешки, из-за которых Женька, насупившись, кинулся на меня, неуклюже держа кулаки перед собой…
Стыд обжигал уши и щеки. Я отчего то чувствовал себя предателем. Будто не оправдал его ожиданий, нарушил какой-то молчаливый договор, скрепленный с отцом еще тогда, после моей драки с Данькой.
Батя отодвинул от себя сцепленные узлом удочки, сощурился, глядя, как на другом берегу сверкает залитая холодным сентябрьским солнцем крыша нашей дачи, и встал. Молча развернулся и сосредоточенно всматриваясь под ноги побрел в обход озера к дачному домику.
Дойдя до развилки, свернул на сухую змею объездной дороги. Обошел шлагбаум, в упор не замечая Семеныча, смолящего самокрутку на ступенях сторожки. И не спеша, сутулясь под невидимым грузом зашагал к дому.
Облака дорожной пыли тут же опутали его дымным саваном. При каждом натужном, тяжелом шаге песочные вихри взвивались до пояса, а лучи солнца яркими стрелами пронизывали клубящееся серое марево. Казалось, эта мутная, вьющаяся лента объездной дороги никогда не закончится. Я сощурился, стараясь разглядеть его ноги за пыльными тучами. Тщетно. Отец, словно Зевс верхом на грозовом облаке плыл по дороге как по серому небу, отдаляясь от меня все сильнее.
Глаза заслезились от натуги. Я нехотя оторвал взгляд от размытых отцовских очертаний и тупо уставился на перепутанную бороду рыболовных лесок.
До невозможности, до зуда в пальцах захотелось мне вдруг найти ту затерянную в узле петельку, потянув за которую, он, наконец, распустится…
После этого случая отношения с отцом заметно похолодели. Он не кричал, не ругался, а пребывал постоянно в странной спружиненной сдержанности. Выражение холодного разочарования мутной толстой линзой поместилось между мной и его взглядом. Общение ограничивалось теперь дежурными фразами. Мне вдруг стало неловко долго находиться в его компании, ему - в моей.
Оно и понятно. Сколько ему пришлось обо мне выслушать, сколько раз пришлось за меня извиняться и краснеть.
Наверное, он так и не простил…
…В общем, та рыбалка была последней.
Наша семья оплатила Женькино лечение. Когда он вернулся из больницы, мама снарядила меня в извинительный рейд. Собравшись с духом, прикупив настолку и сладости, я побрел к Женьке домой. Но его родители и слушать ничего не стали. Практически без слов развернули меня обратно.
Дома на пороге меня встретил отец. Молча взглянул на пакет с отвергнутыми дарами, усмехнулся и, развернувшись, ушел к себе в комнату.
Потом много еще чего случилось. Но дружба с отцом навсегда ушла в прошлое. Мы избегали друг друга. И почти не общались. Этот случай с Женькой словно лезвие гильотины, нависал над нашими с батей отношениями. Я и так и этак пытался завести разговор, попросить прощения, или, может, рассмешить даже. Лишь бы только его равнодушный взгляд потеплел, лишь бы увидеть его улыбку. Но все не получалось как то, не сходилось.
Между тем, время шло. События неслись стремительно. Суетились, толкались, переплетались. Отчисление из техникума, повестка, военкомат, проводы...
Я ушел служить, так толком и не поговорив с отцом.
…А он умер от инсульта, пока я был в армии.
А потом…
___________
⁃ Потом я встретил самую лучшую девушку в мире, - зарычав, я потянулся зубами к Дашкиному уху, - и тут же ее съел.
Даша ловко увернулась и рассмеялась. Встала с дивана.
⁃ Чай будешь? - снова вернув себя в задумчивый вид, поинтересовалась она.
Я кивнул. Состроил наигранно веселую гримасу. Только что рассказанная история показалась вдруг нелепой и неуместной. Отчаянно захотелось тут же поменять тему и настроение.
⁃ Почему ты раньше мне этого не рассказывал?
Я пожал плечами. Промолчал. Не стал углубляться в причудливые завихрения памяти, объясняя про фоновое бормотание кухонного телевизора, что транслировал старый битловский концерт. Как та самая, затерянная среди хитов отцовская песня разбудила вдруг что-то давно и крепко уснувшее. Как в одно мгновение сделала меня уязвимым. Слабым и нервным. Словно нечто огромное и забытое перевалилось вдруг набок, обдав нутро ледяным дыханием.
⁃ Знаешь, - она, глядя куда-то в сторону замерла перед дверью на кухню, - я бы на твоем месте все-таки извинилась перед Женькой.
⁃ Сколько лет прошло, - я нервно сглотнул, пряча взгляд, - думаешь, ему это надо?
⁃ Не знаю, - пожав плечами, снисходительно улыбнулась Даша и пошла ставить чайник. Уже из кухни, убавив наконец громкость телика, закончила, - может это тебе надо?
Глава 3. Работа над ошибками
Дверь открыл жирный засаленный увалень. Небритый, с черными кругами под мелкими глазками. Я чуть попятился от неожиданности и уперся взглядом в его нестриженные грязные ногти.
⁃ Че пришел? - смерив меня презрительным взглядом, выплюнул он.
Только сейчас дошло… словно обухом по голове стукнуло… это ж Женька.
Я весь подобрался и попытался выдавить добродушную улыбку:
⁃ Извиниться хотел.
⁃ Ну извиняйся.
Я замялся. Затих. Не так представлялась мне эта встреча. Думал, хоть зайдем, посидим. Чай… печенье…
⁃ Извини, - только и смог выдавить. Захотелось вдруг ретироваться скорее.
⁃ И все?
⁃ Я был не прав, - растерявшись, я сделал шаг назад, - и очень сожалею о том, что тогда сделал.
⁃ Ну допустим, - хмыкнул Женька и скривил рот, запуская язык в дальнюю зубную дырку. После чавкающей паузы, продолжил, - за себя ты извинился. А за папашу своего?
Я нахмурился:
⁃ В каком смысле?
⁃ А ты не знаешь?
⁃ Не знаю.
Сальный жирдяй ухмыльнулся, открыл было рот, но из глубины квартиры послышался женский голос. Видимо, мать.
⁃ Жень, кто там пришел?
Он тут же развернулся и проорал вглубь жилища:
⁃ А ты выйди, сама глянь.
Через несколько молчаливых секунд за его спину прошаркала невысокая размытая фигура. В полутьме коридора лица Женькиной матери я так и не увидел. Она замерла на мгновение и сгорбившись, поплелась обратно.
⁃ Гони его в шею, - глухо буркнула мать и захлопнула за собой дверь комнаты.
Женька вновь развернулся ко мне и с наигранным наглым разочарованием развел руками.
Но мне уже было не до него и уж тем более не до его обиженной матери. Преодолев стыд и отвращение, я приблизился почти вплотную и сдвинув брови, пробормотал:
⁃ Ты говорил про моего отца…
Тот ничуть не стушевавшись, распушил ноздри и выпятил подбородок:
⁃ Пока я дома лечился, папашка твой к нам приперся. Тебя отмаливать. А мой отец пошел его с лестницы спускать.
Женькины слова, словно помойные брызги, летели прямо в лицо. Столько злобы, столько ненависти. Неужели я во всем этом виноват?
⁃ И как? Спустил? - вырвалось из меня язвительным, намекающим на конфликт тоном. Я уже догадался, чем для Женькиного отца закончилась тогда эта затея, но все равно очень захотелось послушать…
⁃ Пошел вон! - злобно загудел Женька, - Скажи спасибо, что мы еще и отцовское сотрясение на вашу гнилую семейку не повесили.
Я вышел из подъезда. С облегчением втянул в себя холодный ноябрьский воздух, поднял воротник и воткнув руки в карманы пальто, двинулся в сторону автобусной остановки.
Редкие машины уныло месили слякоть дворовых дорог. Костлявые остовы деревьев по сторонам тротуара облетали последними листьями. Теряясь в оттенках осенней серости, тускнели хрущевки.
Не в силах больше себя сдерживать, улыбнулся наконец.
Выходит, отец тоже нахулиганил. Я вспомнил наш с ним разговор тогда на рыбалке. Батя остался верен себе. Исправить, переломить, изменить ход событий… Эти установки прочно засели в его характере. Видимо, по-другому не мог. Вот и поперся за меня извиняться.
Стало теплее. То ли от пешей прогулки, то ли от всколыхнувшейся вдруг памяти.
"Хулиганы, значит..."
Я с удовольствием вздохнул и огляделся, отметив про себя знакомые закоулки.
Когда-то давно это был мой район. Здесь неподалеку все еще жила мама и старые школьные товарищи. Среди уютных дворовых лабиринтов притаилась моя школа, уперся в тупик старый спортзал. Застывшим в янтаре доисторическим насекомым притулилось к соседним домам причудливое здание квартальной котельной. Оно походило на стимпанковский фабричный цех, весь опутанный стекловатными худыми трубами. Трубы эти все время пыхтели, вибрировали и сквозь сорванные краны то и дело пускали долгие струи густого пара. Будучи шпаной, мы излазили котельную вдоль и поперек. А когда подросли, высиживали там свои первые подростковые проблемы. Пиво, сигареты, девчата, драки… Все варилось вокруг этой котельной. На пару. Буквально.
Я оставил эти места после армии. Переехал в другой конец города на съемную квартиру. Потом перетянул туда Дашку.
Поежившись вдруг от странной, до конца не осознанной догадки, я снова зарылся носом под воротник.
Как же гадко все получилось. Как тупо, буднично…
Драка, рыбалка, служба в армии, инсульт…
Как такие простые слагаемые умудрились сложиться в такую сложную, нерешаемую формулу?
Наверное, от этой сложности я и сбежал. Подальше от всего, что напоминало об отце. Не знал, как справиться с утратой, как заслужить прощение не существующего больше человека…
Да и сейчас не знаю.
Кривые тропы вывели к знакомому дворику. Старые обшарпанные лавки, навес из костлявых ноябрьских яблонь, ущербный, будто обгрызенный бетонный козырек над подъездом.
Я остановился, не в силах оторвать взгляд от сидящей на лавочке женщины в старушечьем пальто и теплом платке. Углубившись в свои мысли, она методично качала перед собой детскую коляску. Кого-то эта тетка мне безумно напоминала. Кого-то яркого, но тем не менее ускользающего из памяти.
⁃ Любовь Петровна? - выдохнул я, удивившись своей же догадке.
Женщина подняла тусклый взгляд и задумчиво кивнула. Я тут же поспешил пояснить:
⁃ Я Данькин знакомый. Вы не помните?
⁃ Конечно помню! - она, будто проснувшись, расплылась в добродушной улыбке, - Сережа? Тебя же Сережа зовут?
Чуть замешкавшись, я кивнул и улыбнулся в ответ. Не помнит. Совсем не хотелось её поправлять. Пускай будет Серёжа. Казалось, скажи я ей что-нибудь поперёк, она тут-же, шурша рассыплется по хилой лавочке, как сгнивший осенний лист.
Я кивнул на коляску и весело сощурился:
- Данькина дочурка?
Любовь Петровна отвела взгляд и вздохнула:
- Данькина.
- Как он сам поживает-то?
Она пожала плечами и всё также, не поднимая взгляда, отбормоталась:
- Программист... С женой в Грузии...
Я удивлённо вскинул брови. Наружу против воли полез злобный, бахвалистый смешок. "Сбежал, значит"
Сделав над собой усилие, промолчал всё же.
- А дядь Миша?
В ответ она с натугой выкрутила вбок шею, повела плечами, словно пытаясь сбросить с себя цепкий тяжелый груз. Будто ей физически больно. Невольно наблюдая за ее судорогой, я успел пожалеть о необдуманном, быть может излишне фамильярном вопросе.
Любовь Петровна наконец взяла себя в руки и пробормотала глухо, как из-за стенки:
- Мишенька на СВО ушел. Добровольцем. Уж почти год как пропавшим без вести числится.
Я нахмурился и отступил на шаг. В мозгу вдруг засвербила мысль, что всё вокруг - какой-то странный, Кэрролловский сон.
Вот так новости. Дядь Миша на СВО…
Дядь Миша…
Что такого могло случится, чтоб этот божий одуван решил сорваться за ленточку.
- Сереж, - Любовь Петровна, встрепенувшись, выдернула меня из раздумий, - может поможешь на этаж затащить?
Я кивнул, и все еще придавленный судьбами семьи Савельевых, машинально схватился за коляску.
Любовь Петровна аккуратно вытащила подхныкивающий сверточек, бросила в меня быстрым хвастливым взглядом состоявшейся бабушки и поплелась открывать дверь подъезда.
__________
Нежно по-матерински наблюдая, как я отхлебываю горячий чай и закусываю свежими курабье, она погрузила локти на стол и задумчиво забормотала:
- Когда это все началось, они с отцом разругались вдрызг. Мы всегда ему всё позволяли, входили в его положение. Но здесь Миша почему-то уперся. Дошло до того, что назвал Даньку трусом. Тот его - тряпкой. А он заявил, что знать его больше не хочет. Сынок взял супругу и рванул в Грузию. После уговоров оставили нам Катеньку. На время, вроде как, - Любовь Петровна умолкла и часто заморгала вмиг заблестевшими глазами.
Я тоже замер. Лихорадочный поиск подходящей фразы закончился провалом. На поверхность выплыло глупое:
- Не переживайте. Всё устаканится.
Она напряжённо молчала. Наконец из глаз покатились тихие слезы:
- Вот скажи, Серёж, - почти зашептала Любовь Петровна, - где тут трусость? Ну зачем мальчику эта чертова мобилизация? Ему жить надо..., - она махнула рукой и отвернулась, - Потом я и с Мишей на этой же почве разругалась. Ну кого он взялся из себя строить на старости-то? Тарас Бульба ты, говорю, недоделанный. А он меня... пощечиной... потом молча собрался и уехал.
Она наконец разрыдалась в голос. Закрыла лицо руками. И сквозь ладони горько заголосила:
- Какая же я дура, Серёж. Дура.
В соседней комнате захныкала малявка.
Вмиг успокоившись, Любовь Петровна вскочила и вытирая на ходу лицо, помчалась к внучке.
Минут десять спустя снова вернулась на кухню. Усталая, ещё больше осунувшаяся. С красными сухими глазами и безразличным выражением лица.
Я все это время провел в задумчивом оцепенении, пытаясь натянуть на дядю Мишу образ Тараса Бульбы.
Кружка опустела. Последнее печенье осталось одиноко лежать на тарелке.
- Доедай, - тихо выдохнула она, кивнув на стол.
- Спасибо. Не могу больше...
Мысли потяжелели, скрутились в мокрую тряпку на отжиме. Глупая воспаленная идея придавила вдруг, навалилась грузом.
А ну как был бы мой батя в роли сурового гоголевского казака? Достал бы тогда берданку, да шмальнул мне в дышло с пафосным: "я тебя породил..."
Я отогнал дурацкие образы и призадумался.
А ведь правда, что мешало ему на той рыбалке врезать мне хорошенько... выбить дурь из башки... наорать, в конце концов?
Нет же.
Просто молча встал и ушел...
Сам же учил идти против обстоятельств, не пускать их на самотёк, не оставлять все как есть.
А ведь с той поры ничего-то толком и не поменялось. Старый, бородатый лесковый узел между нашими удочками так и пылится где-то на чердаке дачного домика.
Может, пора бы его уже распутать...
Я вздохнул. Хлопнул себя по коленям и встал из-за стола.
Злоупотреблять гостеприимством совершенно не входило в мои планы. Пора и честь знать.
Буркнул пару слов сочувствия и потянув неловкую паузу, все же решился спросить:
- Данька хоть связь с вами поддерживает?
Любовь Петровна промолчала.
- Ну, - все не унимался я, поражаясь своей же бестактности, - хоть помогает чем?
Покачала головой:
- Он там сам бедствует. Наверное,
- А как же вы? - я окинул взглядом квартиру, - на одну пенсию...
Она устало пожала плечами:
- Раньше хоть Мишенька что-то присылал, а теперь да... - Любовь Петровна резко прервалась, сделав вид, что прислушивается к шорохам из детской, затем стыдливо отвела взгляд, - Забегалась я с Катюшей. Устаю так, что сил нет. Руки опускаются. Вон, - она отмахнулась и закрыла глаза ладонью. Голос снова задрожал, - даже штору не могу повесить.
Вздохнув, я осмотрелся. Ухоженная на первый взгляд квартира из последних сил держала достоинство. На стенах кое-где отстали краешками обои, розетка над диваном еле заметно топорщились из стены, в люстре не горела одна из лампочек. Со стороны ванной доносился слабый стук капель из подтекающего крана. Дому не доставало мужской руки.
Собравшись с силами, я обнадеживающе улыбнулся.
⁃ Все будет хорошо, Любовь Петровна. Вы держИтесь.
Вышло фальшиво...
Я все еще старался на нее не смотреть. Было отчего-то стыдно. Неловко. Память то и дело издевательски подкидывала образ бойкой бабищи, орущей на несчастного мужа.
Реальность же, словно хук в челюсть, выбивала почву из-под ног.
Она развернулась, встала у окна. Вся неказистая, блеклая. Медленно провела ладонью по пыльному подоконнику и глухо пробормотала:
⁃ Хоть бы уж похоронные пришли, что ли… Сил никаких нет…
Я застыл, опешив. Ее слова заскоблили по нутру, будто железо по стеклу.
Да что она такое несёт?
Это ж до какой степени циничной мерзости нужно дойти, чтоб вот так вслух рассчитывать на посмертную компенсацию за пропавшего без вести мужа?
Ишь… миллиончиков халявных захотелось?
Я упёрся в нее решительным взглядом, намереваясь выплюнуть что-то злое, ехидное…
Но волна ненависти отчего-то всё не вздымалась. Чувство попранной справедливости не бурлило. Перед уставшей, сломленной женщиной мне по-прежнему было стыдно и неудобно.
Неожиданное осознание жуткой, черной тоски волной мурашек вдруг хлынуло за воротник.
Я передёрнул плечами, сглотнул ком и дотронулся до ее вздрагивающей руки.
⁃ Теть Люб, - не заметил даже, как перешел вдруг с официального обращения на человеческое. Домашнее. Отчего-то язык больше не поворачивался называть ее по имени-отчеству. Я кивнул на темно-зеленое махровое полотнище, сложенное на комоде у подоконника, - А давайте я вам штору повешу…
Глава 4. Узел
Такси остановилось у самого шлагбаума. Я вылез наружу и потянулся. Осмотрелся. Сонное, припорошенное белесой моросью, озеро помельчало, осело. Чахлые мостки пристани обнажились метром худых деревянных ножек. Костлявые яблони и абрикосы издевательски кривлялись, выстроившись вдоль ухабистой обьездной колеи, что вела к дачному домику. Всё было как в зазеркалье. Одновременно знакомое и чужое. Будто яркие летние краски детства сменились вдруг голой серостью поздней осени.
Постаревший, скукоженный Семеныч медленно вышел из сторожки и молча уставился на меня исподлобья. Не узнал.
- Можешь не открывать, дед, - припустив окошко, обиженно заверещал таксист, - я все равно дальше не поеду.
Я склонился к водиле и с досадой шлёпнул ладонью по крыше:
- Чего это? Мы же договаривались!
- Дружище, ты меня про этот лунный пейзаж, - он сквозь стекло кивнул носом на шлагбаум и ведущую к даче дорогу за ним, - не предупреждал. Я не горю желанием здесь подвеску оставить.
- Да мой батя тут на раз-два проскакивал.
- Ну и флаг ему в руки, - буркнул таксист, резво закрутил окно и дал заднюю.
Сморщенная физиономия Семеныча расплылась в беззубой улыбке:
- Андрюшка на белой семёрке - твой батя?
Я кивнул.
Дед протянул костлявую пятерню:
- Давно вас не было. Ты уж привет ему передавай.
Я пожал руку и согласно улыбнулся. Не хотелось рассказывать каждому встречному-поперечному о смерти отца.
Отвязавшись, наконец, от Семеныча, обошел шлагбаум и побрел по объездной дороге к виднеющейся среди костлявых крон, крыше нашего домишки.
Неожиданный ледяной ветер ударил в лицо. Я поскользнулся на камне и чуть не рухнул в мерзлую слякоть.
Выровнялся.
Захотелось курить.
Остановился, прохлопывая карманы. Унимая невесть откуда разыгравшееся сердцебиение. Протер заслезившиеся от ветра глаза. Вставил сигарету в зубы, и не отрывая взгляда от дачного домика, уселся на корточки.
Сердце лупило в ребра - будь здоров!
Глаза, не переставая, слезились. Чертов ветер.
Я усмехнулся.
Только сейчас дошло, насколько это была идиотская затея. Приковылять в богом забытую глухомань, чтобы что?
Узелок распустить?
Я встал. Медленно побрел дальше.
Проклятый ветер всё въедался в глаза, раздувал искру негодования, злобы на себя самого.
Что я вообще здесь делаю?
Ну распутаю этот дурацкий узел, и что?
А может и не распутаю...
Вообще наплевать.
От странной непонятной злобы в горле встал ком, желваки разыгрались, кулаки сжались до белых костяшек.
- Наплевать, - прорычал я вслух.
В памяти всплыл образ отца, медленно уходящего от меня по этой дороге. Захотелось окликнуть его, схватить за плечо. Развернуть. Попросить... потребовать вернуться к чертовому узлу там у рыбацкого причала на травяном склоне. Объясниться, поговорить.
- Наплевать, - снова хрипло вырвалось из моей глотки.
Ветер с небывалой ледяной силой ударил в лицо.
Тебе же тоже было наплевать? Так ведь? На меня. На то, как я переживал, как жаждал твоего прощения. Как пытался украдкой выхватить серость уставшего взгляда. Вдруг там хоть тусклой искрой, хоть призрачным намёком мелькнёт что-то кроме наведённого равнодушия, кроме сдержанного спокойствия. Как ждал любой самой дряхлой, неказистой шутки, раз и навсегда рванувшей бы пузырь взаимной гордыни.
Как хотел ощутить тяжелую ладонь в волосах.
Тысячи раз представлял, как ты войдешь ко мне в комнату, подвинешь кубок на полке, и попросишь напомнить, сколько раундов я тогда отстоял.
Я кивну, задыхаясь от радости. Вскочу с места и начну торопливо и сбивчиво, словно боясь не успеть, рассказывать ход поединка. Уклоняться, махать руками, и в лицах пересмеивать тренера и соперника. Ты улыбнёшься, потреплешь мой чуб и, дослушав, предложишь растратить ближайшие выходные на рыбалку…
Эх…
...мечтал о прощении, а даже прощания не заслужил…
Мама говорит, что ты только обо мне и твердил перед смертью.
Что ж, я верю, пап…
Верю…
Отредактировано Ckazka (2025-12-05 10:12:28)
- Подпись автора
Z
пояснить. Ты плюсик поставил за внимательность и отзывчивость куратора к просьбам трудящихся или просто немолодая рука дрогнула? 
Аблакат - наше всё! Ибо!
